Это место нашли в прошлом году, сразу после великого нашествия ваксов, где волосатые жестоко обломали зубы о поселок. Земляне пытались преследовать отступающих, но руководство потеряло время с принятием решения, догнать ушедших не удалось. Зато узнали много нового, в том числе и касающегося географии. Здесь, чуть ниже высокого водопада, в древности располагался капитальный мост. Его уцелевшие опоры до сих пор возвышались препятствиями на пути быстрой воды. Также можно рассмотреть остатки башни и фундаменты непонятных строений, хватало россыпей каменных блоков. Кое-что из всего этого использовали троглодиты, освоившие это место. У них тут возникло приличное поселение, но этого непростого года оно не пережило. Союзные племена, сообща выступившие против людей, в итоге переругались, кое-где передрались, из-за этого обширная территория оказалась разоренной. Громоздкие лодки, некогда захваченные у ваксов, пришлось бросить перед водопадом. Слишком неудобная местность, чтобы перетаскивать такую тяжесть по суше, а если пустить вплавь, от них дрова останутся. Да и смысла нет с ними возиться. Дальше река пересекает широкий холмистый кряж, за ним недолго течет ровно и срывается на затяжном спуске, который выводит ее воды к полосе равнины, окружающей пресно-соленое озеро. Перекаты на многих участках такие, что немногим уступают водопадам, нечего и думать провести по ним тяжелые неповоротливые плоты, опять придется разбирать и собирать, теряя кучу времени. Вражда племен — дело серьезное. Хижины в здешнем поселении сгорели почти все, да и не особо они нужны. У ваксов специфические представления о чистоте в доме, под крышей там пахнет не розами, а тухлой рыбой, причем запах этот не выветривается месяцами. А то и годами. Потому дружно засучили рукава и занялись заготовкой жердей. Их много понадобится, когда начнет прибывать народ — ведь ютиться им придется в пародиях на палатки, держащиеся на грубых каркасах, к тому же их хватит далеко не на всех. Всем прочим достанутся шалаши да навесы из того же тростника. В реку поставили плетеные ловушки и сети, неугомонный Влад, отлынивая всеми способами от общих работ, бомбардировал водные просторы разными снастями. Но все без толку: кроме единичных рыбешек размером не больше ладони ничего не попадалось. Рыба сгинула, она будто телепортировалась неизвестно куда. Ни выше водопада ее нет, ни в верховьях, ни здесь. А ведь земляне рассчитывали на богатые уловы. Две группы охотников вернулись без добычи, зато с промокшими ногами. Снега местами все еще по пояс, напитаны влагой до такой степени, что под ним глубокие лужи стоят. Вон как речушки вздулись, таяние идет полным ходом. Перспективных для охоты мест не нашли, только вымотались и насморк заработали. Вот ведь смех — боялись, что зимой с голоду опухнут, а по факту куда опасней оказалась весна: рыбы нет, дичи нет, плюс спешный переезд добавил проблем. Не успели вдоволь обругать столь скудные края, как пришлось вновь сниматься с места. Прибыл второй отряд, им командовал Палач — неофициальная правая рука Холода, с ним вместе они в прошлом году выживали в северных горах. Палач пришел не как праздный турист, а как командир. И людей у него больше, и полномочий. Именно он должен здесь налаживать кратковременный быт для всего населения поселка, а Рогов просто разведчик, не больше, так что его место впереди. Осознав то, что здесь нет ни рыбы, ни мяса, Палач логично предположил, что не могло все живое резко умереть и сгнить без остатка. Где-то оно прячется, надо искать. А кто должен заниматься поисками? Правильно — все те же разведчики. И Рогов получил новый приказ — неспешно двигаться вниз по реке с частью своего отряда. По пути осматривать окрестности, искать рыбу и дичь. При нахождении богатых угодий следует давать знать Палачу, и промежуточный лагерь, скорее всего, перенесут поближе к таким местам. Киря, задумчиво уставившись на ручеек, с журчанием вытекающий из навала заснеженных камней, чтобы чуть дальше сорваться с невысокой кручи в реку, задал неожиданный вопрос: — Рогов, дружище, ты плавать хорошо умеешь? Тот не сразу осознал смысл слов, потому как был слишком увлечен необычным зрелищем. Река в верховьях вскрылась неделю назад, а здесь, должно быть, еще раньше, но лед не исчез. Там и сям его выброшенные куски лениво таяли по берегам, но это никого не удивляло. До этого места. Здесь река сильно сужалась, зажатая высокими скалистыми берегами, а чуть ниже на пути вздымались особо крепкие породы — воду они пропускать не желали категорически. Водопад не образовался лишь потому, что вода нашла обход — русло круто изгибалось в теснине. Наверняка и перекат в том месте знатный, да только его не разглядеть, потому как теснина оказалась ловушкой для грандиозных масс льда, следовавших по течению. Наверное, поначалу все шло безобидно. Льдины проплывали одна за другой, пока в какой-то момент сразу несколько не налетели на камни, устроив небольшой затор. Дай воде минут пятнадцать — и легко бы с ним разделалась, но лед как шел сверху, так и продолжал идти. Да только дорога вниз оказалась перекрытой. Потому затор не разваливался, он, наоборот, разрастался за счет нескончаемого пополнения. В какой-то момент воде стало тесно, она начала подниматься за преградой и, продолжая подтаскивать льдины, наращивала самовольно возникшую дамбу вверх. То, что в итоге получилось, не походило на аккуратную плотину гидроэлектростанции, но в зрелищности тоже не откажешь. От берега до берега сплошной ледяной завал, протягивающийся неизвестно насколько вниз по течению. Вода за ним поднялась так высоко, что местами невозможно понять, где именно тянется русло. Под самим затором низкие деревья полностью скрылись, от тех, которые повыше, торчали только макушки. Рогов смог это разглядеть лишь потому, что стоял на высокой речной террасе. Несколько дней назад от нее надо было спускаться минут пять, а то и все десять, чтобы до реки добраться, но сейчас все резко изменилось. Один неосторожный шаг — и придется барахтаться в мутной и холодной воде. Решив, что товарищ намекает именно на это, Рогов ответил: — Не переживай за меня, я падать не собираюсь. — А кто сказал, что я переживаю за тебя? Я, между прочим, закоренелый эгоист, и как всякий эгоист переживаю только в тех случаях, когда что-то грозит мне любимому. Ты случайно ничего нехорошего не замечаешь? — Такой затор и слепой заметит. Если ты о том, что идти дальше по берегу опасно — согласен. Когда эту пробку прорвет, внизу станет весело и мокро. Ну да, теперь понятно, почему в этих местах нет селений ваксов. Они, может, и нецивилизованные троглодиты, но и непроходимо глупыми их не назовешь. Вроде и рыба тут должна быть, и любимого тростника с рогозом полно, но нет же, почему-то не хотят здесь селиться. Видимо, заторы на этом участке — обычное явление. Все, что выше них, периодически подтапливается, а все, что ниже, каждый год рискует познакомиться с исполинской волной, легко сметающей с низких берегов все, что плохо держится. В том числе и хижины из тростника и жердей. Но Рогов не угадал: расположенный ниже затор Кирю не волновал: book-read-ads — Друг мой, то, что происходит южнее от нас, мне сейчас неинтересно. Да и тебя волновать не должно, потому как оно внизу. Ты подумай о том, что мы за спиной оставили. — Если ты о том заторе, мимо которого вчера прошли, так он ерундовый. Там вода спокойно проходила, уровень считай не повысился, только за счет разлива раздуло. — А ты ничего сейчас не замечаешь? Я о подозрительном. — Давай прямо уже говори, некогда в загадки играть. — Вижу я, что ты с речными делами не слишком хорошо знаком. — А чего ты хотел от простого горожанина? — Ну да, все время забываю, что ты у нас туповат, неопытен и цивилизацией испорчен. А я вот человек бывалый, на разное насмотрелся. Видел реки и северные, и южные, и всякие. Рогов, вода стала какая-то не такая. Я вчера еще заметил, что лед опять появился, а ведь исчез почти. Неспроста все это. — И что дальше? — А хрен его знает, только в природе просто так ничего не случается. Это что-то значит. Или с самого верху, уже с гор, лед потащило, или реки вздуваются и тащат тот, который на берега выдавило в самом начале мокрых дел. Я вот думаю, что горы виноваты, вода и правда не такая, как всегда. — Вода как вода. — Позавчера она просто мутной была, а сейчас какая-то чернота появилась. — Не вижу я никакой черноты. — Ну я не знаю, как еще это можно назвать. Не такая вода, вот и все. — И это тебя так пугает? Думаешь, плавать придется? — Я думаю, что у нас за спиной остался затор, и мы не знаем, что с ним сейчас. И я вижу, что даже там, где и ручья раньше не было, течет река, но с утра не видел, чтобы уровень у этой, главной, сильно поднялся. Думаю, оставленный позади затор все же сдерживает разлив, значит, за ним сейчас тоже образовалось озеро, и хрен его знает, когда оно сойдет. Но при этом я хочу оказаться как можно дальше от берегов. От любых берегов. Ты посмотри вокруг, Рогов — здесь ведь сплошной берег, тут даже волосатые строиться отказываются, одни мы ведем себя как дешевые камикадзе. С этим не поспоришь. Местность по обоим бортам долины представляла собой хаотичную россыпь аккуратных холмов. Все они заснежены от подошвы до макушки, и снег везде плохой, воды много даст, пребывает на последнем издыхании. То есть не совсем на последнем — самое главное началось. Нагревшийся снег потек резко и везде, во всех многочисленных ложбинах и овражках. Плюс уровень воды в реке дико поднялся, норовя подтопить все эти холмики. Плюс погода хмурится, но похолоданием не пахнет, а пахнет дождем, который идет периодически и обильно. Солнце для снега — враг, но дождевые струи — злейший враг. В каждой ложбинке зажурчали бурные ручьи, а в любом намеке на долину появились речки. Всю эту массу воды неудержимо тянет вниз, а по пути она прихватывает мусор и лед — строительные материалы для заторов. За один день в движение пришло столько воды, сколько за неделю не было. Рогов обернулся в одну сторону, затем в другую. Там ручей журчит, там мутная речушка перекатывает валуны, а за спиной разливается здоровенное озеро перед затором. Если все это соединится воедино, получится Венеция, только без каналов и гондольеров. Зато с барахтающимся в ледяной воде Роговым и остальными. — Надо до темноты успеть подняться вон на те холмы, — уверенно произнес он, указывая влево. — По прямой до них километров пять. — Ага, — согласился Киря. — Только не забудь, что на этой прямой штук сто рек текут, и кое-где нам с головкой будет. — Это ты загнул. — Это я-то загнул! Да ты глаза потерял, что ли? — Сто рек тут не будет, не свисти. — Штуки три точно найдется, и это не считая ручьев, где тоже не везде все прекрасно. С ними точно под сотню, и это только то, что мы видим отсюда. И нам придется через все это перебираться, если по-твоему поступим. — У тебя есть другие предложения? — По мне, надо вернуться чуть назад и перебраться на другой берег. Там высокое место сразу над ним, до него вода ни за что не достанет. — Ты смеешься? — удивился Рогов. — Дело к ночи идет, плот мы сделать не успеем, а там сейчас глубоко, и вода ледяная. — Да сам в шоке от своих слов, но у меня хреновые предчувствия. Лучше чуть поплавать, а потом наверху среди сосен сушиться у костерка, чем тут суету разводить. Рогов, эта вода плохая. Очень плохая. Ее много, и она прибывает со всех сторон. Мне это не нравится, я чую неприятности, а чуйка у меня ошибаться не любит. — Прорвемся, нам ли с тобой воды бояться. Не прорвались. Первую реку, которая, судя по всему, текла в месте, где летом хорошо если хотя бы тоненький ручеек бежит, преодолели без труда, если не считать на совесть замоченных штанов. Но холод после невольного купания доставать не стал, потому как двигались быстро, почти бегом, то, что вокруг происходило, теперь не нравилось всем, а не только Кире. Это подстегивало. Воды и правда много. В одном месте пришлось чуть спуститься, а затем быстро разворачиваться — внизу царил сущий кошмар, по долине неслась не река, а сдобренный льдом грязевой поток. По крайней мере, так это выглядело и объяснялось тем, что течение увлекало лесной мусор, скопившийся за год.