Млиш поклонился, хотел было что-то сказать, но слова застряли в горле – так он был потрясен. Неудивительно, Олег снял с пояса маленький, но увесистый мешочек, продемонстрировал содержимое. Внутри покоилось без малого полтора десятка амулетов алтанаков. Парень не слишком разбирался в камнях-сидах Гриндира, но даже скудных познаний хватило, чтобы понять их огромную ценность и немалую силу. Он хорошо помнил, как поселковый лекарь по зиме прирастил кузнецу оторванный палец, пользуясь своим слабеньким камешком размером менее горошины. А сейчас среди трофеев была парочка исполинов размером с грецкий орех, да и остальные немаленькие. Старик дрожащими руками принял мешочек, запустил руку в содержимое, охнул: – Олег! Это… это великое сокровище! Не всякий король способен купить столько амулетов! – Не радуйся, еще неизвестно, много ли в них силы. – Почти все камни яркие, это признак хорошего состояния. Даже слабый будет стоить немало, но эти… Странно, я не думал, что у ваксов можно отнять столько амулетов. – А что здесь удивительного? Почти в каждом селении у алтанака есть такой камешек. – Олег, это странно… Откуда каннибалы их берут? – Из Гриндира приносят, откуда же еще? – Это понятно, но добыча камей в мертвой пустыне очень тяжелое и опасное дело. Если бы у них была единичная удача, то понятно: любому может повезти. Но такое количество… Это не везение, это регулярная добыча. Эх! Если бы мы знали, как ваксы получают камни! – Можно попробовать взять в плен кого-нибудь из алтанаков, они наверняка это знают. Только как допрашивать будем: никто не знает их языка. Я вообще не видел, чтобы они разговаривали. – У них есть язык, – подтвердил Млиш, – но мне он неведом. Однако я думаю… – Потом поговорите, – недовольно произнес священник. – Не видишь, люди только с дороги. Покушать надо да в баньке попариться. Старик понятливо кивнул, протянул мешочек Олегу. – Зачем он мне? – удивился парень. – Я все равно с этими амулетами обращаться не умею. Так что оставляй себе и с лекарем не забудь поделиться. Млиш покачал головой: – Я возьму два камня: нам хватит, остальные оставь себе. Это огромное сокровище: за самый маленький сид можно купить новенький корабль не меньше «Варяга». Нет, я боюсь хранить такую ценность. Олег пожал плечами, забрал мешочек. Логика старика его позабавила: сейфов в поселке нет, так что безопасность хранения обеспечить нелегко, разве что часовых приставить. А носить с собой – вернейший способ потерять. Добрыня проговорил с Олегом часа три. Две недели срок небольшой, но за это время появилось немало новых проблем, поставивших вождя в тупик. Большинство и для Олега неразрешимы, но вот в некоторых вещах он разбирался получше здоровяка и охотно делился с ним своими соображениями. Не факт, что они правильные, но и молчать не стоит. При всех своих организаторских способностях Добрыня во многом совершенно не разбирался, да и кругозор его был ограничен: он редко удалялся от поселка и дальше, чем у Кругова, никогда не бывал, если не считать бегства с земель Хайтаны. Олег же был самым известным путешественником: этой весной ему удалось побывать там, откуда еще никто не возвращался, а если и возвращался, то об этом никому не рассказывал. Прошлогоднее плавание на юг вообще успело обрасти легендами. Олег получил добро на реализацию своего проекта водяной мельницы. Правда, Добрыня поставил условие: она должна работать не только на благо металлургов и кузнецов, но и для перемола зерна. Сомнительно, что урожай выйдет богатым, но все же об этом следует подумать заранее, чтобы не мучиться с ручными ступками. Местная пшеница и рожь сильно уступали земным сортам, выведенным в результате многовековой селекции. Нет, хлеб получался неплохим, но вот всхожесть и урожайность… По словам всезнающего Млиша, из пятидесяти мешков семенного зерна получится не более трехсот мешков урожая – соотношение удручающее. Вождь вышел, оставив Олега в одиночестве: Аня убежала к подругам, за две недели у нее накопилась гора информации, требовалось ее сбросить в свободные уши. Обсудить ее на корабле было не с кем: Олегу вечно некогда, с другими мужчинами говорить не хотелось, а из амазонки Риты собеседница плохая, вот и пришлось терпеть до конца плавания. Достав кусок коры, использующейся для письма, Олег обугленной щепкой принялся набрасывать контуры будущего сооружения, одновременно прикидывая, сколько человек понадобится ему для строительства и на какой срок оно затянется. Он неплохо разбирался в механике как сугубый практик: не раз сталкивался с двигателями различных машин и горным оборудованием. Будучи от природы любознательным, с интересом изучал их в процессе ремонта – не зная возможности техники, трудно ставить перед ней правильные задачи, полностью раскрывающие ее потенциал. Он на всю жизнь запомнил свой юношеский позор, когда погнал бульдозер работать на крутой склон – требовалось проделать разведочную расчистку. Тогда над ним неплохо посмеялись рабочие, грубо, но доходчиво объяснив невозможность этого мероприятия. Больше он таких ошибок не допускал. Впрочем, с его приятелем вышла история покруче: мужики, подшутив, объяснили, что компрессор, установленный на тележке, можно завести, лишь разогнав на буксире. Молодой специалист не раз наблюдал, как технику заводят «с толкача», и нисколько не усомнился в их словах. Смеялись над ним долго, а прозвище Заводила пристало прочно. Все эти «университеты жизни» не могли заменить соответствующего образования, но, как и у всякого геолога, у Олега было хорошо развито пространственное воображение, что очень помогало в подобных расчетах. Да и мельницу нельзя считать слишком сложным сооружением – для ее проектирования не нужно быть гением. Поработать над чертежами Олегу не дали: за тростниковой дверью кашлянули, приглушенный бас поинтересовался: – Можно? – Открыто, – буркнул Олег: замков на двери, плетенной из тростника, не было. Отец Николай почему-то облачился в свою видавшую виды рясу и явился не один – за ним, пригибаясь в низких дверях, вошли Алик и Руслан Поляшенко. Этого толстяка Олег знал мельком – он был вождем приличного поселения на левом берегу, чуть ниже по Фреоне. Но, пока Олег гулял по землям Хайтаны, тот решил присоединиться к Добрыне со всеми своими людьми. Все его общение с Олегом ограничилось рукопожатием и парой слов при знакомстве, так что непонятно, почему он сюда пришел. Священник практически родственник, с Аликом они давние знакомые – с первого дня пребывания в этом мире, а вот Руслан… Странный гость. Однако Олег не подал виду, что удивлен. Мало ли что! Может, человеку интересно поговорить со столь знаменитым путешественником и победителем каннибалов. Газет и телевидения здесь нет, да и в любом случае новости лучше всего получать из первых рук, если не хочешь довольствоваться слухами. До Олега уже доходили разные фантастические подробности его похождений. В частности, поговаривали, будто, убегая от хайтов, он питался сырым мясом убитых врагов, так что удивляться желанию умного человека пообщаться без глупых посредников не стоит. Угощать нечем, выпивки нет, так что ритуал гостеприимства упростился до минимума: Олег просто кивнул в сторону чурбачков, используемых вместо стульев. Гости присели, тут же потекла неторопливая беседа. Говорил лишь священник, да Алик изредка поддакивал – в разговоре чувствовалась недосказанность, натянутость. Люди явно говорили не о том, о чем хотелось бы, просто выполняли стандартный ритуал «завязки разговора». Олег спокойно рассказывал, как прошло плавание, сколько деревень ваксов уничтожено в ходе беспрецедентного геноцида, каковы каннибалы в бою и как относятся к уничтожению своих поселений. Стандартный треп с очевидцем событий, даже подоплеку никто не поднимал – точно так все мог рассказать любой рядовой лучник. Первым сворачивать со стандартного русла беседы с возвратившимся путешественником стал Руслан. Этот немолодой мужчина молчал на протяжении всего разговора, но слушал очень внимательно, то и дело бросая на Олега колючие взгляды, щуря свои маленькие водянистые глазки. Парень не удивился, когда толстяк невпопад хриплым голосом произнес: – Олег, ты вроде раньше здесь самым главным был? – Да, но очень давно. В самом начале, когда только обживаться стали, там, на острове. Добрыни тогда еще не было, он позже приплыл, с севера, от самых земель хайтов. – А зачем же ему власть уступил? Олег, не понимая, куда он клонит, недоуменно пожал плечами: – А зачем она мне? Здесь власть не льготы, а дополнительные обязанности. Вы на Добрыню посмотрите: я иногда не пойму, спит ли он вообще когда-нибудь? Да и талант особый нужен: здесь не Земля, вождь должен не языком в Думе махать, а реально на месте заботиться о подчиненных, координируя их деятельность и подавая пример. От правильного руководства зависят и существование поселка, и наши жизни. Нет, такую ответственность мне не потянуть, вот и уступил место Добрыне. Да и людей он немало с собой привел, с трофейным оружием. Реально его группа посильнее моей была, но он вопрос руководства поднимать не стал. Я потом сам решил. – А зря, – бросил Руслан. – По мне, так ты все же получше него будешь. – Это почему же? – уточнил Олег, постепенно начиная понимать, к чему весь этот разговор. book-read-ads – Скажи, ты бы решился переносить поселок на берег, причем на правый? – Но ведь другого выхода не оставалось. Старый располагался неудачно, его сильно подтапливало, а на левом пришлось бы долго расчищать землю от леса и кустарников, там нет степных участков. – Я не о том, – поморщился Руслан. – Ходят слухи, что ты возражал против переноса… – И как бы я это мог сделать? – удивился Олег. – Меня и близко здесь не было во время переезда, я пришел, когда все давно свершилось. – Да, так и есть. Но все же потом ты высказал Добрыне свое мнение. Олег не удивился информированности собеседника. Нет, он не подозревал Аню в излишней болтливости, просто стены, как известно, имеют уши. Да и стенами это назвать трудно – какие-то хлипкие перегородки из тонких жердей и листьев камыша, проходя мимо хижины, можно без труда расслышать даже тихий разговор. А законы людской молвы просты: всякую информацию она трактует вовсе не в угоду истине, разве что истина слишком скандальна и способна возбуждать нездоровый интерес без всякого искажения. Неудивительно, что несколько безобидных слов слухи превратили в спор с вождем, где Добрыне было указано на его ошибку. Говорить, что все было не так, бесполезно – не поверят. Да и любопытно, что будет дальше. Олег уже понял, что столкнулся с проявлением оппозиции. Руслана он доселе не знал, но ничего нет удивительного в том, что бывший вождь недоволен нынешними порядками. Добрыня держал власть крепко, немалая часть решений принималась им единолично, а это вряд ли понравится тем, кто привык к более значимым ролям. С отцом Николаем тоже все ясно: священнику очень не по нраву оголтелый атеизм вождя. Он мог бы это стерпеть, однако не в этом случае: Добрыня думал о религии в последнюю очередь и отказался выделить даже нескольких рабочих на возведение временной часовенки. И к проекту строительства храма отнесся без малейшего энтузиазма. Поп давно уже махнул на «зятя» рукой и больше не пытался вести в молодой семье религиозную пропаганду, довольствуясь тем, что молодые хоть обвенчались без споров, но Олег помнил о старых разговорах, где нет-нет, а проскакивали наметки грандиозных замыслов. Отец Николай воспринял все случившееся ни больше ни меньше как божественный промысел и подумывал о наведении православных порядков сперва среди землян, а далее мечтал нести слово Божье язычникам и от вождя ожидал поддержки своих замыслов. А ведь он далеко не одинок – у него небольшая, но преданная паства. Даже некоторые атеисты под влиянием переноса в новый мир стали истинно верующими, и хорошо, если православными. По левобережью, как грибы после дождя, чуть ли не ежедневно возникали новые секты и далеко не все основывались на христианстве. Наибольшее недоумение вызывал Алик. В последние месяцы он носа не высовывал из кузни, все его интересы почти исключительно вертелись вокруг молотов и наковален. Чем он недоволен, непонятно… Хотя не исключено, что ему попросту жаль кузню, брошенную на острове. За зиму ее существенно улучшили, оборудовали разными полезными приспособлениями. Вышло очень неплохо: все на месте и очень уютно. Олег смутно припоминал, что Алик до последнего не хотел покидать остров – кузнецы работали еще несколько дней после всеобщего исхода, и он предлагал вообще оставить их там и дальше, под прикрытием стен. Но Добрыня не согласился, а стены сейчас почти полностью разобраны – бревна перевезли в новый поселок. Все эти мысли пролетели в голове Олега за несколько мгновений, пока он тщательно подбирал слова ответа. Ему не хотелось испугать «оппозиционеров» резкой отповедью, но и строить из себя обиженного не стоит. – Да, – признал он, – я возражал против переезда на берег. Задним числом, но возражал. Однако против того, чтобы уйти с этого острова, никаких возражений не было, там действительно оставаться не стоило. – И куда бы ты перебрался, будь твоя воля? – встрял Алик. – Недалеко. Чуть ниже по течению был поселок сектантов, ты должен его помнить. – Да, его хайты по осени уничтожили, как раз перед тем как взять нас в осаду. – Тот остров много выше нашего, никакой паводок там нестрашен. – Он поменьше, – возразил кузнец. – Да. Но хватит поставить два-три поселка, подобных этому. И к нему примыкает гораздо больший остров, там протока не шире сотни метров. Он низменный, но для огородов как раз подойдет, а между ними можно было держать флот – заводь отличная. – Неплохая идея, – кивнул Руслан. – Не пришлось бы далеко перебираться. Эх, где ты раньше был с такими предложениями! Олег покачал головой: – Нет. Мой план хорош только на первый взгляд. При внимательном рассмотрении сразу видны слабые стороны. Да, человек сто – двести могли бы там поместиться отлично. Есть свои плюсы: отличная оборонительная позиция, ловить рыбу можно возле самого дома, на период ледостава и ледохода изолированность от мира – никто не сможет напасть, хотя в этом есть и свои минусы. Но беда в том, что я уже не верю в подобный проект. Смотрите сами: поначалу, прошлым летом, земляне расселялись сотнями поселений, в большинстве было человек десять, а то и меньше. Это казалось удобным: прокормить такое количество народу можно безо всяких инструментов и оружия. Так что в той ситуации это было оправданно. Но со временем люди стали приспосабливаться к этому миру, появились орудия труда и охоты, навыки выживания. Слабые благополучно вымерли зимой или присоединились к более сильным. Даже мародеры, терроризирующие округу по холодам, в конце концов почти полностью исчезли. Пример больших поселков показал, что выжить можно и такой толпой. Да, проблем хватает, но зато чувствуешь себя более защищенным: маленькую общину легко уничтожит шайка ваксов, а про хайтов вообще молчу. Если в деревеньке из одного дома вспыхнет пожар, то посреди зимы все жители останутся без крова, в то время как в крупном селении их не оставят без крыши над головой. И в нем часть людей можно освободить от постоянной добычи еды: пускай занимаются гончарным или кузнечным делом на общее благо, остальные жители их обеспечат. В общем, вы и без меня должны прекрасно понимать, что жить крупной общиной гораздо выгоднее. Руслан, ты ведь сам присоединился к нам со всеми своими людьми, никто силком вас не тянул? – Да, я признаю выгоду большого поселения. Но не понимаю, к чему ты завел этот разговор? – Так ведь все очень просто: у нас сейчас огромный поселок, это всех устраивает. Но дело в том, что живем мы в ситуации, где невозможно сходить в супермаркет и купить все необходимое. Всю эту толпу надо кормить, и кормить досыта. Рыба – это хорошо, но исключительно на ней жить нельзя. Волей-неволей приходится засевать поля и задумываться об обзаведении домашним скотом. Разместить такое хозяйство на острове не получится. Чтобы получить одну буханку хлеба, надо засеять несколько квадратных метров пшеницей или рожью. Будем считать, что два, хотя цифра наверняка занижена: местные злаки уступают земным в урожайности. Два умножаем на пятьсот – и получаем тысячу квадратных метров, именно столько надо, чтобы вручить по буханке каждому. А по десять буханок будет целый гектар плюс овощи и крупы. В общем, для минимального снабжения такой оравы потребуется гектаров десять – пятнадцать пахотных земель. Можно ли найти столько на островах? Естественно, нет: большая часть их площади покрыта слабо задернованными песчаными наносами, заболоченными участками, скальными выходами. Участков с плодородной почвой очень мало, да и пастбищ нет: одни кустарники, леса и плавни. Нет, даже пару сотен человек прокормить там получится с огромным трудом. Конечно, протянуть на рыбе можно, но только временно. Сомневаюсь, что такая диета пойдет на пользу. Олег замолчал, никто из гостей не стал комментировать его слова. Все прекрасно понимали его правоту – он ничуть не сгущал краски. Рацион жителей поселка более чем на девяносто процентов состоял из рыбы, а остальное приходилось на раков и моллюсков. Съедобные корни лишь разбавляли уху – много их не нако-пать, а мяса было очень мало. Когда Олег ушел в рейд, охотничий лагерь свернули из-за нехватки мужчин, но, работай он по-прежнему, это бы изменило немногое: на полтысячи человек дичи не набьешь. Да и мало ее стало в округе, приходилось совершать далекие рейды в места, где животные еще не сталкивались с прожорливыми пришельцами. Олег когда-то слышал, что вся территория Франции может прокормить всего-навсего двадцать пять тысяч человек, если они будут снабжать себя только с помощью охоты и собирательства. Он не знал, насколько правдивы эти цифры, но понимал: они близки к истине. И прекрасно помнил, что дикари, живущие первобытно-общинным строем, не зная земледелия и скотоводства, никогда не устраивали столь больших поселений – это невыгодно. Каждое племя контролировало небольшую территорию, за которую выходить не стоило: дальние охотничьи походы требуют слишком много усилий, и это было рискованно. Можно, разумеется, вести кочевой образ жизни: уничтожив дичь в одном месте, передвигаться на следующее, но такой путь ущербен: на новых территориях могут оказаться свои хозяева. Первым молчание нарушил нетерпеливый Руслан: – Я так понял, ты полностью согласен с решением Добрыни о переезде? – А почему Добрыни? – удивился Олег. – Насколько я понимаю, это постановило собрание всех жителей. – Цирк это был, а не собрание, – недовольно произнес Алик. – Очень многие возражали, я в том числе. Но Добрыня слюной изошел, а на своем настоял. Одно не пойму: зачем было полностью бросать поселок? Отличная крепость: уж кузню и металлургов смело можно было оставлять. – А смысл? – возразил Олег. – Опять руду таскать черт знает откуда? Здесь она вон сразу за горкой, приходи и бери. И лесу видимо-невидимо, угля можно нажечь десятки тонн. Да и вообще, для кузнечного дела и металлургии условия тут идеальные. Добрыня дал добро на строительство водяной мельницы: с ее помощью мы соорудим отличный главный молот, больше не придется вручную крутить вороток. И мехи качать река будет, представляешь, сколько человек освободится? Да и надежнее все это: вал не остановится, чтобы высморкаться или в туалет сбегать. – Ты серьезно? – заинтересовался Алик. – Вполне. Здесь как раз можно разойтись на всю катушку. Это тебе не остров, где подобное сооружение невозможно. Сам понимаешь, что Фреону не запрудить, а ветряная мельница круглосуточно работать не сможет. Вот перед вашим приходом я начал чертежи набрасывать. Олег подвинул кузнецу несколько кусков коры. Тот, позабыв про «большую политику», принялся с интересом изучать наброски. Руслан, поняв, что один из оппозиционеров явно склоняется на сторону существующей власти, поморщился: – Ты хоть о чем-нибудь, кроме своей кузни, думаешь? – А как же! – охотно отозвался Алик. – Еще как думаю, к тому же о двух вещах сразу – о бабах и выпивке. Олег не выдержал, улыбнулся. Руслан, уже понимая, что вряд ли найдет у него понимание, скорее по инерции, чем сознательно поспешил приоткрыть карты: – Мы тут посовещались и решили, что надо маленько менять порядки. Слишком много висит на Добрыне, не справляется он. Надо изменять управление. Да и устав этот… не по-русски как-то… – И как же? – хмыкнул Олег. – По мне, так все нормально. Нас не так много, единоличная власть лучший выход. Примитивная и действенная средневековая схема, когда все подчинено сеньору. Не вижу смысла ее менять, ведь она в подобных условиях оптимальна. Вопрос с уставом был больным: в свое время его приняли в отсутствие Олега, он как раз ушел в плавание на юг. В общине постепенно нарастали противоречия: металлурги и кузнецы считали, что они вкалывают больше всех, не получая за это особых благ. По их мнению, охотники получали столько же, прогуливаясь на свежем воздухе. Возникали все новые и новые обиды, множились упреки. Наладить в столь малом обществе товарно-денежные отношения было невозможно, и Добрыня поступил просто – скомбинировал систему оплаты старательских артелей с колхозными порядками. Каждая работа была оценена по затрачиваемым усилиям и комфортности – за единицу труда давали некие виртуальные очки. Наибольшее количество получали металлурги, кузнецы и люди, участвующие в опасных путешествиях и военных походах.