Трой спустился в разгромленный кубрик, прошелся по всей площади, вдумчиво изучая стены и потолок на предмет дальнейшей разборки. По его прикидкам, досок и брусьев хватает, но вот с гвоздями не все так однозначно. Корабелы почти везде обходились без металла, деревянные детали большей частью держались при помощи систем пазов и деревянных же втулок и клиньев. Только там, где без железа совсем уж никак, его применяли в минимальных количествах. Трой ничего не знал об экономике, но в голове проявлялись смутные мысли на тему редкости и дороговизны металлов. Так что изощрения с деревом, скорее всего, не от нечего делать, а из-за банального дефицита железа. Судоверфи вынуждены как-то выкручиваться, чтобы корабли получались не золотыми по стоимости, но при этом качественными. А еще его очень смущала сохранность гвоздей. Даже те, которым приходилось страдать от капризов морской погоды, обычно выглядели прекрасно. Не как новенькие, но ржавчины почти нет, поверхность покрывает черная матовая корка коррозии, и толщина ее смехотворна. При этом барк не выглядит новым, нестойкий металл должно было разъесть куда серьезнее. По крайней мере, память подсказывала, что такое положение вещей ненормально. Впрочем, не стоит во всем полагаться на память, она ведь у него искалеченная. И вот опять, только об этом подумал, как мысли мгновенно вернулись к веренице важнейших вопросов. Кто он такой? Кто его родители? Где проживал до того, как пошел на преступление? И что именно натворил? Почему его так жестоко наказали? Увы, отвечать никто не торопился. И что самое обидное — иногда, особенно в те моменты, когда засыпал или просыпался, удавалось уловить что-то похожее на обрывки настоящих воспоминаний. Они проявлялись спонтанно и демонстрировали краткие и непонятные моменты. Особенно запомнилось одно: яркое, живое, оно посещало его дважды, после чего он научился вызывать его из памяти осознанно. Воспоминание не из сложных, там и рассказывать особо нечего. Он стоит на палубе неведомого корабля, ладони лежат на планшире и ощущают странную вибрацию, будто кто-то пилит доску, а ты к ней в этот момент прикасаешься. Странное ощущение. Но Трой не обращает на него внимания, ведь он прекрасно знает, что это естественно и каким-то образом связано с процессом движения корабля. Внимание его увлечено другим. Впереди расстилается ровная гладь теплого моря, видно, как неподалеку резвится стайка белобоких дельфинов. Но они ему неинтересны, зрелище привычное, эти забавные создания вездесущи и давно уже не удивляют. Дальше надо смотреть. Гораздо дальше. Туда, где над морем вздымаются исполинские горы. Даже на таком расстоянии вершины их кажутся бесконечно высокими, а некоторые даже невозможно разглядеть, теряются в бесконечной дали, к тому же их склоны укутаны дымкой, скрывающей детали. Складывается впечатление, что это не горы вовсе, а исполинская стена из камня, снега и льда. И гребень ее уходит на такие высоты, что, если встать на краю и посмотреть вниз, облака покажутся маленькими барашками, а корабль, на котором плывет Трой, и вовсе не получится разглядеть. Вот и все воспоминания. Нет ни слов, ни человеческих лиц, только вода, дельфины и стена высоких гор за морем. Это трудно назвать нормальным воспоминанием. Задумавшись, ушел в себя, стоя перед стеной. И не сразу понял, что происходит нечто непонятное. Что-то вмешивается в ход мыслей, будто назойливый комар жужжит над ухом. Обернулся по сторонам. Прислушался. Так и есть, из угла, который слева, доносится подозрительный звук. Такой он здесь еще не слышал. Будто кто-то царапает доски ногтями. То ритмично, то дергано, то ненадолго останавливаясь. Приблизился, убедился, что слух не обманул — по другую сторону стены кто-то есть, и этот кто-то что-то делает с деревом. Похоже, он его с силой царапает. Вот только не ногтями. Когтями. Не задумываясь, стукнул кулаком по стене. Царапанье мгновенно стихло, зато донеслось приглушенное уханье. Очень знакомый звук, такой он неоднократно слышал во время дежурств у дверей в трюм. И в первый день, когда пришел в себя во мраке тесного ящика. Пепельники. * * * — Ты говоришь, что это было похоже на звук работы скребущихся когтей? — уточнил сэр Транниллерс. Трой кивнул: — Да. Громкий звук, я его услышал за несколько шагов. Доски тут толстые, будь это просто ногти, я бы вряд ли услышал. Похоже, пепельники раздобыли какие-то инструменты. Трюм на барке в два яруса, в этом месте верхний ярус занят кубриком, от трюма спереди и сзади он отделен переборками. Пепельники спокойно могут к ним подходить с любой стороны, как я понял, проходы не закрываются вообще, или с ними уже разобрались, там ведь некому было дежурить. — То есть пепельники могут прямо сейчас стоять напротив нас за этими досками? — Да. Но доски крепкие и толстые. Не знаю, чем они их пытаются сломать, но у них уйдет много времени, чтобы справиться с такой преградой. — Рабы пепла никогда не используют инструменты. — Эти используют. — Нет, мальчик, все куда проще. Они не нуждаются в инструментах, у пепельников есть зубы, которыми они в считаные мгновения могут обглодать твою ногу до костей, и есть ногти, способные будто простую бумагу рассекать легкий доспех. — У них обычные ногти, я видел. — И когда ты это видел? — В самый первый день, когда сразу три пепельника вырвались из трюма и убили двоих наших. — Вы в тот раз легко отделались, и знаешь почему? — Почему? — Потому что вы новорожденные рашмеры, а они зародыши рабов пепла. Вы можете применять инструменты и оружие, а им это уже не дано. И к тому же они свежие, изменения еще не зашли слишком далеко. У них на тот момент лишь чуть усилился челюстной аппарат, но зубам еще предстоит стать по-настоящему опасными, а ногти остались прежними, такими непросто нанести опасную рану. Но со временем изменения нарастают, и там, за этой переборкой, стоял пепельник, чьи ногти достигли той остроты и крепости, которая позволяет справляться с прочным деревом. Не сразу, потребуется время, но если ему не мешать, он проделает ход. Здесь самое удобное место, не надо висеть на потолке, пытаясь разделаться с досками палубы. Тут все можно делать стоя или сидя, и доски не такие толстые, как обшивка бортов. По-твоему, сколько их здесь было? — Вроде бы один. — Если так — хорошо. Одиночке придется немало попотеть. Но когда до этой стадии изменения дойдут другие, они возьмутся за работу всей гурьбой. Уж поверьте, надолго дощатая стена их не задержит, эти ребятки упрямые. book-read-ads — Можно снять доски и брусья, которые остались от настила, и заколачивать места, где они попытаются пролезть. Но на это потребуется много гвоздей. Хотя я знаю, где их взять: можно разобрать корму, там, где каюты. Они подняты над корпусом, не врезаны в трюмную палубу, в том месте пепельники вряд ли пролезут. — Если они дойдут до опасных изменений, никакими досками мы их не удержим. Корабль слишком большой, везде не уследим. — А сколько их там? — Не знаю. Обычно в таких плаваниях перерождается около трех процентов. — Три процента?! — Да. Тебя смущает такая цифра? — То есть из шести сотен восемнадцать должны превратиться в чудовищ? Еще как смущает. Меня куда больше устроит ноль или что-то очень к нему близкое. — Мне тоже это не нравится, но должен отметить, что церковь работает над проблемой. Ее ученые научились выделять в толпе тех, кто менее других склонен к перерождению. С такими начинают проводить беседы, выявляя полезных кандидатов, а неисправимых социопатов и всех прочих отбраковывают без разговоров. — И все равно остаются три процента. — Раньше эта цифра была куда больше даже с учетом отбора, но алхимики не бьют баклуши, постоянно работают над совершенствованием эликсиров. Однако не уверен, что в нашем случае можно рассчитывать на те же цифры, что и всегда. Вы слишком долго пребывали в заморозке и выходили из нее без специальной помощи, этот процент мог вырасти в полтора раза, а то и в два. — То есть в трюме могло появиться тридцать шесть рабов пепла? — Ты и правда хорошо считаешь. Тогда считай дальше: троих вы убили в первый день, тогда же я прикончил семерых. — Неплохо, — одобрительно произнес Бвонг. — Они были слишком слабы, новорожденные. Еще одного я крепко покалечил. Не знаю, выжил он или нет, но боец из него никудышный, после такого даже пепельники восстанавливаются нескоро. — Значит, их может быть двадцать шесть или двадцать пять. — Это всего лишь мое предположение. Но скажу тебе, что даже если десяток подросших пепельников окажется на палубе, мы вряд ли их осилим. Пожалуй, я крупно сглупил… — В чем? — Надо было подумать об этом раньше. Ведь не заметь ты этот шум, мы бы ничего не знали, и эти твари могли вырваться неожиданно. — Нет, это моя вина, я думал, что трюм надежно запечатан. — Ты всего лишь рашмер по названию, свежеиспеченный, а я опытный рыцарь церкви, так что не надо возводить на себя напраслину. Пойдем, прямо сейчас надо собрать остальных, бросить всякую работу. Придется подготовиться к нападению пепельников, ведь, если не отобьемся, смерть на рифах Чечевицы нам не грозит. Глава 13 Посвящение Выжившие собрались на корме, выстроившись в неровную прерывистую линию. Все, кроме увлеченного жеванием акульего мяса Бвонга, уставились на задумчиво стоявшего сэра Транниллерса и ждали, что же он скажет. Даже Трой понятия не имел, что именно взбрело в голову рыцарю церкви. Сэр Транниллерс облокотился спиной о дверь, которая вела в каюты. Похоже, стоять ему очень нелегко, умаялся за день, раны дают о себе знать. Но держится, и это заставляет уважать его еще больше. Хотя и без таких моментов его уважают все без исключения. И дело здесь вовсе не в том, что в первый день узники трюма спаслись именно благодаря ему. Да, это тоже сыграло свою роль, но главное вовсе не в смелом поступке. Просто у человека могучая аура, к такому невольно относишься с почтением. — Я называю вас рашмерами, но это не совсем правильно. Полное право так называться вы можете заслужить лишь после посвящения. Это не слишком зрелищный, но по-своему торжественный ритуал, он должен проводиться в определенный срок лишь после прохождения предварительного обучения. Я не уполномочен его проводить, но в любом правиле, в любых традициях возможны исключения. Если людям угрожает опасность со стороны сил тьмы, если без спешки никак, если враг на расстоянии вытянутой руки, это многое меняет. Там, под нами, два с половиной десятка рабов пепла. Может, чуть меньше, но это не имеет значения, ведь хватит даже половины, чтобы прикончить здесь всех до единого. Это уже не те никуда не годные беспомощные уродцы, которые выскочили из трюма в первый день. Прошло время, они подросли, питаясь телами умерших, стали куда опаснее, а вы пока что все те же, прежние. И эти твари вот-вот могут оказаться на верхней палубе. — Да они даже в двери перестали ломиться, — не удержался Бвонг. — Притихли, смирно сидят, поняли, что им не выбраться. — Не надо принижать интеллектуальные способности противника, это может сыграть с вами дурную шутку. Да, пепельники далеко не гении, но у них хватило ума, чтобы понять — через двери им не прорваться. В данный момент они нашли как минимум один альтернативный путь — пытаются разломать переборку кубрика. То есть полностью или частично представляют устройство корабля и планируют свои действия, исходя из этого. — Тогда чего мы тут стоим?! — вскинулся Бвонг. — Надо быстро заколотить там стены толстыми досками! — Успокойся, мальчик, я и Трой уже все обдумали, ты опоздал со своими ценными предложениями. К тому же нам пока что известна всего одна их лазейка. Но кто может сказать — сколько их на самом деле? Вдруг прямо сейчас своими отросшими когтями они скребут доски сразу в нескольких местах? Вы помните, сколько этих тварей может находиться под нами? За всеми углядеть мы не успеем, нас слишком мало, к тому же они с каждым днем становятся сильнее. Надо слегка уравнять шансы, поэтому я решил, что с этого момента основной упор мы будем делать на боевую подготовку. Но это не главное. Главное — мы проведем посвящение прямо сейчас, иначе боевая подготовка не имеет смысла. К сожалению, здешние возможности ограничены, но все не так уж плохо. Трой, Бвонг, Айлеф, вы идете со мной. Остальным ждать здесь, никуда не отлучаться. Сэр Транниллерс выпрямился, распахнул дверь, скрылся в коридоре. Трою и остальным названным не осталось ничего другого, как последовать за ним. Путь завершился в кают-компании. Здесь уже было темновато, да и на улице сгущались сумерки, но это затруднение сэр Транниллерс разрешил при помощи огнива и возвращенных из кубрика свечей. Одну установил в светильник под потолком, другую в подсвечник, после чего взял его в руки и подошел к шкафчикам с книгами скабрезного содержания. Остановился перед ними и с иронией произнес: — Никогда не становитесь рабами своих страстей, в этом человек иногда напоминает обезумевших пепельников, а надо всегда и в любой ситуации оставаться разумными людьми. Прежде всего интеллект, а уж потом чувства и прочее. Что вы видите в этом шкафу? — Книжки, — ответил Айлеф.