Та протянула ему жменю монет. Бородач их принял, но при этом заметил нехорошим голосом: — За городскую медь сейчас даже плевок не продадут. — Так и ты не особо утрудился, — заметила на это Куба и указала на меня: — Это ты к нему его привёл, не ко мне. Ему всё и говори. Дырокол повернулся, посмотрел на меня, как на предмет мебели и спросил без интереса: — Говорят, тут за какого-то паренька мешок чёрного риса дают. Очень на тебя похож. — И что? — спросил я голосом человека, отвечающего без малейшего интереса к теме, просто чтобы не молчать. — Да так, ничего, просто так сказал. Мы тут людей за рис не продаём. Мы вообще раньше шкурами и горшками занимались. Шкуры Данто нам теперь не отдаёт. Раз нет шкур, не надо выделывать кожу, вот и горшки стали ненужными. Нам другим заниматься пришлось. Воровать иной раз приходится, это случается. Но людьми мы не торгуем. Помни это. Я молча кивнул, а бородач продолжал: — Того, кто тебе нужен, зовут Гасэт. Мы его просто Гасом называем. Выпить любит, дурную травку любит. Да он всё любит, от чего люди дуреют. Но и с дурной головой руки у него хорошо работают. Зевнёшь при нём, он зубы твои украдёт и пропить успеет, прежде чем рот захлопнешь. А ты даже не заметишь. Учти это. Я кивнул: — Благодарю, Дырокол. И я тоже людей за рис не продаю. Хочу, чтобы и ты это знал. Бородач, уже выходя, обернулся: — Ты мутный пацан, но Куба за тебя поручилась. А Кубу у нас уважают. Мы помогаем тебе только поэтому. Смотри, не подводи её. * * * — Хаос меня побери, ну как же выпить охота. Язык к зубам присох. Куба, ты бы плеснула чего-нибудь. У тебя гость дома, а ничего не налито. — Гас, ты воды хочешь? Сходи к каналу, там её много. — Ох Куба, Куба, ты когда-нибудь видела, чтобы я воду пил? — Гас, а ты случайно не заметил, что в городе жрать нечего? Хотя бы ради этого на денёк останься трезвым. Никогда такое чудо не видела, очень хочется посмотреть. — Эх Куба-Куба, до чего ж ты дожилась. Да и я тоже. Малец, а может у тебя есть что-нибудь жидкое? Я, глядя на Гасэта, отчётливо понял, что на его счёт Дырокол предупреждал не зря. Руки у этого невзрачного мужичонка существовали отдельно от тела. Так и ощупывали всё вокруг, норовя оторвать, открутить, стащить и спрятать в недра изрядно рваного одеяния. Только то, что он находился на верхнем уровне лачуги, где не хранилось ни намёка на ценности, уберегало этот дом от тотального разворовывания. Покачав головой, я ответил твёрдо: — Для тебя у меня есть только вопросы. Если сумеешь ответить, тогда и насчёт остального поговорим. — Так чего тебе надо? Спрашивай давай, не молчи. Меня дела ждут. Важные. — Я уже спросил. Ты знаешь в городе места, где есть остатки чего-то древнего? — Что за вопрос? Ты о чём вообще? Вон, сходи к Гнилой стене, там по пути много развалин старых, тебе понравятся. Так что там насчёт выпить? Я снова покачал головой: — Они недостаточно старые. Я ищу очень древнее место. Располагается оно под землёй. Это может выглядеть как подвал со стенами из больших камней. Из очень больших камней. Древние на их размерах не экономили. — Слышь, пацан, зачем тебе камни? Камни выпить не нальют. Куба, что с этим мелким горшком не так? Он больной, что ли? Зачем меня к такому привели? — Он спрашивает, ты отвечаешь. Меня к этому не приплетай, — недружелюбно ответила старуха, но затем чуть смягчилась: — Гас, просто говори то, что он спрашивает. Не пожалеешь. Этот мальчишка благодарить умеет. — Да я на трезвую голову сам себя не помню. Так откуда мне помнить какие-то камни? Я что, на горняка похож? Да ещё и большие зачем-то понадобились. Вот зачем они мне? Их на горбу не утащить, оно мне неинтересно. — Не просто камни, а что-то уходящее в глубину. Что-то вроде подземелья должно быть, — напомнил я. — Неа, ничего не вспоминается. Ты или выпить мне организуй, или что-нибудь ещё подскажи. Лучше, конечно, выпить. Оно всегда лучше. Не видишь разве? Плохо человеку, совсем котелок не кипит. Куба, я этого пацана вообще не понимаю. Давай уже наливай, не жмись. Старуха уставилась на пьяницу нехорошо и ухитрилась, не повышая голос, заговорить так, что даже меня пробрало: — Гас, ты слушаешь, что он говорит, и отвечаешь быстро. Говоришь ему всё, что знаешь. Иначе я вырежу твою протухшую печень и тебя же заставлю её сожрать. — Если сначала выпить дашь, это обсуждаемо, — с лёгкой настороженностью ответил вор. — Так-то я конечно не закусываю, да и на печёнку мою несчастную даже сомы ловиться не станут, но если ты... — Гас! — рявкнула Куба. book-read-ads — Да понял я, понял. Ну чего молчишь, пацан? Спрашивай дальше. — У этого места, возможно, дурная слава, — предположил я. — Какие-то тёмные истории, городские легенды. Чем вы тут детей своих пугаете? Есть поблизости что-нибудь в таком духе? — Да что ж ты сразу-то не сказал?! — резко оживился Гасэт. — Куба, странная ты женщина, зачем меня вообще сюда притащили? У меня же дел невпроворот, а я тут с каким-то щенком хренью страдаю. — Он спрашивает, ты отвечаешь, — недружелюбно ответила хозяйка. — Да меня-то зачем для таких ответов тащить? Про место из больших камней с подземельем и дурной славой здесь каждая шелудивая собака знает. Ну, то есть, знала. Съели собак в нынешнюю осаду, только в Верхнем городе и гавкают несколько. Думают, я до них не доберусь. Наивные. — Ты про что сейчас? — не поняла Куба. — Ну и старая же ты стала, — Гасэт сокрушённо покачал головой. — Как можно такое не помнить? Ну подумай, ты ведь быстрее меня должна догадаться, что же ищет этот ненормальный пацан. Ты это точно знаешь. Все это знают. Выражение лица у Кубы резко переменилось. Совсем страшно выглядеть стала. И выругавшись так, как не всякий боцман способен, старуха добавила: — Гер, если бы ты сразу про дурную славу сказал, нам бы не пришлось тащить сюда этот проспиртованный бурдюк. — Э-э! Попрошу не выражаться! — Гасэт воздел к потолку указательный палец: — Так я, получается, своё дело сделал? Да? Ну тогда ладно, уговорили, наливайте. — Да в чём дело-то? — не выдержал я. — Мне кто-нибудь объяснит? О каком месте речь? — Я могу объяснить, но тебе это не понравится, — сказала Куба. — Сильно сомневаюсь, что это то самое место, которое ты ищешь. — Но ведь по описанию похоже, да? Куба кивнула: — Тютелька в тютельку сходится. И ты про него наверняка уже слышал. Это место всем шпионам интересно. — Я не... — Ну да, ну да, я это уже двести раз слышала, — перебила старуха. — Но Гер, я тебе правду сказала. Это место всем шпионам нужно. Интересуются. — Ладно, что это за место? — сдался я. Куба посмотрела на меня так, будто мысленно извинялась, после чего ответила. Гасэт при этом расхохотался во всю ширину рта, показывая последние три зуба и выразительно постукивая пустой кружкой по столу. А я призадумался. Да уж, всего-то неполные сутки в городе провёл, но про это место нехорошего наслушаться успел. Самый страшный кошмар для тех, кто промышляют криминальными делишками. * * * — Гасэт, ты уже десятый раз обшариваешь мои карманы. Но там как не было ничего, так и не появилось. Не трать время. — Извини малец, дурная привычка. Ну так вот, — вор указал на башню, вздымавшуюся за стеной Верхнего города. — Это, что видно, это не то, это новое. Не совсем, конечно, а как ты спрашиваешь. При основателях построено, или заложили они, а после них другие доделывали. Кирпич да ракушняк, только местами дикий камень из степи. Тот, что на кислоту шипит и курицей палёной воняет, если друг о дружку постучать. Он крепкий, но блоки из него небольшие получаются, сильно подпорчен трещинами. Вот из него там тоже много чего. Только это всё верхнее, что над землёй поднято. А вот нижние уровни, это совсем другое дело. Слышал, что их даже основатели не сразу нашли. Наверное, сразу увидели там какие-то камни. Ну и что? Торчат из земли, ну и пусть торчат. Город на ровном месте строить пришлось, забот полон рот, только о деле и думали. Камни эти таскать потихоньку начали на стройки. Вот тогда-то подземелье и вскрыли. Расчистили его и частью замка сделали. Но только самая верхушка в деле, в глубины лезть никак нельзя, потому что там страшное творится... То, что рассказал Гасэт, разговорившийся после пары чарок, таки полученных от Кубы, мне, по большему счёту не требовалось. Ну зачем все эти страшилки выслушивать? Я и без леденящих кровь историй прекрасно знаю, что Первохрамы оставлять без присмотра нежелательно. Ведь поставлены они не где попало, а в особых местах. Их принято называть источниками первородной силы или как-то в этом духе. Единой терминологии нет. Некоторые смелые в суждениях исследователи даже полагают, что святые постройки своим присутствием эти источники порождают. Религия, как таковая, здесь не имеет земных аналогов, однако общие черты присутствуют. Водятся фанатики, готовые преклоняться перед проявлением какой-либо высшей силы или всех их сразу до такой степени, что у них появляются знаки особых личных навыков. Как обычно, передавать их посторонним нельзя, то есть в стан таких людей ни во что не верящим проходимцам пробираться непросто. Этот своего рода естественный отбор позволил создавать истинные религиозные организации, а не глобальные коммерческо-политические структуры лишь прикрывающиеся мишурой религиозности ради торговли «опиумом для народа». Что за таинства практикуют здешние ордена — это тайна на три порядка посерьёзнее пресловутых «архивов Ватикана». То, что там происходит, это сугубо внутреннее дело служителей высшим силам, и перед обычными аборигенами они в полной мере никогда не отчитываются, будь это даже сам император. Кланы, владеющие Первохрамами, по сути, владеют не храмовыми комплексами, а лишь землёй, на которой те стоят. Взаимоотношения сложные, аристократы вынуждены вести там себя по-особенному, и потому тоже знают далеко не всё. Но одно не вызывает сомнений: чем бы служители на сильных местах не занимались, это идёт на пользу привлекательности данных мест. Там всё живое цветёт и радуется, ничего нездорового не просматривается. Даже без величественных строений местность выглядит истинным храмом и прочее-прочее в таком духе. Если же сильное место остаётся без присмотра, ситуация может ухудшиться. Особенно нехорошо это проявляется в тех случаях, когда запустение длится веками, а то и дольше. Ци там в личных резервуарах прибавляется быстрее, но эффект действует не только на параметры аборигенов. Это как раковая опухоль, способная стремительно разрастись в здоровом организме при хорошей кормёжке. Растительность приобретает уродливые формы, погода надолго удерживается аномально-нехорошая, с нарушениями всех мыслимых и немыслимых норм и осадков. И прочее-прочее-прочее. Всякое случается. Нехорошее. Почти хроническая засуха, гибель лесов на полуострове, скверная вода в источниках, нашествие акул-людоедов, полчища крабов-мутантов и прочие негативные явления вокруг Хлонассиса можно объяснить именно этим. Один из признаков того, что я на правильном пути. Но этим негатив не исчерпывается. Один из почти обязательных штрихов к нерадостной картине: в такие «заброшки» стремятся пробраться различные нематериальные и частично-материальные существа. Вроде тех, от которых я в своё время знатно набегался вместе с Бякой и Мелконогом при заварушке на шахте «Красный глаз». Как правило, сильные сущности прочно привязаны к постоянным ареалам обитания и не склонны менять их с лёгкостью, а всякие «перекати-поле» ничего серьёзного собой не представляют. Но для ничем не примечательных омег низовых ступеней просветления встреча с ними может завершиться нерадостными событиями. Здесь же, в Хлонассисе, один из сильнейших Первохрамов оставался заброшенным с тех самых времён, о которых достоверно почти ничего не известно. Девяносто девять процентов информации о той эпохе — легенды да всякие небылицы, а оставшийся один под большим сомнением. В одном нет сомнений, — это происходило настолько давно, что тот период, возможно, следует называть геологическим, а не историческим.