— Так он всем нужен, человек важный. — Вот и проводи, некогда мне слушать твои тупые пререкания. — Бвонг, Айлеф, ступайте за ним, — велел Трой. Чуть отошли, и Далс тихо произнес: — Видел я на днях мужичка с лицом такого цвета, помер он быстро, и наш целитель ему ничем не помог. — Где он столько пепла хапнул? — Из Южной Трещины пришел. — Я не слышал про такой разлом. — Это никакой не разлом, это окончание нашей долины почему-то так обозвали. Местечко весьма гадкое, и опасные дела там случаются, но нередко разные древности находят, особенно на границе старого лавового потока. Еще пошли слухи, что там вроде кто-то начал золотишком промышлять, но не уверен, народец у нас скрытный. Есть оно в тамошних ручейках, точно есть, но уж больно его мало, чтобы с лотком или проходнушкой корячиться. Пара старателей однажды расплачивалась песком, но откуда взяли — никто не знает. И морды не очень-то старательские, на отборное ворье похожи. Много разного сброда на блеск серебра набежало, одно время мы не успевали от разбойничьих шаек отбиваться. Я четыре раны заработал, гоняя их по горам, один раз на волосок от смерти был, думал уже, что до рассвета не дотяну. Но успели до целителя довезти, вытащил он меня. Только-только спокойная жизнь наладилась, и тут на тебе, пожалуйста. Ох и непросто жить на Крайнем Юге. — Вашим местам повезло, пепла здесь немного намело, жить можно. — На эликсирах все держимся, без этой гадости я бы сейчас за тобой бегал и филином при этом задорно покрикивал. — Пара недель, и уровень упадет до безопасных для обычных людей значений. Ну, или до почти безопасных. — Вот именно, что почти. Так, как прежде, в нашей долине уже никогда не будет. Нескоро спокойная жизнь вернется, вряд ли доживу. Далс дошел до неприметного одноэтажного каменного домика, расположившегося ближе всех к озеру. Дальше тянулись какие-то откровенно нежилые постройки, вроде приземистых длинных складов. Рывком распахнул дверь, пожаловался: — Поначалу мы вообще никогда не запирались. А теперь уже и не надо, какой смысл сейчас кому-то что-то воровать. Почти весь объем дома занимала большая комната, заставленная столами, стульями и шкафами с какими-то бумагами. Никакого намека на роскошь, все простое и сильно затертое от долгого и неумеренного употребления. — Это их местная контора, — пояснил Далс. — С утра до вечера бумагу переводят и костяшками щелкают, все считают, как бы еще какого-нибудь простака объегорить. Сборище вороватых дармоедов — вот кто они. Садись, где тебе удобнее, принесу ящик, пройдоха Псюйг хранил его в своей каморке, которую ради смеха называл кабинетом. Показывал однажды, где связь на крайний случай, будто откуда-то знал, что пригодится. Паразит тот еще, но продуманный. — А где он сам? — Да там же, где все. На новый рудник они поехали в самом начале и не вернулись. — Почему? — Да оттуда никто не пришел, сами ничего не знаем. Сгинули, думаю, незачем им там всем торчать, нет там ничего хорошего. Худшее место для укрытия на случай выброса, надо быть совсем уж запущенным, чтобы такое выбрать. Далс рассказывал это уже из другой комнаты, куда прошел, открыв единственную дверь, такую же простую, как все остальное в этом доме. Выйдя оттуда, уложил на стол небольшой ящичек из нелакированных тонких дощечек, не переставая пояснять: — Тут у них всякие важные одноразовые штучки для определения пробы серебра в расплаве и содержания его в забое, чтобы рудничных воров по анализам выявлять и живых горняков под завалами находить. Не такие уж дешевые штуковины, но иногда очень нужные, вот и приходится разоряться. Да где же он?.. А, вот. Сотник вытащил прямоугольную угольно-черную пластинку, протянул на вытянутой ладони: — Аспидный сланец из Бакатешской Прорвы. Говорят, за шлем, набитый парными пластинками оттуда, кто-то обязательно должен отдать жизнь. Разломы любят, когда их смачивают человеческой кровью, злобы в них много. Знаком с этими хреновинами? — Нет. — Я тоже. Но мне рассказывали, как эти пластинки работают, тут наука несложная. Надо разломить одну, вторая при этом вроде как пищать начинает, и по ней огоньки забегают. Эта тоже запищит, и огоньки будут, но потише. Потом кладешь одну половинку на другую и ждешь, когда разломают ее пару. Пищать моментально перестает, но огоньки продолжают бегать, и становится слышно, что возле других обломков происходит, так что можно начинать говорить. — А там точно ответят? — В главной конторе даже ночью кто-нибудь всегда дежурит. У них там строгие порядки, деньги ведь немалые крутятся, и сон деньгам не нужен. — Говорить долго можно? Далс пожал плечами: — Пока огоньки бегают, а сколько они бегать будут, я не знаю. Да и неровно все устроено у этих пластин, вроде у одних больше, у других меньше. Так что, будем говорить с конторой или тебе меня для беседы достаточно? — И зачем мы тогда вообще сюда пришли? — Ну да, твоя правда, давай, ломаю. Пластинка преломилась с сухим треском, но вместо того, чтобы распасться на две половинки, легко согнулась вдвое по ровному сгибу. Трой только сейчас понял, что на одной ее стороне нанесен слой похожего на смолу вещества, не позволяющий ей при поломке разлетаться в разные стороны. Да и подпилена, небось, — уж слишком аккуратно и легко все получилось. Послышался звук, похожий на назойливый писк комара, только погромче. И по матово-черной поверхности пробежали пятнышки света, похожие на отраженные зеркальцами солнечные зайчики. — Это и есть те самые огоньки? — спросил Трой. — Вроде да. book-read-ads — Что значит «вроде»? — В тот раз они вроде посильнее сверкали, да и бегали куда живее. — Это плохо? — Да откуда мне знать? Я что, мастер по этим штукам? Ты посмотри на меня, я человек со всех сторон простой, в таких вещах мне разбираться не положено. Нервирующее жужжание внезапно стихло, прямо из пластинки послышался звук, похожий на шелест бумаги, и отдаленный голос произнес: — Новый Даллен слушает. — И что мне теперь говорить? — шепотом спросил Далс. — Что на связи Шамбрис? Я ведь ему не город, чтобы такую ересь нести. — Кто вы такой? — в неведомом голосе прозвучали едва уловимые нотки недоумения. — Кто вам дал пластину связи? — Никто не давал, я сам взял. — Украли? — Я тебе что, вор? Сам ты вор, и отец твой вор, а жена самая первая шлюха Нового Даллена, к ней с утра очередь занимают. Тоже мне еще, вора нашел, ишь ты… Все ваши здешние бумагомараки уже кормят червей или бегают в поисках мяса и задорно ухают при этом. Вот, решил от нечего делать об этом сообщить, вдруг вам такое интересно. — Не знаю, кто вы, но за кражу вы ответите по закону, — уже жестче ответили на невнятные пояснения Далса, перемешанные с оскорблениями. Трой не выдержал, склонился к столу: — Говорит Шамбрис, я Трой, десятник рашмеров церкви. Город попал под мощный выброс из Пасти Мертвеца, мы отрезаны пеплом от главной долины, все ваши люди, скорее всего, погибли, контора пуста, здесь ни одного человека не осталось. Шамбрис атакован пепельниками, их час назад удалось отбить, но они могут в любой момент вернуться, сил для защиты маловато. Мне нужно срочно передать информацию церковной страже. А вам поспешить сказать то, что хотите, амулет связи у нас всего один, других мы не нашли. — Шамбрис?! Вы сказали Шамбрис?! — А вы разве сами не видите? На вашей пластине должно быть написано. — Извините, тут у нас возникла небольшая путаница. Подождите минутку, управляющий лично с вами переговорит. — Быстрее, мы не знаем, сколько времени осталось на разговор. В ответ молчание, лишь тот же непонятный шелест. Далс похвалил: — А ты куда лучше сказал, а то меня почему-то за вора приняли, вот ведь недоумок конторский, поймать бы его и научить жрать из свиного корыта да нахваливать. — Говорит Новый Даллен. — Сквозь шелест прорвался уже другой голос, и, похоже, принадлежал он донельзя уверенному в себе человеку. — Повторите то, что вы сказали. Трой на память не жаловался. В смысле не жаловался на новую память и потому выполнил просьбу почти слово в слово: — Меня зовут Тройлинг Трой, я десятник рашмеров церкви. Город попал под выброс из Пасти Мертвеца, мы отрезаны от главной долины, все ваши люди, скорее всего, погибли, контора торгового дома пустует. На Шамбрис напали пепельники, мы вместе с жителями их выгнали, но они могут в любой момент вернуться. Мне нужно передать кое-какую информацию церковной страже, это крайне важно. — Подождите, Трой. Вы бы не могли подозвать мэра? — Не могу, он или мертв, или живой, но так даже хуже для него. — Да уж… понятно… А интендант Сигверст с вами? — Нет. Он вместе со своими людьми зачем-то повез серебро вниз в самом начале. — Куда?! — Дайте мне кого-нибудь из церковной стражи, и тогда расскажу, где сейчас ваше серебро. Вы что, не понимаете, город в большой беде, а вам лишь бы деньги. — Пока я пошлю кого-то к церковникам, пока кто-то придет, пластина разрядится. Но я могу передать ваше сообщение. Ой, постойте, у нас ведь внизу сидит клирик с церковной проверкой. Такой вариант вас устроит? — Давайте его сюда побыстрее. И учтите, если пойму, что вы приведете не церковника, хрен вы хоть что-нибудь узнаете о своем проклятом серебре. — Не грубите, у нас честная контора. Трой не собирался верить голосу из каменной пластинки, так что проверить личность якобы клирика надо обязательно. Но первые же слова уже нового человека прямо указали, что это, скорее всего, именно тот, кто ему нужен. — Десятник Трой, ты слышишь меня? — Да. — Я клирик-арх Эвериус Даскар, да пребудет с тобой Святой Круг. Ты действительно сейчас находишься в Шамбрисе?