Нож чуточку отстранился от горла. На половинку самого тончайшего волоска. Но испытываемое Эшем напряжение было столь велико, что даже столь неуловимое движение не осталось незамеченным. — Что значит, сейчас нет? А когда да? — Возможно, через год он будет на юге, — ответил Эш, каждое последующее слово произнося всё тише и тише. Слишком их много получилось. Опасная болтливость. — Где именно на юге? — Там, где вывешиваются торговые листки. Или где их можно достать. Он сказал, что через них я смогу передавать ему послания. — Необязательно самому там находиться. Их могут привезти ему куда угодно, — справедливо заметил неизвестный. — Могут, — согласился Эш. — Но больше я ничего не знаю. Он сказал, что когда вы придёте, я не смогу ничего скрывать. Поэтому ничего мне не сообщил. — Разумно. Необычный мальчик. Согласен? — Здесь, на Севере, хватает странных людей, — осторожно ответил управляющий, решившись не ограничиваться односложным «да». Раз уж собеседник сам начинает плодить слова, это прямое приглашение поступать аналогично. — Он сказал тебе, в чём его сила? — Нет. Он никогда никому ничего не рассказывал. Мы могли только догадываться. — Догадки? Значит, у тебя были какие-то мысли? Так в чём его сила, по-твоему? Помедлив, Эш неуверенно ответил: — Амулеты.У него есть амулеты. И он получает больше трофеев, чем обычные люди. Это я могу сказать точно. — Что за амулеты? book-read-ads — Не знаю. Он не рассказывал, а я такое не спрашивал. Мы с самого начала договорились, что чем меньше мы о нём знаем, тем лучше. — Я тебя понял. Действительно разумно. Очень странный мальчик... Нож исчез. Только что сталь отблёскивала у шеи, отражая желтоватый свечной свет, и вдруг её не стало. На миг показалось, что человек, всё это время скрывавшийся за спиной, тоже исчез. Но нет, послышался тот же голос: — Если ты узнаешь, где он, что он делает, что собирается делать, или куда хочет отправиться, ты сразу же пошлёшь человека в Дьен. На перекрёстке Мокрой улицы и Кривого переулка есть пекарня. Хозяина зовут Добж Цавик. Твой человек должен оставить письмо ему. И сказать одно слово: «Кремень». Если ты не пошлёшь человека, или пошлёшь не сразу, я буду вынужден вернуться. Нет, это не то, о чём ты сейчас подумал. Всё будет хуже... намного хуже. Эша никто не назовёт трусом. Да, он, как и все люди, способен испытывать страх. Но как бы тяжело ему не было, всегда оставался выше своих слабостей, никогда не скатывался в панику, и не позволял трусливым эмоциям собою управлять. Но этот голос за спиной — это совершенно иное. Управляющий стоял, не шевелясь и едва дыша, пока одеревеневшие ноги не начали подгибаться сами по себе. И даже тогда он отважился обернуться не сразу, сражался некоторое время с непослушными конечностями. За спиной никого не оказалось. Также никто не нашёлся под кроватью, под столом, в шкафах и в кладовой. Дотошный обыск помещения показал, что здесь и младенцу не спрятаться. Окна заперты под крепкими ставнями, дверь тоже. Ни малейших следов проникновения постороннего. Если не считать едва заметной ранки на шее, оставленной легчайшим прикосновением кривого клинка в самом начале короткого разговора. Ещё раз проверив запоры на ставнях, Эш, сам не понимая зачем, распахнул их во всю ширь, перегнулся через подоконник, с наслаждением подставляя лицо под холодный ветер, осыпающий кожу каплями ледяной влаги. Постоял так с минуту, медленно покачал головой и пробормотал: — Не знаю, где ты, и что ты там делаешь. И не хочу это знать, — чуть помедлив, неслышно, вхолостую шевеля губами, добавил: — Беги, Гед. Не останавливайся.