Мертвая тишина нарушается лишь моим голосом и шуршанием бумаги. Но я не из тех, кто быстро сдается. — Узнал последние новости, и, знаете, они мне не понравились. Очень неприятно, что противник получил подкрепление. Спутал вам все планы. — Ага… — буркнул генерал, не отрываясь от карты. О! Голос подал! Уже кое-что, надо двигаться в том же направлении. — Особенно меня возмутили дирижабли. Эти летающие колбасы успели достать до печенок. А меня не так легко достать, вы же знаете. — Ну да… — тем же подчеркнуто-безучастным голосом, но в нем все более и более ощущается нотка иронии. — Вот я и подумал: раз мой генерал в таком бедственном положении, ему не помешает достойная помощь. А кто может помочь лучше, чем преданные люди? Вроде меня. Так что, ни секунды не колеблясь, направился в лагерь. Без приключений не обошлось, но, к вашему счастью, все же добрался. — Великая радость… ага… — В общем, мой генерал, я перед вами и готов приложить все силы, чтобы вы огнем и мечом отвоевали все, что у вас отняли. И даже больше. Карта окрестностей Нового Нариавана при этом очень пригодится, потому как столицу Западной Реулы надо брать обязательно. Безобразие, что она до сих пор не наша, не так ли? Генерал, наконец, оторвался от бумаг, и я сумел оценить его лицо. Такое впечатление, что лет на пять постарел, глаза покрасневшие, переполнены усталостью, но в их глубине горит все тот же неугасимый злобный огонек: — Ну, привет… демон Леон. Знаешь, что я хочу тебе сказать? — Весь во внимании. — То, что ты не знаешь все новости. Главная беда — снабжение. С теми же патронами у нас просто беда, мы уже давно никого не расстреливаем. Да не волнуйся ты так, выпутаться из этого положения можно. Как вешали, так и вешаем, веревки есть. А одного предателя на кол посадили позавчера, хоть какое-то разнообразие. — Я всегда знал, что вы можете выкрутиться из самого затруднительного положения. — Знаешь, Леон, попадись ты мне тогда сразу, уже давно бы кормил червей во рву за лагерем. Очень уж я тогда огорчился, сам не свой был. Рот закрой! Я не позволял тебе его раскрывать! Вот так! Ты, когда молчишь, кажешься почти приличным человеком, а не бесстыжим мерзавцем, каких я еще не видал. Так вот, тебе тогда повезло, не попался под горячую руку. И потом уйти ухитрился, весьма интересным способом. Не будь там Мушду, я бы ни за что не поверил в такое. Да и другие твердили одно и то же слово в слово. И да, ты знаешь, почему сейчас сидишь здесь, а не изучаешь своей задницей остроту кола? Ты, Леон, наглец, каких днем с огнем не найти, но ты не дурак, это признаю. И не самоубийца, жизнь ты любишь. Значит, заявился ты не для того, чтобы я ломал голову над выбором способа твоей казни. Тебе, гаду подколодному, есть что мне предложить. Что-то такое, от чего я вряд ли смогу отказаться. Ради чего пойду на многое, в том числе и забуду о том огорчении, которое я испытал после твоего гнусного предательства. А теперь очень коротко, без дурацких ужимок и тупых шуточек говори: зачем пришел? — Директория проиграет эту войну. Я принес вам победу. — Да ты что?! Вот радость-то какая, мне этого тут очень не хватает! — Я, вообще-то, серьезно. — Я тоже. Давай подробнее и без глупостей. Не забывай, что мы в лесу, здесь есть из чего вытесать длинный кол, как раз под твой рост. — Вы не поверите… — А ты меня убеди. — Могу я попросить выйти вас из палатки? — Зачем? — Просто выйдите, оцените обстановку вокруг нее и вернитесь. Это не шутка, это вас кое в чем убедит без слов. Сэкономит время на объяснения. — Ну смотри у меня… не забывай про кол… Грул поднялся, подошел к выходу, откинул полог, сделал шаг наружу, замер. Надо отдать генералу должное: ему хватило пяти секунд, чтобы сделать надлежащие выводы, после чего он неторопливо вернулся, сел на прежнее место, уставился на меня, задумчиво протянул: — Часовых, заснувших на посту, у нас расстреливают. Ну, или вешают, особенно если с патронами дела плохи. — Это не тот случай. Часовые невиновны. — Я почему-то так и решил, что заснули они не по своей вине. Оставили меня, так сказать, без охраны. Там, правда, еще Шфарич есть. Он, конечно, та еще гнусная собака, но предан до невозможности и не трус. Но, мне кажется, что сейчас от него толку мало. Занят он очень. Странным делом занят. Вылизывает грязь с ног какой-то дамы. С виду вроде не местная шлюха, и вообще не видел ее никогда. Странный у нее вид. Ох, она и дылда, даже на сидящую глядеть страшновато. — Ее зовут Литтейгиса. Она нездешняя. — Я почему-то так и подумал. — Она приказала часовым спать, и они уснули. — Я такое уже видел. Какой-то фигляр выступал перед толпой, говорил разным тупицам, что им следует делать, и они наперегонки выполняли. Он называл это магнетизмом. — Она при этом ничего не говорит. Литтейгиса просто пальчиком двигает, и кто-то засыпает, а кто-то, оскорбив ее перед этим словесно или как-то иначе, с бурной радостью начинает слизывать грязь с ее обуви. — Считая Шфарича, четыре человека. — Да, все, кто рядом был. — Там еще один на пне сидит. Усатый, загорелый до черноты. Не спит. — Капитан Дор Танн, Литтейгиса его не трогает, он ведь свой. book-read-ads Генерал, отодвинувшись от стола, нагнулся, поднял с земляного пола начатую бутылку, плеснул в немытый стакан, опрокинул залпом и не поморщился. Посидел несколько мгновений без движения, плеснул еще раз, но уже в две посудины, протянул одну мне: — Ром не чета былому, но спасибо, что хоть такой остался. Скольких эта дамочка сможет усыпить вот так? — От обстоятельств зависит. — Не шути со мной, Леон! Я не в том настроении! Сколько?! — На моих глазах она усыпила человек тридцать, а перед этим их парализовала. — Мало. — По пути сюда на нас напал дирижабль, она заставила его уйти. — Уже чуть лучше. Она с юга? Я имею в виду ТОТ юг. — Да. — Так и думал. Ты до них, получается, добрался… — Не совсем. — Говори. — Даатлькраас, тот заключенный, который меня призвал в этот мир… — Я его не забыл. — Он успел мне кое-что рассказать. — Расскажи и мне. — Он сюда пришел не один, а с группой беглецов. Там, на юге, им грозит смерть, они надеялись здесь укрыться. Остановились в горах, Дата послали за море, разведать обстановку. Но ему не повезло, попался агентам. — Да, а я его потом убил. — А я его заменил. Мне тогда не моча в голову стукнула, проблемы возникли, вот и пришлось быстро уходить. — Твои проблемы — мои проблемы. Ты мой человек, Леон. Нет — ты мой демон! Ты не имел права так поступать! — Такие проблемы вы решить не могли. — Не верю. — Уж поверьте. У меня одна надежда оставалась. Я тогда добрался до оставленного Датом животного. — Летающего. — Да. На нем добрался до гор, встретился с его людьми. Они почти все маги, и Литтейгиса — одна из них. — Этих магов тысяча? — Нет, меньше двух десятков. И они могут вам помочь. — И как они выиграют мне войну? Если каждый сможет усыпить тридцать солдат на поле боя, мне это ничем не поможет. — Они разные. У каждого свои способности. Литтейгису отправили со мной только потому, что ее талант может помочь при нежелательных встречах. Она может даже заставить забыть последние события. Хотя в этом ее возможности ограниченны. — Что могут остальные? — Мы без лодок, гарпунов и прочего поймали двух китов. И это была самая легкая рыбалка в моей жизни. — Мне не нужны киты. — При желании они могут запечь кита живьем. За минуту-другую. — Жареный кит нам бы все же не помешал, у нас теперь трудности с продовольствием. Но это все же не совсем то, что я хотел услышать. — Дирижабли… — Слушаю тебя со всей внимательностью: про дирижабли мне очень и очень интересно слушать. И что там с ними? — Они очистят небо. Дирижаблей не будет.