Он проделал долгий путь. Он нашел своих родных. Его путь теперь закончен. Поднявшись с колен, Тоха, позабыв про оставленный на полу автомат, направился вниз. Там, неподалеку, он видел мусороуборочную машину. При ней обязательно должна быть лопата. * * * Память – странная штука. У Тохи она была более чем отличной, но первые часы после возвращения домой он запомнил плохо. Помнил, как тяжело было копать могилу: земля под окнами была не сказать чтобы слишком мягкой. Но он все же выкопал. Как он сумел стащить вниз тела родителей через разрушенный лестничный пролет, он не помнил – огонь их несколько уменьшил, но не настолько, чтобы оставшееся можно было перетаскивать с легкостью. Но точно помнил – как-то стащил. Закопал всех троих вместе. Потом провал в памяти. Вроде бы он просто бездумно шатался по окрестностям. Вокруг кипела ночная жизнь. Новая жизнь. Хрустели кости под челюстями четвероногов, во мраке прошмыгивали длинные хищные тени. Тоху они не трогали – сытые. Или боялись связываться с таким придурком. Чувствовали, возможно, что с ним что-то не так. Сколько это продолжалось, Тоха не мог сказать. Он будто сбрендил. Паралич сознания. И более-менее пришел в себя лишь в общественном сортире, занимаясь поливом писсуара. Как он попал в эту клоаку, он не помнил. Зачем сюда попал, тоже не понимал. Нет, в принципе понимал, но неясно, к чему такие цивилизованные сложности – малую нужду сейчас можно справлять хоть посреди главной площади города. Можно залезть на памятник «главной шишки» и помочиться ему на голову. Или даже кучу наложить. Никто не сделает ему замечания – свинкам по фигу, крысам тем более. Туалет, как и положено, силами посетителей был оборудован коллекцией надписей, начиная от самых примитивно-практичных в духе: «Пассив. Зовут Федор. Анал. Звонить по телефону…» – до злободневных, политически-экстремистских или даже философских. Одна из таких непростых надписей красовалась прямо над используемым Тохой писсуаром: «Что я здесь делаю?» Тоха задал себе этот вопрос вслух. Ему понравился звук собственного пробудившегося голоса и потаенный смысл удивительных слов – он повторил вопрос еще раз. А потом еще и еще. Примерно на пятнадцатый повтор он, застегнув штаны, вышел на улицу и уверенно направился к перекрестку – там полыхал костер, освещая рассевшихся кружком свинок. Не переставая задавать себе понравившийся вопрос, он сорвал с разгрузки гранату, обхватил ладонью ребристый холодный бок. Что там говорил Чижов? Граната оборонительная, и бросать ее надо из укрытия, чтобы не пострадать самому: разлет осколков приличный. Глупый лейтенант – ничего он не понимал в гранатах. Не заморачиваясь с возней над загнутыми усиками чеки, Тоха ухватил кольцо зубами, сжал челюсти, выдернул его под аккомпанемент треска рассыпающейся эмали, сплюнул. Костер уже перед носом – видно каждую деталь. На пылающем колесе от грузовика корчатся, чернея на глазах, куски картона – свинки подкармливают пламя упаковочными ящиками. Сидят вокруг на корточках, зажав автоматы меж колен, загадочно поблескивая стеклами противогазных масок. Да чего в вас загадочного? Вы все тупые твари – вам только детей заживо сжигать в родных домах, а против серьезного мужика вы никто – вас и десятка на такого мало. Тоха не был серьезным мужиком. Но ему сейчас все было фиолетово. Он даже не забивал себе голову математикой – не пытался сосчитать противников. Ему теперь по фигу – хоть все четыреста миллионов. Гранату Тоха швырнул с некоторым сожалением – жалел, что бросает не атомный снаряд. Тот бы всех упокоил. Гарантированно. Не притормаживая, продолжая идти в том же ускоренном темпе, вытащил пистолет. Онищенко, услышав, как Чижов учит «молодых», потом уже дал дельный совет – в нарушение всех инструкций и правил безопасности патрон всегда должен быть в стволе. Всегда. Это рано или поздно пригодится. Так что Тохе не пришлось устраивать лишней возни – просто опустил предохранитель. Стрелять начал одновременно с разрывом гранаты. Свинки, сгрудившиеся вокруг огня, покатились на спины, горящие ошметки костра раскидало на десятки шагов. Над головой Тохи пролетел пылающий картонный ящик, что-то острое стремительно чиркнуло по уху, но больше ничего угрожающего – ошибался Чижов насчет опасности оборонительных гранат. Перед носом грохнула, и хоть бы хны! Пистолет подпрыгивал в руке, пули отбрасывали поднимающихся врагов назад, на спины. Один, лежа на спине, поднял автомат, повел стволом в сторону Тохи. Тот спокойно взял его голову на прицел, выстрелил дважды. Голова, брызнув осколками разбитого стеклянного глаза, откинулась на асфальт, пистолет мерзко щелкнул. Все – патронов нет. Гадство, а он только во вкус вошел! Сдвинувшееся сознание настоятельно требовало продолжения резни, но конечности решили иначе – Тоха рванул к углу. За спиной треснула автоматная очередь, от стены отлетели осколки бетонной крошки и пуль, что-то больно стегануло по щеке. Резкий поворот – все: здесь его не достанут. Враги поднимаются, хватаются за автоматы. Дышат ему в спину. Мечтают догнать. Фиг вам – он никуда не собирается убегать. Десяток шагов вперед, теперь через улицу, на другую сторону. Пригнуться, укрываясь за сгоревшей машиной, добраться до остановки, присесть за ее стеной. Пустая обойма звякает об асфальт – в рукоять отправляется новая. Полная. Затвор потянуть на себя, отпустить, позволяя с лязгом вернуться на место, загоняя попутно первый патрон в ствол. Ну где же вы?! Первый свинтус выскочил из-за угла, на бегу открыл огонь, бессмысленно расходуя боеприпасы на разгон тьмы пороховыми вспышками и украшение новыми выбоинами и без того испохабленных стен впереди расположенных зданий. Или не видел в темноте, или надеялся, что статистика на его стороне и хоть одна пуля настигнет неизвестно куда подевавшегося Тоху. Отставшие от своего шустрого собрата свинки, вырвавшись, занялись тем же – грохотало уже не менее десятка стволов. Дождавшись, когда это глупое стадо отбежит чуть подальше, Тоха спокойно навел пистолет на четверку сгрудившихся кучкой врагов, быстро, но без сует, выстрелил в них пять раз, после чего рванул назад – к брошенному врагами костру. Пока до тех дошло, что их нагло поимели сзади, пока они остановились, пока развернулись, Тоха уже был за углом. Пробегая мимо костра, он прострелил головы парочке ползающих здесь раненых свинок, подхватил брошенный автомат, скользнул в узкую дыру, оставленную в стене на стыке плит взрывом или ударом тяжелой бронированной техники. Едва не изорвав одежду и кожу о торчащие прутья арматуры, растворился в воняющем гарью мраке, развернулся, присел. Свинки, более чем поспешно выскочившие к своему костру, замерли, бестолково обстреляли окрестности, начали смешно крутить головами, не понимая, где искать этого сверхнаглого офонаревшего подонка, посмевшего прервать их заслуженный отдых. Тоха, спокойно примостив ствол автомата на удачно загнутую арматурину, потянул за спусковой крючок. Ливня свинца, обрушившегося, казалось, прямо из бетонной стены, враги не ожидали – отреагировали не сразу. А когда отреагировали, было уже поздно – Тоха, отбросив опустошенный «калашников», уже пробирался к противоположной стене дома. Стекол в окнах давненько уже не было, как и занавесок или жалюзи, – ничто не мешало свету от занявшейся кучи картона и луны освещать Тохе путь. За спиной грохотали автоматы, пули кувалдами били по стенам. Стреляйте-стреляйте – Тоху вам уже не достать. Сами повыбивали двери и повзрывали решетки – дом теперь не крепость. Можно куда угодно по нему перемещаться – в любом направлении. Но Тоха не спешил: перезарядил пистолет, дождался, когда стрельба утихла и в комнате, которую он покинул, послышалась подозрительная возня. Свинки никак не могли успокоиться – горели желанием добраться до нахала. Улыбнувшись, Тоха шагнул в сторону, присел, потянул на спусковой крючок. Промахнуться невозможно – две фигуры в пуховиках и противогазах застряли в узкой щели, пытаясь одновременно пробраться внутрь. Зря – надо уметь уступать дорогу ближнему. Арматура – вещь неприятная: слов не понимает, схватила их цепко. И как дополнительный бонус – тела сзади подсвечиваются огнем от сгораемого картона. Опять подпрыгивает пистолет в руке, опять пули рвут вражеские тела. На этом бой был закончен. Нет, врагов еще оставалось достаточно, чтобы играть с ними в догонялки до утра. Но вот с патронами у Тохи негусто – последняя обойма осталась, а пробираться за трофеями сейчас не слишком разумно: свинки нервничают и держатся настороже (очень мягко говоря). Ну и самое главное: враг решил, что против этого отмороженного на всю голову «пистолетчика» надо поднимать королевскую рать. На улице загудели моторы – просыпалась тяжелая военная техника. Тоха не стал ждать, когда по его позиции начнут лупить из гаубицы, – поспешил покинуть гостеприимный дом. Черный от сажи, с окровавленным лицом и ухом, с пистолетом в руке и огоньком безумия в глазах, он шел по улице, не обращая внимания на рев пулеметов и взрывы за спиной. Несчастный дом – наверное, свинки теперь сроют его до фундамента. А может, и фундамент по кускам выковыряют. Туда ему и дорога – выгоревшая коробка, ни на что больше не годная. Такая же, как и бывшее обиталище Тохиных родителей. И сестренки… * * * book-read-ads Небо на востоке посерело, затем посветлело – вот-вот поднимется солнце. Но Тоха не смотрел на восток – Тоха смотрел в черную тьму зрачка пистолетного ствола. Красивое зрелище… завораживающее. Видно лишь тонкий ободок, равномерно разделенный окончаниями нарезов, а дальше полный мрак. Конец всему. Финиш. Небытие. И отдых. И успокоение. Полный покой. Вечный… Всего-то и надо – потянуть стальной крючок, приближая его к рукояти. Выбрать свободный ход – и бабах. Интересно, а выстрел он успеет услышать? А может, ну его?! Может, выйти еще раз и вбить последние пули в тела этих тварей и упасть следом, разорванным автоматными очередями? Нет – не хочет он такого. Если у них есть память, пусть запомнят его черноликой смертью, выскользнувшей из ночи и в ночи исчезнувшей. Запоздалой местью убитого города. Пусть, греясь у своих костров, дрожат не только от холода, но и от страха. Пусть ждут его возвращения. Может, «повезет», и он превратится в страшилку для новых хозяев Земли. А Тоха их хорошо испугал. Дурак был Богданов – свинки умели бояться. На поимку Тохи поднялись сотни, если не тысячи, – со всего города, наверное, стянулись. Искали очень серьезно – так как шапки-невидимки не имелось, пришлось проявить чудеса мимикрии, и очень выручали знания о прошлой жизни: он ведь помнил здесь каждую пядь земли. Искореженный асфальт дрожал под гусеницами и колесами десятков боевых машин. Дома оседали от гаубичных разрывов, все, что могло гореть, но еще не сгорело, начало пылать. Свинки, наверное, с перепугу решили стереть с лица Земли весь район. Давненько, наверное, здесь им не оказывали сопротивления. Да еще столь странного. Проняло хрюшек до печенок – перепугались твари. Тоха нашел убежище в руинах супермаркета. Где-то неподалеку все еще взрывалось и стреляло, но сюда никто не заглядывал. Наверное, не думали, что он сумел вырваться из огненного кольца. Усевшись в кресло, изначально предназначавшееся для продавцов, Тоха курил дорогущую сигару, поглядывая в темноту пистолетного ствола. Иногда пистолет откладывал на колени, брал открытую банку пива, отхлебывал, вновь брался за оружие. Лениво жалел, что у него нет старинного револьвера – такого, как у ковбоев, с барабанчиком. Зарядил бы одним патроном – и после каждого глотка играл в русскую рулетку. Было бы прикольно. А почему бы и не расслабиться после тяжелого дня и нелегкой ночи? Тоха заслужил право расслабиться. Наверное, впервые в жизни заслужил. Сегодня пушка, которую он заряжал, уничтожила целый отряд бронетехники. А ночью он упокоил немало свинок. Может, десять, а может, двадцать. Не знает точно. Но много. Если бы каждый из его приятелей убил столько же, мир стал бы немножко симпатичнее. Тоха ведь не супермен. Тоха, если не обманывать себя, личность откровенно жалкая. Жалкая тем удобным образом, что позволяет приспосабливаться к невзгодам цивилизованного мира с минимумом активных телодвижений и с максимумом бонусов, допустимых для таких вот пассивных человеческих организмов. Мешков золота не получишь, но необходимый минимум заработаешь как-нибудь. При этом не понадобится надрываться – приятное дело. Тоха, по сути, никто. И тем не менее за этот день он совершил многое. Сделай такое каждый… Не было бы всего этого… Не было бы руин магазина – сюда бы уже ранние покупатели начинали собираться. Значит, что-то в Тохе все же было. Что-то настоящее. Жаль, что оно пробудилось так поздно… Может быть, что-то пошло бы по-другому… Как минимум не стал бы обзаводиться подругами вроде Наташи – сам бы выбирал себе самок, а не снисходительно ожидал, когда его соизволят подцепить такие вот стервы в качестве временного варианта. О чем он, блин, сейчас думает? Какие подруги?! Интересные мысли для человека, сидящего посреди выжженного города и рассматривающего особенности внутреннего строения пистолетного ствола. Вот что он за человек?! Даже застрелиться нормально не может: разные бабы в голову лезут! Неподалеку, среди завалов из стеллажей с товарами и рухнувших элементов конструкции крыши, отрывисто крякнула крыса – звук гулко прокатился по помещению. Затем затрещало, зашуршало – будто кто-то ногами упаковки с чипсами давит. Следом послышался подозрительный писк – будто садисты мышонка истязают. Что там за дела?! Застрелиться человеку спокойно не дают… Писк усилился. Да и на писк уже похож мало – будто сдерживаемый плач маленького ребенка прорывается. Тут уж Тоха не выдержал – поднялся. Не мог не подняться – иначе был бы поступок в духе старого Тохи. Да и старый вряд ли бы усидел на месте. А новый Тоха должен обязательно проверить, что там такое. Крыса сидела на толстом слое рассыпанных банок и пачек. Смешно сидела – будто хомяк. Присела на задницу, сложив передние лапы перед грудью. Оскаленная крокодилья пасть задрана к потолку, меж зубов скользит кончик узкого языка. Почуяв движение, тварь обернулась на Тоху, шустро пригнулась, крякнула, подобралась для прыжка. Ряды пластин на спине приподнялись, будто ощетинившаяся шерсть. Тоха, вообще не чувствуя страха, лениво направил на нее пистолет. Если повезет – попадет в глаз или рот. А если не повезет – в крепчайшую пластину или непробиваемую лобную кость. В этот момент на крысу сверху упало что-то маленькое, непонятное. Похоже на камушек странный или, скорее, миниатюрную детскую игрушку, а может, брелок цветастый. Да какая разница что – тварь к этому была морально не готова. Пронзительно крякнула, позабыв про Тоху, проворно развернулась. Увидев ее спину, с задранными пластинами, тот потянул за спусковой крючок. Все – зря она так ощетинилась. Спереди, конечно, щит вышел внушительный, но вот сзади обнажилась дряблая розоватая кожа. Ничем теперь не защищенная. Три быстрых выстрела, очередное кряканье, и крыса, разбрасывая в агонии пачки и банки, корчится на полу. Тоха, решив, что тварь больше не опасна, поднял голову, уставившись на то, что ее там заинтересовало. Наверху, обхватив руками и ногами вывороченную из потолка железную балку, притаился ребенок. Чумазый, тощий, в разорванной курточке и стоящими колом длинными волосенками. Годика четыре или пять – не больше. Живой – испуганно поблескивает глазенками из-под колтуна испохабленной прически. Вроде бы девочка. Тоха, опустив пистолет, без тени улыбки произнес: – Это ты погремушку свою бросила? Умница – выручила. Поступок нормального мужика, а для девки выше всяких похвал. Слезть оттуда сама сможешь? Малышка еле заметно покачала головой. – Н-да… Не хочу даже спрашивать, как ты туда забралась. Ты одна? Утвердительный кивок. – Отлично. А звать тебя как? Ноль эмоций. Ни звука, ни жеста. – Ладно. Допустим… Допустим, ты будешь Ксюша… Не возражаешь? Отлично – молчание знак согласия. Никуда оттуда не уходи – сейчас я тебя попробую вниз спустить. Память Тоху не подвела – стремянку нашел быстро. Когда забирался сюда, попалась на глаза. Раньше, наверное, с ее помощью товары на верхние полки укладывали или щиты на верхушках стеллажей подновляли, а сейчас она пригодится для спасения ребенка. Девчушку с трудом получилось оторвать от балки – вцепилась в холодное железо, будто в родную мать. Тоха едва не сверзился, когда это ему удалось. Замер, прижал к себе вонючее легкое тельце, осторожно спустился вниз, поставил, взглянул в невероятно усталые и испуганные глазенки: – Ох, ты и загадилась. Долго, видать, там сидела. Есть хочешь? Или пить? Вот я тормоз! Конечно, хочешь! Пила девочка жадно, а вот есть не захотела. Даже от шоколада отказалась и конфет. Похоже, устала сильно. Плюс нервы – оклематься ей немного надо. У Тохи появилась новая цель – вытащить этого чудом выжившего ребенка из ловушки города. Он знал, как это осуществить. Даже рассвет не помешает ему добраться до зеленой зоны. Да и свинки, наверное, слишком заняты – все еще бузят на месте его художеств и по пути не попадутся. А вот что делать дальше? Куда податься? В лес детства? Или… И тут Тоха понял – дорога у него теперь осталась одна. Он совместит сразу два полезных дела – спасет ребенка и доберется до людей, чьи взгляды на обстановку ему импонируют: перекликаются со взглядами изменившегося Тохи. А потом, возможно, они вместе найдут еще один атомный снаряд. Глава 21