– Здесь нет ничего! Ни тропинок, ни дорог! Одни скалы и осыпи! Этот проход потому всем и нужен, что через него можно проходить! А по сторонам – непроходимые горы повсюду! Знаменосцам здесь нечего делать! Если бы мне сразу рассказали, в чем дело, я бы еще внизу разоблачил этого лживого юнца, и нам бы не пришлось сюда карабкаться! Расселина тут всего одна, и никаких ответвлений по пути не было! Если бы они пошли по ней, мы бы их догнали или бы видели их следы! Некуда им деться! Я тут еле стою, не знаю даже как! Тут шаг сделать трудно дальше! Не могли они без тропы пройти! Тим понял – надо что-то говорить: – Да, ценатер, вы правы. Никаких знаменосцев здесь нет и не было. Я соврал. Соврал, чтобы спасти полк. Честно сказать, на полк мне наплевать, но вот на друзей – нет, а отдельно от полка их вытащить было нелегко. Там, внизу, хабрийцы приготовили сильное оружие, способное уничтожить всю нашу армию. Если вы меня послушаетесь, мы спасемся. Я… – Заткнись! – взревел ценатер. – Господин полковник, надо его повесить немедленно! Мы из-за него столько сил и времени потеряли! – Здесь нет деревьев, – флегматично заметил Эрмс. – Но зато можно… Что именно придумал изобретательный ценатер, осталось тайной – в этот миг за его спиной небосклон расцвел ослепительной вспышкой. Яркость ее была столь велика, что взбесились все цвета – черное превратилось в белое, и наоборот. Тим, завалив Эль на землю, прижал ее своим телом. Странно, но в этот миг он чувствовал лишь облегчение – сам уже начинал подумывать, что все эти мысли про атомную бомбу – не более чем бред от излишнего воображения. – Всем лечь!!! – успел заорать Тим, прежде чем их накрыло. * * * Скованные пленники и солдаты, пробивающиеся через них к вышке, погибли мгновенно, в первые доли секунды начала процесса ядерного взрыва – их сожрал ослепительный шар. Зубы, обугленные фрагменты костей, оплавленные металлические ошметки от амуниции и оружия – лишь это оставила плазма от редких «везунчиков». Ударная волна, отражаясь от стен прохода и увлекая за собой раскаленные обломки всего, что попадалось по пути, понеслась дальше. Спасения от огненного вала не было – фургоны разбивало в труху, воинов размазывало о горячие стенки собственных доспехов, лошадей разрывало на части. Мощь освобожденного атома способна разносить на молекулы скалы, не то что рыцарей. Благоприятные ландшафтные условия, удачное расположение заряда, стандартная тактика этой эпохи, требовавшая применения многочисленных войск в компактном строю, – все это привело имперскую армию к молниеносному краху. Никогда еще в современной истории армия, находившаяся в полушаге от победы, не терпела столь сокрушительного поражения. Элита имперского войска перестала существовать физически – его цвет погиб, не оставив для погребения ничего. Тем, кто находился подальше, повезло лишь в том, что сохранился хоть какой-то материал для похорон (далеко не всегда). Хотя относительно целым телом могли похвастать немногие «счастливчики» – большинство или разорвало, или превратило в неприглядные отбивные, перемешанные с остатками амуниции и небрежно поджаренные. Спустя десяток мгновений после того, как черный человек нажал на кнопку, в имперской армии осталось восемьдесят две тысячи солдат из двухсот шести тысяч. Потери среди мародерствующих торговцев и шлюх, ухитрившихся найти себе место среди отрядов союзников, подсчету не поддавались. Местность вблизи эпицентра превратилась в ровную пустошь, заваленную слоем раскаленного шлака. На небольшом удалении столь же выровненная почва дымилась во множестве мест, в этой зоне кое-где можно было различить отдельные бугорки, нарушающие идеальную плоскость выжженной земли. Чем дальше, тем таких бугорков становилось больше, иногда их можно было даже идентифицировать – пушечный ствол, смятый бронзовый котел, скрученный стальной нагрудник. Компенсируя выгорание кислорода и разрежение, вызванное уходом ударной волны, со всех сторон налетел сильный ветер, закрутив над выжженной пустошью дымные вихри. Этот же ветер принес множество огромных клочьев жирной копоти, устроив из них абсурдный листопад, под действием восходящих потоков раскаленного воздуха устремившийся в небеса. Что это было? Останки шатров и палаток? Одежды? Человеческих и лошадиных тел? Если бы здесь остался хоть кто-нибудь живой и неослепший, то наверняка решил бы, что это души солдат, обожженные так же, как их тела. Но зрителей у мрачного зрелища не было – в этой зоне выживших не было и не могло быть. Жизнь уцелела дальше – солдаты, пережившие световой импульс и ударную волну, были обожжены, многие с поражениями сетчатки глаз, переломами, разрывами барабанных перепонок, отбитыми внутренними органами. Радиоактивное излучение тоже не обделило их тела своим губительным вниманием, подготавливая невиданную в этом мире отсроченную смерть. Лишившись командования и врачей (линия санитарных фургонов оказалась в зоне полного уничтожения), деморализованные, перепуганные невиданным оружием хабрийцев имперцы и не помышляли о битве. Кучками и поодиночке солдаты плелись на юг, подальше от этих страшных гор, дымящихся от многочисленных пожаров. Ослепших вели за руки, на тех, кто не мог передвигаться самостоятельно, не обращали внимания, как и на сошедших с ума: сил на их спасение не было. Брат сейчас не узнавал брата – все одинаково оглохшие, с кожей, слезающей лоскутами, кашляющие от едкой пыли и раздирающего легкие дыма, многих рвало. Черный человек зря опасался – мощность заряда оказалась даже выше предполагаемой, причем существенно. Неудивительно – ведь испытаний не проводили, и чужих практических данных для сравнения у создателей заряда тоже не было. Было лишь голое моделирование на основании всех имеющихся знаний – неполных знаний. Теории в таком вопросе недостаточно, чтобы спрогнозировать все до мелочей. Они не сомневались в том, что взрыв произойдет, но, не будучи уверенными в его силе, приняли все меры для достижения максимального эффекта. У них был всего один заряд – одна попытка. И у них все получилось. * * * В главном лагере хабрийской армии, что располагался южнее Ревущего прохода, наступил праздник в сочетании с бедламом. Офицеры, позабыв о сословных различиях, обнимались с солдатами, повсюду носились обезумевшие лошади, в загонах жалобно блеяли козы, уныло завывали перепуганные собаки. Народ размахивал оружием, хором поносил имперцев и воздавал хвалу Фоке. Фока мудрый, Фока смертоносный, Фока всемогущий, Фока – победитель целой армии! Ведь именно он завел врагов в ловушку, и это его оружие их испепелило. Слава кетру! Далеко на юге, наглядно демонстрируя мощь победившей Хабрии, в небо вздымалась исполинская грязная туча. Снизу ее поддерживала дымная ножка, будто сплетенная из закручивающихся вихрей. Красивое зрелище – жаль, что ветер, столь сильный в этих краях, уже относит все это великолепие на север. Наверное, в огненной туче сейчас догорают души всех этих грязных собак-имперцев, что так опрометчиво попались в ловушку кетра. Видимо, они хотят пролететь над лагерем своих победителей – поскрежетать зубами напоследок. Пусть летят – сегодня у хабрийцев праздник. Сегодня Фока приказал всем пить допьяна: два дня основные силы армии будут отдыхать – и лишь потом продолжат свой победоносный марш на юг. Даже рядовые солдаты не будут сегодня страдать от жажды – сотни телег с пивными бочонками плелись в обозе специально в ожидании этого великого дня. Немолодой человек из лесного народа, стоя у входа в гостевой шатер, не веселился. Уже слегка нетрезвый офицер, проходя мимо него, заметил непотребство. Пригляделся – так и есть, этот заяц выглядит уныло, что резко диссонирует с обстановкой праздничного лагеря. Более того – на глазах у него выступают слезы. Хоть и заяц, но все равно непорядок: – Эй, уважаемый, выпейте вина за нашу победу. – Вашу победу? – безжизненно уточнил заяц. Офицер, указав на грязную тучу, пояснил: – Вон же – это наша победа. – Не ваша, – тихо ответил заяц и, прикрыв лицо ладонями, скрылся в шатре. * * * Тим, осознав, что все закончилось и новых ударов по спине, наверное, больше не будет, осторожно прошептал: book-read-ads – Эль, ты как? Своего шепота он не расслышал. Оглох? Только этого ему не хватало для полного счастья… Встал осторожно, скинув при этом немало камней, присыпавших ему спину, – понятно теперь, почему она так болит. Расселину затянуло клубами пыли, да и запах дыма присутствовал – уже в нескольких шагах трудно было что-нибудь разглядеть. Рядом, лицом вверх, спокойный как никогда, лежал ценатер Хфорц. Точнее, верхняя часть ценатера Хфорца – офицера разрезало на уровне поясницы. Инструмент, совершивший эту радикальную хирургическую операцию, торчал в каменистом грунте. Огромный прямоугольный щит имперского легионера – стальная пластина и подгоревшая кожа. Жутковато представить ту силу, с которой его сюда зашвырнуло. Люди, присыпанные землей и камнями, начали шевелиться, хоть и не все. Припав на колено, Тим за плечи приподнял Эль. Увидев ее открытые и очень даже живые глаза, он облегченно улыбнулся и громко попросил: – Посиди здесь – я Апа проверю. Свой собственный голос звучал странно – как будто слова доносятся изо рта, отстоящего на десяток шагов. Но этого ведь не может быть – рот у Тима остался на месте, несмотря на все неприятности. Присев возле полузасыпанного Апа, он осторожно потряс товарища за плечо. Тот, будто этого ожидал, ответил мгновенно: – Вставать уже можно?! Слова его тоже доносились как бы издалека – Тим понял, что он не оглох, просто оглушен изрядно. Такое с ним уже бывало пару раз – когда рядом ударила молния и когда взорвался железный дракон. – Можно. Поднимайся, Ап. Ты цел? – А что со мной сделается? Самое худшее – штаны испоганю. Эта беда с детства за мной ходит. Но здесь меня так приголубило резко, что я даже не успел на грязное дело сподобиться. А Эль как? – Вроде ничего. Я ее собой прикрывал, камнями ее не побило. Вот же она. Эль, неуверенной походкой подойдя к товарищам, присела, изумленно произнесла: – Тим! Голос! – Что «голос»? – Голос не спас меня. Меня спас ты. Всегда меня голос спасал, но сейчас он ничего не приказывал. – Глупая ты. Голос не ошибся – он ведь сказал, чтобы ты за мной шла. Осталась бы внизу – погибла. Там бы никто не выжил… – Что это было? – Оружие… очень плохое оружие. Мы уцелели, потому что ушли с пути, по которому оно действует. Ап, осмотревшись по сторонам, озадаченно заметил: – Да тут покойников половина, если не больше. Нам повезло, что ничем серьезным не задело. Фока, наверное, взорвал внизу весь порох мира – у меня в каждом ухе будто ваты тюк. Ох и удачно вышло, что ты с нами оказался, – всех спас. И откуда у тебя столько ума? Тимур, что делать будем? Внизу, похоже, совсем теперь грустно. Думаю я, что там сейчас хабрийцы хозяйничают. Если, конечно, этот грохот посреди толпы наших произошел. А где ж еще он мог произойти? Так что будем делать? Тим не стал отвечать – он и сам пока не знал ответа. Поднявшись, потянул Эль за собой: – Пойдем – надо народ поднимать. Не думаю, что тут много ребят погибло: место неплохо защищено от взрыва. Наверное, просто испуганные валяются. Расшевелим их. Ап, не поднимаясь, повторил вопрос, обращаясь уже к спине Тима: – Так что делать будем? Тиму захотелось обернуться и сказать Апу что-нибудь нехорошее. Или просто взглянуть в его глаза, безмолвно показав, насколько он сейчас не расположен к разговорам. Но это будет неправильно – он должен ответить. Сплюнув бурый сгусток грязной слюны, Тим облизал запекшиеся губы, поднял голову, пытаясь сквозь стену дыма разглядеть хоть что-нибудь, и, не добившись в этом деле успеха, опустошенно ответил: – Еще не знаю. Мы пока живы, и это – главное. * * * notes Примечания 1