На первые следы боевых действий наткнулся уже минут через десять. Прямо через лес проломилось несколько единиц гусеничной техники. Деревья свалены, упавшие стволы частично ошкурены траками, а иногда и жестоко расщеплены. Местами попадаются следы пуль, а один раз Тоха поднял с моховой подушки автоматную гильзу, остро пахнущую сгоревшим порохом. Дальше продвигался еще более осторожно, хотя куда уж больше… Правее то и дело начинали гудеть моторы – в поселке продолжалась нездоровая шумиха. Но в лесу тишь да благодать – только редкие следы войны нарушают душевный покой. Еще через десяток минут Тоха выбрался к подбитому бронетранспортеру. С опушки поляны усмотрев зеленую тушу, присел в кустах, изучил ее внимательно. Быстро понял – техника не Синельникова. Скорее всего, свинки докатались. Машина не сгорела, да и с виду почти целая. Если не считать чернеющей пробоины в передней части. Тут даже Тохе стало понятно – танкисты постарались. Врезали подкалиберным. Взрыва, как он понял, такой снаряд не дает – просто кусок железяки, без взрывчатки. По сути, наконечник лома из особых сплавов и идеально выверенной формы. Дротик индустриального века. Способен прошивать корпуса танков, а БТР ему – как матерому тираннозавру пачка чипсов. Скорее всего, насквозь пролетел, даже не заметив препятствия. По пути перемолотил в рубленый фарш всех, кто попался, тем же самым грязным делом занимались и осколки разбитой брони. Выбраться из укрытия для детального осмотра вражеской техники Тоха не решился. А вдруг там остался кто-то живой? Или сейчас сюда вернутся свинки – забрать подбитую технику на металлолом. Да и на фига ему нужен этот стальной гроб? Обошел полянку десятой дорогой, уткнувшись при этом в кладбище. Идти туда не стал – обогнул и его по лесу, а уж затем, прячась за кустами, выбрался к шоссе. Всего лишь час назад их колонна ехала по этой дороге с демонстративной наглостью. Было отчего наглеть: имелся танк с отличным экипажем из опытных офицеров, новенький бронетранспортер, самоходка с мощнейшей пушкой и грузовик с запасом снарядов, патронов и оружия. А теперь Тоха пробирается здесь в одиночку, на собственных ногах, да еще и в одной кроссовке. Как быстро меняется мир… А еще по пути они часто встречали тех, кто пытался ехать по дороге столь же нагло. А может, и не нагло – осторожно крались, ночами. Но они больше не ехали. Расстрелянные машины стояли на обочинах или лежали в кюветах. Иногда смятые гусеницами, иногда частично или полностью обгоревшие. Рядом смердят трупы водителей и пассажиров. Точнее, остатки трупов – зверье, воронье и четвероноги времени не теряли. Да и свинки, если Богданов не соврал, не брезговали человечиной. Но Тохе не нужна была машина – он пришел на дорогу за другим. Зрительная память не подвела: вышел точно куда хотел. У обочины лежит мотоцикл, в кювете обглоданный костяк, почему-то без черепа. Чуть дальше, на пыльной траве, валяется ядовито-синий рюкзачок и какой-то неряшливый узел – похоже на свернутую куртку. Обувью здесь не разжиться – зубастые твари, настойчиво пробираясь к мясу ступней, поработали над ботами неслабо. Да и остатки цивилизованности мешали заняться грабежом смердящих скелетов – брезговал. Подняв мотоцикл, Тоха поспешно покатил его к лесу, по пути прихватив сверток. В кустах изучив трофей, убедился, что это действительно куртка – нарезал из нее себе новый «лапоть», покомпактнее старого. Затем занялся мотоциклом. Бензин в баке был, хоть и немного. Ключи в замке. Остается выяснить – не сломан ли. Если сломан, то дело дрянь: чинить такую технику Тоха не умеет (да и никакую не умеет). Хорошо, хоть ездить в свое время неплохо научился – теперь пригодится. Мотоцикл завелся легко. Отлично – похоже, у Тохи началась полоса везения. Шлема не было – пропал куда-то вместе с головой хозяина, но это не страшно. Гаишников сейчас можно не бояться, а от тех, кого следует опасаться, шлем не защитит. Теперь надо углубиться в лес – где-то там, километрах в трех-четырех, тянется железная дорога. Вдоль нее, как заметил Тоха, идет грунтовка. По ней он и двинется на север. Карты у него нет, но это и не нужно. Рано или поздно путь преградит река – вот вдоль нее ему примерно полста километров надо будет к западу проехать, до города. Места там уже будут относительно знакомые – не заблудится. * * * Новую обувь Тоха обнаружил часа через два, успев проехать восемьдесят километров. Двигался не по прямой – петляя по глухим проселкам, иногда по лесным тропам, бывало и просто по ровному бездорожью. Но все равно удалился от места боя порядочно – наверное, уже на полпути к городу. Передвигающийся отряд свинок ему попался лишь однажды – на той самой дороге, что шла вдоль железки. Издали увидев поднимаемую машинами пыль, Тоха успел укрыться в кустах, откуда и рассмотрел врага. Танк, два бронетранспортера, КамАЗ с автоматчиками. На тенте грузовика виднелась прореха с обугленными краями. Странно, что не сгорел весь, – возможно, эта неприятность в дождь приключилась. Интересно – чем его так некрасиво отоварили и кто? На овсяном поле встретил следы нешуточного боя. Здесь броневыми гробами застыли четырнадцать боевых машин. Танки с разбитыми гусеницами и закопченной броней, изуродованные бронетранспортеры (один даже набок перевернуло), жестоко исковерканные остовы сгоревших «хаммеров». Будь с Тохой мужики вроде Рощина, за минуту бы определили, что здесь произошло и когда. Но таких спутников у него больше не было, а разбираться самостоятельно не хотелось. Кто-то все еще продолжал сражаться всерьез, причем имел достаточно сил для таких вот эпических баталий. Воинских объектов в этих краях хватало – неудивительно, что здесь до сих пор действовали хорошо вооруженные группы или даже приличные подразделения. Людей, кстати, хватало. Когда Тоха ехал на бронированной технике, все было не так: народ предпочитал прятаться, и иногда складывалось впечатление, что их отряд – это последние люди, оставшиеся на Земле. А вот мотоцикла никто не боялся – свинки их не использовали. Проезжая через села, Тоха не раз замечал возню на огородах: то ли хозяева выползли из погребов на прополку делянок, то ли голодающие беженцы заготавливают дары деревенской земли. Несколько раз сталкивался с автомашинами. Из салонов испуганно таращились женщины и дети, мрачно косились мужики всех возрастов, некоторые при оружии. Никто не останавливался при виде Тохи – люди не горели желанием общаться. У всех одна беда, но каждый старается выпутаться из нее по-своему. Один раз Тоха проехал мимо целой кавалькады – на обочине стояло четыре дорогих внедорожника. Чуть дальше, среди кустов, пара мужчин копала длинную яму, возле нее лежало частично завернутое в простыню тело. В сторонке на траве расселись дети и женщины, рядом с ними стояло четверо мужиков с автоматами и ружьями – нехорошо косились в сторону Тохи. Один из них повелительно взмахнул рукой, призывая остановиться и, наверное, пообщаться, но Тоха не стал замедлять хода. Не хотелось ему общаться непонятно с кем, да и приманка он сейчас для мародеров отличная. По нынешним временам богач: крутой автомат, гранаты, патроны. Оружие и боеприпасы сейчас лучшая валюта среди беженцев. От свинок можно заблаговременно укрыться, а вот с крысами труднее – с ними надо решать вопросы с позиции силы. Не всем дано найти убежище, недоступное этим тварям. На узком мосту через маленькую ленивую речку Тоха второй раз встретил свинок. Бронетранспортер и КамАЗ перекрыли проезд – на берегу дымит куча золы и углей, возле нее копошатся десятка полтора тварей. Будь с Тохой пара ребят вроде Лысого, можно было рискнуть – разгромить этот пост и спокойно переправиться, но увы… Самому на такое решиться было невозможно – Тоха не Терминатор. Спасибо, что гады не заинтересовались стихшим внезапно стрекотом мотоциклетного мотора. Возможно, у них просто строгий приказ – жестко держать мост, не рассеивая силы по округе из-за каждого беженца. Пришлось уклониться с прямого пути – пробираться тенистыми тропами по пойменному леску, тянущемуся вдоль преграды, в поисках брода или неохраняемого моста. Благодаря этому Тоха обзавелся новой обувкой. Заметив свежие следы машин, двинулся по ним, выбравшись к броду. Здесь, на крошечном пляже, стоял грузовик, приспособленный для перевозки пассажиров. Кажется, подобную технику называют «вахтовка». Машина, судя по всему, только что переправилась, ее пассажиры устроили себе обед – расположились вокруг расстеленного покрывала, заставленного немудреной снедью. Вооруженный автоматом толстяк поздоровался с Тохой демонстративно дружелюбно и вообще на мародера не походил ни капельки. Охотно пояснил, что глубина брода незначительная и мотоцикл он легко перетащит. Следом тут же поинтересовался наличием патронов и возможностью их покупки. Патроны у Тохи были, оставалось лишь обговорить способ оплаты. Наличная, как и безналичная (деньгами), его не устраивала – деньги ему не нужны. Ни русские, ни американские, ни гондурасские: все валюты мира для него сейчас неинтересны. Да и кому они нужны теперь? Сбылась мечта большевиков – коммунизм наступил… Жаль, не дожили до этого светлого момента. Единственное, в чем Тоха сейчас остро нуждался, – обувь. По пути он уже несколько раз едва не решился на мерзкое мародерство – грабеж обглоданных трупов: тряпка на левой ступне достала. Народ дружно покопался в безразмерных баулах, и вскоре Тоха получил желаемое – парочку почти новеньких кроссовок подходящего размера. Взамен отдал два снаряженных магазина к автомату и одну ручную гранату. Причем так и не понял – переплатил или недоплатил. Каких-либо твердых расценок, разумеется, не существовало – как договорились, так и будет. Повеселевший мужик охотно рассказал о злоключениях своей группы. Оказывается, они драпают аж из Москвы. По его словам, там полный мрак – горожанам, спасающимся из города, приходилось перебираться через кольцевую дорогу под огнем пушек и пулеметов. Свинки расставили технику по периметру и косили народ будто спелую рожь. Ему вместе с парой сотен отчаявшихся мужиков с семьями удалось прорвать этот заслон, выстилая дорогу трупами врагов и своими телами. Оружия было мало – свинок забивали ломами и вообще всем, что под руку попадется. Именно тогда он обзавелся автоматом: трофей. В Подмосковье тоже было невесело – плотность врагов очень велика. В итоге после всех потерь большой отряд распался – мелкими группками выживать было проще. Так и движутся с тех пор сами не зная куда – ищут безопасное место. Тоха предложил ему заворачивать оглобли – направляться на север. Желательно за Полярный круг. Теплолюбивым свинкам там даже летом будет несладко – выжить человеку проще. Но толстяк, похоже, не поверил, а расписывать ему детали, полученные от Богданова, Тоха поостерегся – у него возникнут ненужные вопросы, а то и подозрения. Слишком уж много информации. На другом берегу наткнулся на брошенный уазик. В баке оказалось немного бензина – очень кстати. Перелил горючее в мотоцикл – теперь можно будет проехать еще сколько-то. Спасибо Синему – научил азам автомародерства. Не зря Тоха соляру хлебал – пригодилось. С обновкой езда пошла веселее, да и везло сейчас Тохе – не нарывался на неприятности. А когда добрался до знакомых краев, еще лучше дело пошло. В эти красивые места он частенько выезжал с приятелями и подругами – на шашлыки с винцом, вечерние танцы у костров, хмельные песни под расстроенную гитару, интенсивный трах по прокуренным палаткам. Возвращались домой обычно с невыветрившимися градусами, и встречи с автоинспекцией были категорически противопоказаны. Но при наличии мотоциклов проблема решалась весьма просто – в город пробирались партизанскими тропами, объезжая посты. Сам город в свое время впитал в себя пару окрестных городков и несколько крупных сел, ставших основами для новых кварталов и районов. Между ними осталось немало зеленых зон – вот по ним, если не наглеть, можно чуть ли не к центру добраться, почти не выбираясь на асфальт. Память не подвела – осторожно колеся по тайным тропам, Тоха добрался до города засветло и перед закатом оставил мотоцикл в зарослях камыша на берегу запущенного озерца одной из зеленых зон. Дальше ехать не решился – придется пробираться через городские кварталы, что на грохочущем транспортном средстве делать слишком рискованно. До дома рукой подать – в нормальное время он бы за двадцать минут быстрой ходьбы добрался. Но сейчас далеко не нормальное время – неизвестно, успеет ли он до рассвета обернуться. * * * book-read-ads Неделю назад Тоха, будучи пьяным в дымину, так и не сподобился полюбоваться знаменитым арабатским закатом. Он был демонстративно ленив, циничен, ловко увиливал от любого намека на ответственность и полностью безграмотен во всем, что касалось военного дела. По последнему пункту и сейчас успехов мало, но сдвиги серьезные – он научился не совать голову туда, где существовала вероятность ее отделения от организма. Он научился стрелять из автомата, пистолета и гранатомета. И даже немного из пушки. Он был вооружен до зубов и был готов свое оружие пустить в ход. Тоха изменился. Но его город изменился гораздо сильнее. Город стал чужим. Опасным и враждебно настроенным. Если Тоха из упитанного наивного хомяка с мягкой шерсткой превратился в неразумного крысеныша с короткими клыками и жалкими намеками на агрессивность, то город из цветущего областного центра переродился в закопченный смердящий труп. И этот труп продолжал жить. Парадоксальной жизнью зомби. Хотя слово «жизнь» здесь неуместно: существование. Где-то далеко регулярно постреливали, с частично разрушенных домов то и дело шумно срывались элементы конструкций или куски оконных стекол. В завалах что-то потрескивало и поскрипывало, иногда из них отчетливо доносились стоны. Или звуки, похожие на стоны. Заунывно выли собаки на границе зеленой зоны, иногда среди стен начинало гулять это далеких взрывов. Город вонял. Жженой резиной, едким дымом, гнилью, мертвечиной и почему-то переваренной дешевой рыбой, которую даже не каждая кошка жрать станет. Тошнотворный коктейль был настолько силен, что впору было мечтать об изолирующем противогазе – желудок с трудом удавалось удерживать от рвотных спазмов. Свежего воздуха больше не существовало – смрад, не ослабевающий ни на миг. Просто иногда смердело сильно, а иногда еще сильнее. Но тошнотворная вонь ни на секунду не исчезала. Существование ходячего трупа… Стадия «Сев» продолжалась – свинок здесь хватало. Хотя не настолько много, чтобы перекрыть все пути для продвижения к цели. Теплолюбивые твари с приближением ночи поспешили расположиться вокруг костров – Тоха эти иллюминированные стоянки замечал издали. Жгли они все подряд: автомобильные шины, солярку в тазах, забитых тряпьем, картон и пластик, мебель из досок или фанеры. Дым можно было учуять за квартал – запашок от такого «химического огня» был еще тот. Может, оно было и к лучшему – хоть и противно, но неплохо перебивало невыносимый смрад мертвечины. Тоха пробирался от укрытия к укрытию. Куст, мусорный бак, припаркованная машина, угол здания. Здесь он знал каждую пядь земли – не раз водил этим путем свою драгоценную Ксюшу на озеро. То стрекоз ловить, то мелких карасей удить, то купаться в летний зной, собирая ряску на мокрую кожу. Как она там сейчас, посреди всего этого ада? Дождались ли его? Вдруг ушли? Да куда они уйдут… отец у Тохи, если честно, тот еще рохля. Нет в нем мужской жилки, которая сейчас нужна, – вытащить семью из всего этого не смог бы никогда. Раз свинки не покинули город, жители здесь еще остались. Скрываются по квартирам или, может, в подвалах отсиживаются. Как деревенские по своим погребам. Тоха найдет родителей и Ксюшку. И выведет их к озеру. Блин!!! Он ведь не решил, как они дальше двигаться будут!!! Мотоцикл не потянет четверых… Он совсем об этом не подумал – тупо рвался вперед, к семье, не забивая себе голову вопросом: «А что будет потом?» Потом все просто обязано было быть хорошо. Ладно, изобретет какую-нибудь гениальную идею – он умеет выкручиваться. Сейчас главное – добраться до своих, а там уже будет решать новые проблемы. Со свинками сейчас все просто – главное, не приближаться к их кострам. Да и не было нужды приближаться: все замеченные костры горели где-то в стороне от маршрута, причем далековато. Опасность сейчас в другом – крысы. Стемнело – четвероноги выбрались из своих нор в поисках «завтрака». Кстати о норах – если жители пытались укрыться в подземных коммуникациях и подвалах, идея, получается, не лучшая: твари днем туда же стремятся. Скользнув за очередной угол, Тоха угодил ногой во что-то противно мягкое. В сумерках хорошо рассмотрел, во что вляпался: кроссовка попала в прогрызенное брюхо трупа. Потревоженная гниль выдала волну столь ядреного смрада, что желудок усмирить не удалось – Тоху вырвало скудной порцией едкой желчи. Неудивительно – с раннего утра не ел ничего. Как там Ксюша – ее хоть кормили? Дома особых запасов ведь нет… Хотя на неделю, если не пировать, наверное, растянуть можно было. Крупы разные, макароны. Вот только как их готовить без газа и электричества? А воду откуда брать? Хотя вроде бы на случай проблем с водопроводом какой-то запас родители держали… В густой тени под козырьком ближайшего подъезда послышалась нездоровая возня. Знакомо крякнуло – крыса! Хруст разгрызаемых костей, влажный треск разрываемой подгнившей плоти – у тварей пир. Тоха обошел страшное место десятой дорогой. Скорее всего, чуткие четвероноги его заметили, но не соблазнились на свежее мясцо – у них там хватало еды, и гоняться за новой желания не испытывали. Тем лучше. Редкий случай, когда Тохе хотелось пожелать гнусным тварям приятного аппетита. Он сейчас искренне заинтересован в их сытости. Обогнул улицу, используя в качестве укрытия тень от стоявшего поперек обгоревшего бронетранспортера. Похоже, лоб в лоб столкнулся с танком – передок выглядит очень печально. Это ж как надо было разогнаться, чтобы так пострадать? Или Тоха просто тупит – поработало какое-то хитрое оружие, с действием которого он не знаком? Да какая разница – надо быстрее добраться до дома, а не о ерунде думать. Дальше пришлось спрятаться под сваленный рекламный щит – приближался гул тяжелого двигателя, сопровождавшийся тарахтеньем. Мимо, сияя светом фар, прополз тяжелый бульдозер. За ним, пронзенный стальным клыком в капот, тащился раздолбанный грузовик. Картина ясна – свинки продолжают сбор металлолома. Хорошо бы им туда бомбу закинуть, как тогда, в Геническе обсуждали. А лучше по всей Земле сто тысяч бомб послать – чтобы рванул этот корабль целиком, превратившись в галактическую туманность. Гул бульдозера затих вдали. Все – теперь последний рывок. Тоха почти дошел. * * * По пути домой Тоха не раз пробирался мимо некогда жилых, а теперь вымерших домов. В некоторых из них раньше обитали его друзья или просто знакомые, в некоторых он никого не знал. Район был хороший, и дома содержались в относительном порядке. Чистые дворики с детскими площадками, стальные двери подъездов, магнитные замки и домофоны, цветы и разная декоративная зелень под стенами, разросшиеся саженцы рябины и черемухи. На окнах и лоджиях первых этажей обязательные фигурные решетки, кое-где даже консьержи имелись. «Мой дом – моя крепость». Все эти крепости пали без боя. Стальные двери, оберегающие покой жильцов от ищущих тепла бомжей и наркоманов, отлично открывались накладными зарядами или бесхитростно сметались очередями автоматических пушек и крупнокалиберных пулеметов. Двери квартир ждала та же плачевная судьба – как ни закрывайся, какой толщины сталь ни используй, итог будет один. Хотя, само собой, на взлом всех преград свинки затрачивали немало сил и времени, так что какая-то польза от квартирной «фортификации» все же имелась. Хотя по-правильному – пусть бы все заслоны были из фанеры, но у каждого хозяина имелась винтовка или две. Умри сам, но прихвати с собой хотя бы одного врага. Будь население вооружено – план «Крайние меры» был бы провален. Пусть даже двадцатая доля штатских устроит хоть какое-нибудь сопротивление – в масштабе Земли это выйдет около трехсот миллионов человек. Плюс ожесточенно отстреливающиеся военные, плюс недосягаемый для фантастических средств наведения флот с его палубной авиацией и морской пехотой, плюс уязвимость к холоду и откровенная тупость свинок. Пусть даже все четыреста миллионов ударят разом – не выйдет у них ничего. В Тохином доме, во втором подъезде, проживал колоритный дядечка, свихнувшийся на почве охоты и рыбалки. В основном рыбалки – и зимой и летом на ней пропадал. Но и охоту не забывал: частенько доводилось видеть, как он спешит к электричке с оружейным чехлом под мышкой. А однажды, выпив на Новый год лишнего, он устроил фейерверк – запустил из своей двустволки несколько ракет, стреляя прямо с балкона (за что потом имел разговор с участковым). Больше вроде бы оружия у жильцов не было. А если и было, то вряд ли много и вряд ли серьезное – пара тех же несерьезных дробовиков. Организовать оборону дома с таким арсеналом было невозможно. Трудно судить, о чем они думали и на что надеялись. Из окон квартир обреченные люди могли наблюдать за драматической судьбой соседних домов. Видели, как вылетали двери подъездов, слышали, как внутри трещали автоматы и рвались гранаты. На их глазах свинки, окружавшие обреченную девятиэтажку, в упор расстреливали тех, кто пытался сбежать через окна. Кто-то решил рискнуть и прорваться через кишащий убийцами город. Некоторым из них, возможно, повезло, но вряд ли таких счастливчиков было много. Зато те, кто остался, пошли другим путем: решили превратить свое жилище в настоящую крепость. Мебелью с верхних этажей закидали все пространство за дверью и лестничную клетку до третьего этажа. Пробраться через этот завал было невозможно. Да свинки и не стали пытаться. В дверь, судя по разрушениям, выпустили что-то вроде танкового снаряда, а потом… Потом, наверное, поработали огнеметами или чем-то подобным. Многослойная куча мебели вспыхнула жарким костром. Железобетонные плиты не горят, но пламя рвалось вверх по системе вентиляции, стоякам водопроводных труб, традиционно захламленным лоджиям, лифтовой шахте. Подъезд превратился в исполинскую вытяжку для дыма и пламени. От страшного жара рассыпались простенки, горящими ручьями стекали подвесные потолки, растекающийся линолеум хватал за подошвы, ярко вспыхивали стеклопакеты. Про бытовой газ в трубах тоже не стоит забывать – свою лепту в разгул огненной стихии внес и он. Напоследок, наверное, полыхнул гудрон на крыше. Все – девятиэтажный дом превратился в выжженную бетонную коробку. Погибли все – спасения из огненного ада не было. Люди сами себя загнали в ловушку. Или задыхайся от дыма и сгорай, или сигай из окна головой об асфальт – даже если выживешь при падении, свинки это мгновенно исправят. Погибли жильцы в соседнем подъезде. Погибли соседи Тохи по подъезду. По лестничной площадке соседи погибли тоже. Тохины родители и… сестричка… также не выжили… Он сумел преодолеть обгорелые остатки завала. Цепляясь за перила, смог перебраться через обрушившийся лестничный пролет. Перешагнул через двери, выпавшие из проема от жара или взрыва. Нашел родителей. Нашел сестричку. Это было нетрудно – из квартиры исчез весь хлам: пошел на завал внизу. Найдя Ксюшку, он пытался закричать, но из горла не вырвалось ни звука – от нервного потрясения парализовало голосовые связки. Потом ноги перестали ему повиноваться – он упал на колени, не чувствуя боли. А что он еще ожидал здесь найти? Живых родителей и радостную Ксюшу? Он ведь всю дорогу сюда ехал, не задумываясь о том, каким образом они могли уцелеть при всем этом. Не верил он в подобное. Невозможно поверить даже не при таких отце и матери. Но заставил себя о страшном не думать – надеялся до последнего, искренне позволяя себе считать, что все будет хорошо. Капризы дурацкого сознания… Ему нужно было сюда попасть. Очень нужно. Теперь он понимал Олега – тот поступил правильно. Надежда, какой бы призрачной она ни была, имеет право на шанс. И за этим шансом он шел до конца, оставаясь все тем же Тохой-разгильдяем, для которого жизнь не более чем игра с простыми и удобными для него правилами. По этим правилам у него всегда все должно быть хорошо. А если неприятности, то мелкие и легко решаемые. А если он их упорно не решает, значит, они его не настолько беспокоят, чтобы заставить преодолеть демонстративную лень. С ним такого не могло произойти. Он готов был даже смириться со смертью родителей – это абсолютный максимум того, на что был согласен. Но на Ксюшу он не соглашался. С ней не могло такого произойти. Но произошло. Почему так?