Лишь бы не опоздать, настигнув уже обглоданные косточки. С другой стороны, зачем вообще за ней гнаться? Только ради возможности поставить ее кашеварить? Вряд ли, ведь о варке баранины Трэш подумал в последнюю очередь. Хорошо живется Чавку, все его мысли понятны, а поступки предсказуемы. А тут, вместо того чтобы, набив брюхо, завалиться подремать, топаешь в ночи, принюхиваясь и прислушиваясь, рискуя получить пулю или снаряд (а то и облако оружия массового поражения на голову). Трэш иногда сам себя не понимал. * * * Мрачные предположения частично оправдались – женщину и правда догнали каннибалы. Точнее, один, но этого для нее более чем достаточно – уродством, а следовательно и силой он немногим уступал Чавку. Однако до обглоданных костей дело не дошло. Женщина забралась в трубу, проходившую под железнодорожной насыпью и перекрытую решеткой. Субтильное телосложение позволило ей протиснуться между прутьями, с ребенком тем более не возникло проблем. А вот у людоеда возникли, – он застрял и теперь, урча от жадного нетерпения, протискивался внутрь, сдирая с себя кожу и совершенно не беспокоясь по этому поводу. А вот женщина беспокоилась. Одной рукой придерживая младенца, второй она зажала рот и приглушенно попискивала, глядя, как в тесноту трубы потихонечку пробирается смерть. Да как она вообще нашла это убежище во мраке? Или у слабых людей тоже развито ночное зрение? Внутренний голос эту мысль подверг сомнению. Изучив открывшуюся картину во всей красе и определив, что людоед увлекся настолько сильно, что не заметил прибытия парочки, Трэш решил перед началом мордобоя проявить вежливость: – Добрый вечер. Испуганно пискнув, каннибал в один миг выдрал тело из ржавой теснины и с дивной прытью помчался к ближайшей лесополосе, оставив за собой стойкий шлейф из запахов крови и экскрементов. Трэш, проводив его насмешливым взглядом, постучал когтем по решетке: – Вылезай давай, мы по тебе соскучились. Женщина, естественно, ничего не поняла и, похоже, даже не узнала его. Смотрит слепо, должно быть, внутренний голос прав, в темноте она видит скверно. Легко выломав решетку, Трэш легонько коснулся когтем лба женщины, затем отстранился от выхода, помахивая рукой в жесте, призывающем выдвинуться в его направлении. Наверное, все же что-то разглядела, несмело выбралась и, вжав голову в плечи, уставилась снизу вверх, будто ожидая чего-то крайне нехорошего для нее. – Ну и зачем ты ушла? – добродушно проурчал Трэш. – Жить надоело, что ли? Эх, как же не хватает фанеры и куска угля. Хотя не факт, что при таком освещении она сумеет разглядеть слова. Нагнувшись, спасенная подняла бутылку воды, трясущейся рукой отвинтила пробку, жадно отпила и, глотая куски слов, мертвым голосом произнесла: – Прости. Мне надо было. Надо. Сашенька. Сашеньки нет. Сашенька. Мой Сашенька. Я его похоронить хотела. Просто похоронить. Искала, чем землю рыть, и тут… Объяснять ей, что заниматься похоронами в одиночку в полночный час в месте, кишащем охочими до человечины созданиями, – странноватая затея, Трэш не стал. Все равно не поймет, напрасное сотрясание воздуха. Вместо этого направился прочь от дурно попахивающей трубы, поманив женщину за собой. На полпути к лесополосе остановился, нагнулся, легко вонзил когти в землю, выдрав солидный ком почвы вместе с дерном. Повторив, чуть углубился, оценил размеры получившейся ямки как удовлетворительные, молча протянул лапу, забрал спеленатого младенца. Женщина в последний миг рефлекторно сжала пальцы, но поздно, в ладони осталась лишь одна из тряпок. А Трэш, уложив тельце в крохотную могилу, одним движением лапы вернул всю землю и дерн на место, прихлопнул сверху пятерней и мрачно заявил: – Ну вот и похоронили. Чавка происходящее неприятно удивило: – Первый, ты зачем еду закопал? Отдай мне, у меня не пропадет. – Заткнись. – Второй молчит. Второй все осознал, Первый делает запасы. Но лучше сейчас съесть, что там этих запасов. Присев на колени, женщина склонилась, уткнувшись лицом в землю, и затряслась в беззвучных рыданиях. Трэш хотел потащить ее назад, но передумал. Пускай поплачет, ей, похоже, это очень нужно. Кстати, можно даже оставить ее одну на некоторое время и кое-что проверить. Дело в том, что людоед, сбежавший от трубы, как-то ненормально шумел в лесополосе. А еще оттуда донесся истошный кошачий крик, сильно возбудивший Чавка: – Первый, там еда. Самая вкусная еда. Надо съесть. – Пойдем посмотрим. Не беги впереди, там может быть опасно. – Так и надо всегда идти – Чавк умрет, Первый спасется. book-read-ads Вот ведь преданный людоедище. * * * Сбежавший каннибал, избежав воспитательной трепки от Трэша, тут же влип в другую историю, тоже скверную. Он болтался кверху ногами в паре метров над землей, суматошно размахивая руками и разъяренно урча. Ему то и дело поддакивала потасканная жизнью кошка, пребывавшая в сходной ситуации. Нет, она не висела в петле, она была пристегнута к стволу дерева, восседая на обрезке толстой ветки. Дальше ей хода нет, короткая цепочка удерживает за ошейник, но голос подавать не мешает, вот и орет, поджав уши и перепуганно уставившись на попавшегося людоеда. Чавк вожделенно проурчал: – Кот. Самая вкусная еда. – Больше на кошку похоже. – Все равно вкусно. Трэш легко оторвал цепочку от ствола дерева, затем, сжимая визжащую кошку в одной лапе, другой осторожно отделил стальное звено от ошейника. Неблагодарное животное при этом пыталось его поцарапать и, воспользовавшись тем, что он опасался навредить крохотному тельцу, ловко извернулось, выскочило, помчалось во мрак. Следом рванул Чавк: – Первый, я догоню. Я не забуду поделиться, верь мне. – Стоять. Пусть бежит. – Но, Первый, это вкусная еда. – Сказано стоять. Что неясно? – Осознал. Все ясно. Что, будем этого есть? – Посмотрим… Подвешенный людоед после исчезновения зверька заметно успокоился. В том смысле, что его злоба куда-то ушла, сменившись страхом, похоже, он полагал, что пришел его последний час. Трэш, внимательно изучив обстоятельства произошедшего, изумился – здесь, оказывается, была устроена хитроумная ловушка из тонкого стального троса и противовеса из кривого бревна и нанизанных на стальную проволоку шлакоблоков. По замыслу того, кто это соорудил, кот выступал приманкой, на пути к которой неосторожных любителей усатого племени поджидала коварная петля. Очень просто и очень хитро. Причем устроено недавно – Трэш все еще мог различить запах человека, который здесь поработал. Принюхавшись к шлакоблокам, он пораженно замер, уловив самый желанный в мире аромат. Кто бы ни установил эту ловушку, от него пахло живцом. Вот с кем нужно поговорить, а не с женщиной, от которой только проблемы и каша в голове из ее фантастических бредней. Глава 18 Человек пришел под утро, в тот час, когда тени под густыми кустами начали проясняться, но предметы все еще оставались черно-белыми. Лишь в отдельных местах получалось разглядеть бледный намек на проявляющиеся цвета. Женщина к этому времени то ли уснула, прислонившись спиной к стволу ясеня, то ли из-за душевных мук отключилась от восприятия мира, но почти не шевелилась и дышала тихо-тихо. Уже в нескольких шагах Трэшу приходилось напрягать уши, чтобы ее услышать. Сам он бодрствовал, но бодрствовал странно. Еще до этого заметил за собой полезную особенность – в минуты отдыха мозг будто отключал значительную часть функций, это легко определить, потому что один глаз в такие моменты почти перестает видеть. Удерживаясь на краю провала в беспамятство, можно замереть на часы и минуты, чтобы, вскочив в одно мгновение, почувствовать себя неплохо отдохнувшим. Похоже, Чавк тоже умеет нечто подобное. Вон сидит, один глаз безвольно прищурен, зато второй внимательно наблюдает за вялыми подергиваниями попавшегося в петлю каннибала. Тому, по очевидным причинам, не отдыхалось, но и первоначальной прыти не наблюдалось. Подустал «висельник», да и настроение явно скатилось к апатии, перестал коситься в сторону засады, как постоянно делал до этого. Видимо, опасался, что его все же съедят, вот и волновался, но со временем дошел до такого состояния, что даже эта мысль перестала непрерывно беспокоить. Трэш уже начал лениво размышлять над перспективами смены позиции, ведь при свете зарождающегося дня эта станет слишком заметной, как вдруг учуял знакомый запах человека и чего-то непонятного, неприятного, травяно-химического, будто какой-то неведомой гадостью пытались заглушить ядреное амбре застарелого пота. Ветра нет, воздух совершенно неподвижен, значит, этот неизвестный сумел приблизиться, не выдав себя ни звуком, что настораживает. Люди – крайне шумные создания. Обычно они выдают себя за сотню-другую шагов, на этом расстоянии в подобных условиях учуять запах нереально. Значит, к центру событий крадется неординарная личность. Покосился на Чавка, но тот как сидел, таращась одним глазом на попавшегося единомышленника по пищевым пристрастиям, так и продолжал таращиться. Похоже, нюх у него не настолько уж и хорош. Ну так где же скрывается носитель запаха? Поиск ответа на этот вопрос занял не меньше двух третей минуты, что очень много, ведь человек обнаружился всего-то в четырех десятках шагов. Не потревожив ни веточки, он ухитрился прокрасться вдоль края лесополосы, а ведь местами ему приходилось преодолевать густые заросли и груды сушняка, срубленного рабочими, расчищавшими подходы к железной дороге. Да уж – и правда ловкий тип.