– Туда правьте. Вон прямо между теми высокими скалами держите курс. Кормовой якорь можно бросить – потом, если что, подтянем корабль назад. Канат очень длинный – до дна достанет. – Вы хорошо помните то место? – уточнил Муса. – С точностью до метра не скажу – я тогда был не в том состоянии, чтобы подобные мелочи запоминать. Ночью все случилось: мы сбросили зонд; отлетели почти на всю длину кабеля; начали совершать посадку; шасси коснулись земли; двигатель вовсю сбавлял обороты; кто-то уже потянулся к двери. Шум-гам, какие-то вспышки снаружи, фары машин временами слепили – рядом с автотрассой это было. В общем, все как обычно – рабочая суета. А потом вдруг резкая боль и падение. Удар, вода со всех сторон, мир кувыркается, солнечный свет непонятно откуда, я вываливаюсь в дверной проем. Рядом еще кто-то выскочил, но попал под лопасти – слишком далеко отпрыгнул, а машина набок заваливалась. Потом Анфиса… рука… Вон там, видите – скала плоская? Под ней я на мелководье выкарабкался. Обернулся, а пузыри поднимаются где-то вот здесь. Время местное было примерно такое же, как сейчас, и вода стояла примерно так же – низшая точка отлива, сильных течений в такой фазе не бывает. Значит, воздух этот вряд ли сносило далеко – он вырывался прямо над местом, где лежал вертолет. Я так думаю. Потом пытался с плота его рассмотреть, но глубоко очень, и солнце в эту впадину не заглядывает. Лот показывает препятствие и перепад глубин, будто холм там на дне: видимо, это и есть вертолет. Пытался подцепить кабель, но ничего не вышло – дно неровное, все в кораллах, крюк цепляется за них и ломается, или веревка рвется. Покрепче надо, да где ж ее взять. Сейчас, кстати, лучшее время для погружений: низшая точка отлива и нет течения. – А может, это просто риф, а не вертолет, – неуверенно предположила Дина. – Может, и так, хотя вряд ли. Вертолет – не пушинка, его не могло отсюда унести. Он лежит именно здесь. К тому же, когда на плоту здесь ходили, видели иногда радужные пятна. Горючее или масло просачивается и всплывает. Не сомневайтесь – машина сейчас прямо под нами. Макс не разделял его уверенности – только сейчас до него всерьез начала доходить вся авантюрность замысла Эна. То, что риск колоссальный, он и раньше понимал, но дело теперь не в нем. Ширина расселины в этом месте не превышала сотни метров. Если учесть, что в точке падения вертолета глубина достигает тридцати восьми, то страшно представить, какой рельеф дна при таких перепадах. Вертолет мог скатиться по склону очень далеко, а времени на поисковые работы у них нет. Что касается пятен горючки, то это объяснить просто: сюда за два года столько всего набросало, что одна-две машины могли легко оказаться здесь, напротив парочки высоких скал, которые Эн выбрал ориентирами. Содержимое их баков потихоньку отравляет воду, вводя народ в заблуждение. Маловероятно, конечно, но ничего невозможного в таком совпадении нет. Даже если все хорошо и Эн не ошибается, то все равно идеальной точности не достичь. Макс может оказаться в двадцати метрах от вертолета и не заметить его. Допустим, скала будет закрывать или стебли дровяка – на таких глубинах он, возможно, как баобаб разрастается. Эн, будто прочитав его нерадостные мысли, уточнил: – Максим? Все в порядке? На тебе лица нет. – Я почти уверен, что ничего у нас не получится. О чем вы вообще думали?! Все поставили на карту – почему-то решили, что я смогу достать этот проклятый ящик!.. – Не сомневайся в себе, у тебя все получится, – уверенно заявил Эн. – Ты же сам говорил, что до вертолета достанешь. Не начинай дергаться в последний момент. – Я не дергаюсь. Я не обещал достать – я говорил, что шанс есть. А может, и нет… Но не это главное – боюсь, что вообще его не найду. На такой глубине и освещенность плохая, и мысли путаются, и растеряться легко… – Не бойся. Хотя глубина и большая, но это не означает, что там полный мрак: будет немногим темнее, чем на пяти метрах. В тропических морях вода очень чистая – муть не будет мешать. Просто оглянись по сторонам, когда доберешься до дна. Вертолет ты ни с чем не перепутаешь – он обязательно будет рядом. Ты, возможно, прямиком на него угодишь – смотри, не поцарапайся. Дина, напряженно прислушиваясь к разговору, решила добавить трагизма и чуть не плача проговорила: – Туда Максим нырнет с грузом, а как выберется? У него не будет воздушного шара, про который он рассказывал. – Можно привязать к нему несколько пустых бутылок, – предложил Муса. – И два груза дать: большой и малый. Большой на дне сразу бросит, а малый – уже когда все закончит. Бутылки его наверх потянут. Макс предложения не одобрил: – Нет. Они только мешать будут, да и быстро с ними не поднимешься. Мне ничто не должно мешать – на таких глубинах это опасно. И чтобы быстро подняться, их понадобится, наверное, не меньше сотни. Нет, Муса, лишнее это. Дина не сдавалась: – У нас в Липе есть мальчик, который отлично ныряет. Он собирает королевские мидии на глубине пятнадцати метров. Глубже даже он не может. Один раз попытался, тоже с грузом, и не добрался до поверхности – потерял сознание. Хорошо, что с товарищами был: смогли до него достать и вытащить. Еле откачали. А Максима вы гораздо глубже хотите послать – он там просто умрет! Никто не нашелся с ответом, так что Максу пришлось в очередной раз прервать дыхательную гимнастику. Выпустив сквозь стиснутые зубы отработанный воздух, от сделал пару глубоких вдохов и как можно спокойнее начал рассказывать: – В начале двадцатого века итальянский военный корабль зацепился якорем за камни на дне. Несмотря на все усилия, освободить его не получилось – глубина была семьдесят семь метров, а водолазная техника тех времен слишком примитивной. Когда погиб один из ныряльщиков, капитану порекомендовали местного рыбака. Звали его Яргос, и про него говорили, что он умеет нырять на сто метров. Он пообещал достать до якоря. Ему не поверили, но и отказываться от услуг не стали. Перед погружением Яргос прошел медосмотр, после чего врач потребовал отстранить его от работ. Но безуспешно – разрешение было дано. В итоге Яргос совершил три погружения, сумел найти якорь и привязать к нему дополнительный канат, после чего его смогли вытащить. По сути, он сделал то, что должен сделать я: уйти на дно с грузом, выполнить поиск, совершить простую работу, подняться. Рост у Яргоса был чуть выше среднего, объем грудной клетки тоже не сильно отличался от заурядного, а еще у него при медосмотре обнаружили эмфизему легких – из-за этого врач и потребовал отстранить его от работы. Я по всем параметрам лучше: если рост в принципе серьезной роли не играет, то объем грудной клетки важен, а он у меня гораздо серьезнее. Я ничем не болен в отличие от него. Когда увлекался фридайвингом, меня один раз испытывали в барокамере при давлении в три атмосферы, и я легко это перенес. Именно тогда мне сказали, что я создан для глубины, и об одном сожалею – так и не решил заняться всерьез. Интересовался, но поверхностно. Кстати, нынешние запредельные рекорды фридайверы начали устанавливать, когда возродили способы таких людей, как Яргос и те же ныряльщицы за жемчугом. Ладно, отвлекся. Что мы имеем? Больной грек, незнакомый с современными методиками рекордных погружений, легко работал на семидесяти семи. И я – молодой и здоровый, с врожденными задатками фридайвера, отличный пловец с большими спортивными перспективами. Яргос сделал это за копеечное вознаграждение и разрешение рыбачить с помощью взрывчатки. А я… Думаю, не надо вспоминать то, из-за чего я на это иду: за такую награду Яргос, наверное, жить бы согласился возле того якоря. – Ради Леры? – тихо уточнила Дина. – И ради нее в том числе. На меня сейчас столько всего давит, что я и на пятьдесят согласен пойти – оно того стоит. И еще – я новичок во фридайвинге, и это плюс. Парадокс, но у тех, кто тренировался всерьез, постепенно, начиная с малых глубин и далее по нарастающей, в организме происходят изменения, из-за которых при всплытии возрастает риск потери сознания. Это называется блэкаут. Со мной, конечно, это тоже может произойти, но тут уж на вас вся надежда. При поднятии наиболее опасны последние метры. Вот, – Макс поднял корзину плотного плетения, обмазанную липучкой, бросил Мусе. – Отрежь у нее дно, потом сядь у кормы, погрузи немного в воду и смотри через нее вниз. Очень облегчает наблюдение. Когда увидишь меня, следи в оба. Если перестану двигаться, сразу ныряйте и вытаскивайте. Откачать, надеюсь, сможете… если достанете. – Попробуем, – неуверенно ответил Муса. Дина не успокоилась: – А если ты потеряешь сознание на дне? Тогда что?! Никто до тебя не достанет! Мы тебя даже не увидим там! – Риск блэкаута на большой глубине минимален. Он резко возрастает при понижении давления, потому и опасны последние метры. Как правило, фридайверы отрубаются на отметке около пяти метров или даже на самой поверхности. При этом они не понимают, что с ними происходит, – просто неожиданно отключаются. А на дне вырубиться трудно – разве что ухитришься просидеть там очень долго, до полной выработки кислорода. Но это вряд ли – я до предела тянуть не собираюсь. Да и неожиданно это не случится: процесс можно контролировать. Так что ловите меня – очень может быть, что без вас не выберусь. – И еще я слышала, что водолазы погибают, если быстро поднимаются с большой глубины. – Да, это называется декомпрессия. Она может вызвать кессонную болезнь. Но это болезнь водолазов – ныряльщикам она не грозит. У них свое заболевание – таравана, но за один раз я ее не заработаю при всем желании. Можно еще получить баротравму – к примеру, разрыв барабанных перепонок. Но я знаю, как этого избежать, и если не растеряюсь, то уши не пострадают. Все, Дина, хватит! Это надо сделать! Просто надо! Не надо меня лишний раз грузить – и без тебя тошно! Тема закрыта! У вас все готово? Олег указал на плоский камень с отверстием в центре: – Здесь запасной якорь есть – его можно на груз пустить. – Может, якорь с канатом взять? – Дину прямо прорвало на удивительные в своей непрактичности проекты. – Максима можно к нему привязать длинной веревкой, чтобы не мешала. Когда он все сделает, можно будет вытащить его вместе с якорем. Вдруг он… вдруг он там сознание потеряет… на дне, а не наверху… – Не потеряю, – уверенно ответил Макс, хотя уверенности не ощущал. – Оба якоря нам нужны для удерживания корабля над вертолетом, так что пойду с запасным. Все, ребята, пора. Эн кивнул: – Мы сейчас на виду: если в поселке на наблюдательной вышке кто-то есть, может заметить корабль – и гости появятся. Или дозор вернется: прямо напротив нас они обычно стояли. Хоть и сиеста у них, но мало ли… Так что давай. book-read-ads Максим нацепил громоздкую маску. Дина трясущимися руками начала помогать с завязками и ремешком. С ластами возились Жора и Вонючка – один с левой ногой, второй – с правой. Впервые в жизни Макс столкнулся с таким сервисом. Убедившись, что маска сидит нормально, кивнул: – Я готов. – Хорошо. Помни: контейнеры лежат стопкой. Просто вытащи самый верхний – в нем то, что нужно. Второй тоже полезный, но не старайся и его прихватить – не забывай, что тебе еще подниматься. Третий вообще нам ни к чему, но ты до него не доберешься, если не станешь глупить со вторым. Не будешь? – Постараюсь, – невесело усмехнулся Макс. – И еще – возможно, в вертолете остался воздушный карман. Но не радуйся, если его увидишь. Судя по пятнам на поверхности, там вытекает масло или горючка. В этом воздухе концентрация паров топлива может быть очень опасной. К тому же у нас были кое-какие неприятные химикалии – если пузырьки разбились, то они тоже могут там поработать. И еще – спаслись тогда лишь пятеро, из которых не превратился в дикса только я, а всего нас было четырнадцать. При разложении трупов неприятные газы вырабатываются. Если внутри остались тела, то сам понимаешь… Так что не рискуй – даже не пытайся подышать той гадостью. Надейся только на свои резервы. – Понял. – И ты, главное, вернись… вернись… – Динка чуть ли не с ужасом это произнесла – видимо, только сейчас представила, какая под ними бездна и как страшно там оказаться. Ее страх начинал его заражать. * * * Серия торопливых вдохов-выдохов. Гипервентиляция позволяет подольше оставаться на глубине, но действие ее двояко коварно – благодаря ей можно заработать проблемы, еще не начав погружения, или дезориентироваться на дне. Так что не стоит злоупотреблять. Макс, делая последний вдох – заполняя весь объем легких, – задрал голову. Руки товарищей, сжимающие обрезок неказистого каната, разжались почти одновременно. Только что Макс стоял на неровном каменном диске, и вдруг его будто выдернули – стремительно ушел под воду, глядя, как расширяется над головой круг сверкающей морской поверхности. Руки Макса крепко сжимают бамбуковую поперечину, привязанную к канату; пятками он ловко подцепил узел над якорем, так что погружается строго вертикально, ногами вниз – как оловянный солдатик. Хочется посмотреть в сторону дна, но нельзя – скорость большая, и сопротивляющаяся водная стихия может сорвать громоздкую маску. Все же Эн перемудрил с завязками и ремешками, да и липучки не пожалел – вышло сложно и ненадежно. Надо будет переделывать – желательно добиться той же конструкции, как на фабричных изделиях. Они компактны и без излишеств – сейчас бы не помешало. Если выберется из бездны, то сделает. Хотя и эта ничего – сойдет. Удачно получилось: внутренний объем при всей громоздкости оказался невелик, так что он не потеряет много воздуха на выравнивание давления. Почти сразу начало закладывать уши и с силой прижимать к лицу ободок маски – не зря обычные дайверы предпочитают плавные погружения. Пришлось стравливать воздух через нос. В черепе человека масса полостей, негативно реагирующих на такие перепады, – приходится их успокаивать доступными способами. Легче всего это делать, закрывая нос и пробуя при этом сделать через него выдох, но в самодельной маске это выполнить проблематично, к тому же и опытные ныряльщики поступают иначе. Макс, может, и не слишком опытен, но умеет – надо всего лишь особым образом сглотнуть несколько раз, и все придет в норму. Вода начала сдавливать грудь и живот, кишечник недовольно заурчал, изо рта непроизвольно вырвалась россыпь мелких пузырьков. Будто сверкающие алмазы, они быстро ушли наверх – Макс мгновенно потерял их из виду. Интересно, сколько времени понадобится, пока достигнешь дна? Чтобы занять голову абстрактными вещами, Макс попытался это вычислить, но почти сразу понял – его знаний физики недостаточно для таких расчетов. А в следующий миг камень упал на дно, и теоретические рассуждения выбило из головы сильным рывком. Торможение оказалось очень резким – видимо, булыжник успел разогнаться прилично, да и весу в нем немало. Макс, конечно, не был готов к такому удару, но встретил его достойно – не опешил и даже ни пузырька воздуха больше не потерял. Быстро он – дыхательный рефлекс не успел озадачиться всерьез. Рано обрадовался: задача еще не выполнена, а над головой почти четыре десятка метров водной толщи. Если упасть с такой высоты, костей не соберешь, а он выжил. Правда, падение происходило не в воздушной среде. Думай над тем, какой ты везучий и бессмертный, а не о том, как будешь отсюда выбираться в эту самую воздушную среду! Самый главный враг ныряльщика – вовсе не давление на глубине и не морские хищники или ядовитые создания: страшнее паники у него врага нет. Не думай о глубине – страх не дремлет! Думай о чем угодно – хотя бы о недостатках маски. Маска, кстати, несмотря на свою неказистость, работала прекрасно: опустив голову, Макс увидел перед собой темную поверхность крутого склона, местами расцвеченную пестрыми коралловыми постройками. Дровяк, который мог бы серьезно ухудшить видимость, здесь не рос – водорослей вообще мало, и пышностью их заросли не отличаются. Рядом, буквально в трех шагах, на дне чернела исполинская королевская мидия – высунув из щели меж створок мясистое тельце, она куда-то ползла со скоростью улитки, как и полагается моллюскам. Еще неделю назад он был бы счастлив от такой находки, но сейчас не обратил на нее внимания. Левее прямо посреди расселины тянется исполинская труба – метра три диаметром. Приподнята над дном, опирается на ажурные арки, расставленные через одинаковые промежутки. Чем-то напоминает древний акведук, только металлический. Куда она ведет и откуда, не понять – возможно, на десятки километров. Не исключено, что на всю длину расселины – может, эту пропасть для нее и сделали. Вода над металлом странно колышется – похоже на интенсивные восходящие потоки, которые можно наблюдать в кастрюле, поставленной на огонь. Горячая поверхность? Внутри какая-то раскаленная жидкость течет? Не исключено: в этом мире все возможно. На это намекает и чистая поверхность: ни кораллов, ни мидий, даже зеленого налета нет. Это неудивительно, если температура высока. Эн не ошибся – видимость и впрямь прекрасная. Света хватает, разве что сумрачно немного и цвета гораздо хуже различаются. Но это не мешает. Вертолета нигде не было – смутно проступающие на склоне бугры были слишком неровных очертаний, чтобы оказаться летательной машиной. Давя приступ зарождающейся паники, резко обернулся и от облегчения чуть не заулыбался. Он был здесь. В десятке шагов позади. Исполинская туша на ровной круглой площадке, окруженной скалами и провалами. Стоит почти ровно – не лег набок и не перевернулся, как следовало ожидать. Возможно, не успел опрокинуться – или, наоборот, кувырком шел вниз и дна достиг в удобный момент. Как бы то ни было, но условия для работы идеальные. Возле одного из рифов лежит отломившаяся балка хвоста. Между нею и корпусом валяется огромный винт, слетевший с вала. Причем одна лопасть почему-то причудливо изогнулась и торчала перпендикулярно – если смотреть краем глаза, то почему-то очень похожа на фонарный столб. Откуда у машины такие серьезные повреждения? Стукнулась о склон по пути? Непонятно, но Макс не горит желанием это устанавливать – ему просто надо вытащить один ящик и рвануть отсюда наверх, изо всех сил работая ластами. Руки разжались, выпустив бамбуковую поперечину. Все, этот якорь останется здесь навечно в память о великом свершении Макса. И хорошо, если не надгробным… Стоп! О таком не думать!!! Двигаться надо осторожно, неспешно – торопливо выиграв секунду, можно перерасходовать кислород, которого у него немного. Плавно, больше работая ногами – даром, что ли, для него ласты сделали? И думай! Думай! Над каждым шагом думай! Мозг в таких условиях работает вполсилы – не позволяй себе ошибаться! Вот и вертолет. Какой же он огромный… Дверь, как и рассказывал Эн, раскрыта. Из сумрака вырвалась стайка каких-то длинных остроносых рыбешек, обогнув Макса с двух сторон, растворилась в пучине. Их присутствие немного утешило – если мелочь там крутится, значит, вряд ли затаился крупный хищник. Осторожно коснулся металла. Будто и дня под водой не пролежал – ни малейшего клочка тины или пятна ржавчины. Или его не берет коррозия? Да какая разница – Макс сейчас об этом думает лишь для того, чтобы отвлечь мозг от панических мыслей и подавить дыхательный рефлекс. Плавные движения, отвлеченные рассуждения – все ради одной цели. Своеобразный самогипноз.