– А разве это возможно? – удивленно вскинулся Зеленман. Получив от Кимова сострадающий взгляд медсестры-монашки из психиатрической больницы, он хлопнул себя по лбу: – Точно! Как-то из головы вылетело! Это ведь рация, а рацию можно запеленговать! – Не так просто, – остудил его Кимов. – Пеленгаторы не понадобятся. Просто придется проконтролировать сети разных операторов, а это делается быстро. Местонахождение абонента можно определить с приличной точностью. – Мы это сделаем немедленно! – Конечно, сделаете. И еще, помимо прочего, необходимо тщательно изучить сводку происшествий в городе, послать сотрудников в каждый милицейский участок с описанием Ветровой. Очень может быть, что она где-то засветилась. Я почти уверен: в городе ее уже нет, к тому же подозреваю, что она успела получить доступ к Интернету и ознакомиться с информацией. Это не глухая деревня, там воспользоваться им несложно. – Но даже посты на выезде предупреждены, город не так легко покинуть. – Я готов поспорить на ящик коньяка, что в городе ее уже нет, причем давно. Из-за таких людей, как Зеленман, евреи заработали славу до крайности скупой нации – спорить он не рискнул, но зато осмелился поинтересоваться: – А кто вам сказал, что девушка прыгнула с вертолета? Кимов страдальчески вздохнул, ткнул пальцем в строку распечатки: – «При осмотре вертолета трупа Ветровой не обнаружено». Это за какого дурака вы меня принимаете, если думаете, что из этих слов я не пойму, что она прыгнула именно с вертолета? И, кстати, не мешало бы осмотреть обломки повнимательнее, будет неприятно, если телефон остался в машине. Без него, знаете ли, трудновато будет «запеленговать» Ветрову. Операция продолжалась. Со скрипами, перебоями, но она набирала ход. Столь радикальное хирургическое вмешательство в размеренную жизнь Ордена стоит проводить быстро, пока он не очнулся, не пошел вразнос, ломая все планы. Сложности вызывало и то, что при этом необходимо было задействовать только своих людей, а их не столь уж много. Использование вслепую других сотрудников возможно не всегда, да и чревато дополнительными осложнениями. Несколько раз из-за этого происходили различные казусы, особенно много неувязок выползало с мотивацией уничтожения Монастыря. Спешно подготовленные легенды конфликтовали друг с другом, даже версии для средств массовой информации с каждым часом становились все более поэтичными, мало согласовывающимися с реальностью, дикторы с трудом скрывали свое недоверие, а кое-где уже появились сообщения об аварии на атомном производстве. К вечеру началась фаза подчистки хвостов. Шла последняя неделя срока – еще два дня, и Бровкин покинет маленький мирок тюремной камеры, щедро накормив напоследок своих тараканов и пленного мышонка по прозвищу Миша. Это время следовало использовать с максимальной эффективностью, ибо неизвестно, когда он снова попадет в эту спокойную, располагающую для творчества обстановку. Работа над очередной книгой подходила к концу, но он все же опасался, что не успеет ее закончить, и посему подкорректировал свой график, уменьшив время сна на полчаса и отняв у спорта пятнадцать минут. Из-за нехватки времени ему пришлось отказаться от организации условного побега, призванного шокировать администрацию тюрьмы Ордена, свято уверенной в стопроцентной надежности своей системы. Начальник частенько разговаривал с интересным заключенным и не раз высказывался в том духе, что охрана способна в течение сорока минут выдерживать атаку танкового полка. Бровкин слушал эту чушь очень внимательно, не придираясь к словам. Доказать начальнику, что он полный дурак, рыцарь намеревался на практике, но увы– подвела нехватка времени. Впрочем, он не расстраивался, свято веря, что обязательно вернется в эти стены – Бровкин был постоянным клиентом тюрьмы, свой единичный рекорд непрерывного восьмимесячного пребывания на свободе он объяснял только тем, что лежал с тяжелым переломом ноги. Лязгнул электронный замок, дверь распахнулась. Служащий пищеблока, облаченный в серый халат, вкатил тележку с подносом, приветливо улыбнулся: – Василий Иванович, ужин подан! – Спасибо, Александр, – кивнул Бровкин и принялся аккуратно складывать исписанные листы. Разносчик помялся и, покосившись на замершую в дверях охрану, произнес: – У меня отпуск с завтрашнего дня, так что, наверное, не увидимся больше, вас ведь выпускают. И смена моя заканчивается, посуду Игорь заберет. – Не расстраивайтесь, Александр, – без улыбки ответил Чапай. – Я обязательно вернусь. Мы еще не раз увидимся, обещаю. Хохотнув, разносчик покачал головой: – Ну Василий Иванович, вы, как всегда, в своем амплуа, не хуже Терминатора. Ладно, приятного аппетита! – Спасибо, – кивнул Бровкин и положил поднос на освобожденный участок крошечного стола. Дождавшись, когда лязгнет захлопнувшаяся дверь, рыцарь приступил к ужину. Надо сказать, что его действия несколько отличались от тех, что предпринимают среднестатистические граждане в подобных повседневных ситуациях. Его не раз обзывали параноиком, не единожды подвергали длительным врачебным исследованиям на предмет определения вменяемости, но в итоге руководство опустило руки. Чапай был не просто подозрительным человеком – в некоторых обстоятельствах он мог вызвать комплекс неполноценности у любого параноика. Вот и сейчас, вместо того, чтобы спокойно приступить к трапезе, он сделал логичный вывод, что его хотят отравить. Нет, он вовсе не думал ничего плохого про Александра или других работников пищеблока, хотя… если быть точным, он всегда думал о них только плохое. Просто в силу своего характера рыцарь на любое предложение что-либо отведать реагировал с одинаковой недоверчивостью. Итак, приняв как данность факт попытки отравления, Бровкин вовсе не стал отказываться от пищи – голодной смертью ему умирать не хотелось. На подобный случай у него была подготовлена своеобразная токсикологическая экспресс-лаборатория. Он знал, что метаболизм мелких млекопитающих функционирует в бешеном ритме, что позволяло использовать их для определения ядов. Однако, подозревая, что тюремные грызуны обладают повышенной приспособляемостью, он еще полтора месяца назад провел эксперимент с пойманным мышонком, посадив его в кружку и выдохнув на зверька немного табачного дыма. Судорожно задергавшись, подопытный умер в течение несколько секунд. Таким образом Чапай наглядно убедился во вреде никотина и пришел к выводу, что мыши как нельзя лучше помогут ему защититься от козней врагов, если те надумают его травануть. К счастью, он был мало знаком с биологией и близкими к ней науками, так что не мог догадываться о некоторых своих заблуждениях. Впрочем, узнай он про разницу метаболизма человека и мыши, это вряд ли бы помогло – с его недоверчивостью Бровкин больше верил собственным глазам, чем умным книгам. Выпустив Мишу из самодельной клеточки, сооруженной из проволоки, Чапай разложил перед ним вечерний рацион, выделив по крохе от каждого из принесенных блюд. Ручной мышонок давно привык к человеку и даже не думал о попытках побега из столь благодатного места, где сытно и разнообразно кормят три раза в день. За месяц содружества с человеком он поправился настолько, что брюшко уже начинало мешать ходить. Брезгливо обнюхав микроскопический кусочек мяса, он отвернул нос в сторону, начав трапезу с пшенной каши. Съев почти половину предложенной ему порции, зверек внезапно отступил назад, завалился на бок, задергал лапками и резко затих, блестя стекленеющими глазками. Чапай не стал искать причины преждевременной смерти несчастного грызуна. Он постоянно ожидал от окружающих подвоха, вот и сейчас без всякого волнения осознал, что его действительно хотели отравить, и мышонок умер вовсе не из-за приступа аппендицита. Обычный человек впал бы после случившегося в ступор или же принялся колотить кулаками по двери, вызывая охрану, – но Бровкина трудновато было назвать обычным человеком. Всякое решение он принимал мгновенно или почти мгновенно, не терзая себя мучительными раздумьями, правильно это или неправильно, и можно ли поступить как-то иначе. Бровкин решил сбежать. Он не стал хвалить себя за предусмотрительность – ведь подготовка к побегу началась несколько месяцев назад, план был почти совершенен, за исключением нескольких моментов. Но времени на их отработку не было. Чапай не доверял всему человечеству вообще, и охране в частности, и был стопроцентно уверен, что если при сборе грязной посуды обнаружится, что он живой, с ним поступят нехорошо. Скорее всего, попросту прикончат подручными средствами, не мудря с ядами. Значит, времени осталось немного, следует поторопиться. Пройдясь по камере, он собрал все вещи, необходимые для побега, в частности: катушку ниток, коробку с дрессированными тараканами, два рулона туалетной бумаги, добротно заточенный супинатор и гимнастическую гирю весом тридцать два килограмма. Передвинув столик к боковой стене, он, взобравшись на него, снял пластиковую заглушку, скрывавшую панель, от которой по камере расходились электрические провода. Убедившись, что здесь все осталось без изменений, Чапай достал из коробки здоровенного таракана с рыжеватой подпалиной на спинке. Кличка насекомого была логичной – Чубайс. Тот, давно привыкнув к человеческим рукам, вел себя индифферентно, лишь шевелением усов показывая, что жив. Рыцарь нацепил на него крошечный хомутик, для надежности зафиксировал его ниткой, далее прицепил простое проволочное приспособление, похожее на якорек с подвижными лапами. Продев в ушко двойную нить, он запустил Чубайса в трубчатый ход, скрывавший главный кабель. Чапай не был суеверным, но все же подсознательно надеялся, что таракан с подобной кличкой не растеряется в мире электричества и, достигнув пересечения кабеля с линией питания дверей, выполнит свою задачу с первой попытки. Если не получится, у него еще оставались Абрам и Католик, так что, как и в спорте, у него есть три попытки. Сдвоенная нитка, которую влачило насекомое, монотонно уходила в стену. Как только скрылся узелок, завязанный на строго вымеренном расстоянии, Чапай перехватил его пальцами. Чубайс не возмутился на столь резкую остановку, он давно привык к подобным фокусам хозяина камеры и, упираясь лапками, рванул вперед, освободившись от соскочившего якорька. Рыцарь осторожно потащил его к себе и, почувствовав уверенный зацеп, остановился. Нитка была слабая, при натяжении неминуемо порвется. book-read-ads Бровкин привязал к одному концу шнур, оторванный от маленького телевизора, на нем, вымеряв то же расстояние, закрепил крючок, сделанный из проволоки, отломанной от сетки койки. Ухватив другой конец нитки, он плавно потянул ее на себя, следя, чтобы провод уходил в стену без перекосов. Доведя крючок на нужное расстояние, он стал елозить то шнуром, то ниткой, пока не зацепился. План Чапая основывался на знании технологии прокладки проводов в подобных старинных сооружениях Ордена. Он дважды наблюдал этот процесс и знал, что при этом получается изрядная слабина. Вот и сейчас, потянув на себя шнур, он вытащил петлю провода, шедшую к электрическому замку его двери. Открыть ее можно было только с центрального пульта, перед этим охранник должен связаться с дежурным по тюремной связи, четко объяснив цель подобного действия. Однако, имея доступ к проводам, такое разрешение можно было не спрашивать. Чапай доступ получил. Дальше оставался сущий пустяк – с помощью заточенного супинатора рыцарь снял изоляцию на двух участках, прикрутил к ним провода от того же телевизионного шнура, после чего протянул его до единственной камерной розетки. Дверь загудела – замок сработал. Теперь следовало действовать быстро – Чапай не исключал, что где-то на пульте загорелся тревожный огонек. На фоне других сигналов, естественных при разносе пищи, на него могут не обратить внимания, а могут и обратить. Задерживаться не стоило. Подхватив гирю и туалетную бумагу, Чапай открыл дверь, выглянул в коридор. Убедившись, что все чисто, выдернул шнур из розетки, вышел, закрыл камеру уже снаружи. Первый этап плана был завершен – он выбрался за пределы своего маленького мирка. Однако до успешного окончания побега было еще очень далеко. Все только начиналось. Снегов только вчера отпраздновал пятидесятилетие и не хотел, чтобы этот день рождения был последним в его жизни. А посему, собрав нехитрые дорожные пожитки, он, попрощавшись с женой и детьми, отправился ложиться на дно, мотивируя свой отъезд важной деловой поездкой. Супруга ничего не знала про его работу – она была обычным человеком, да и сошлись они в зрелом возрасте. В общем, Снегову приходилось жить двойной жизнью. В первой он был одним из региональных координаторов Ордена, во второй ему приходилось выдавать себя за дельца средней руки. К счастью, с женой ему повезло – она нечасто задавала лишние вопросы, да и в других отношениях была идеальной спутницей жизни. Хлопок двери заставил екнуть сердце – ему на миг стало страшно за оставляемую семью. Но Снегов тут же взял себя в руки. Что бы ни случилось, родных трогать не станут, максимум, что им может грозить, – допрос. А вот вместе им будет гораздо тяжелее скрыться. Координатор не верил, что Орден легко воспримет столь жесткую чистку. Эта организация была частью его жизни, он душой ощущал скрытые пружины, движущие огромную махину, и не сомневался – сломать их невозможно. Они неминуемо распрямятся, больно хлестнув по возмутителям их спокойствия, просто надо пересидеть в безопасном месте, дождаться этого времени. Безопасное место, известное ему одному, у Снегова было. Главное, добраться туда побыстрее, не засветившись по пути. Координатор даже не стал брать машину, хотя найти его по ней будет затруднительно, но, не имея на месте гаража, ее придется оставить на улице или стоянке. Это след – ведь прочесать город относительно несложно, особенно если для этого задействовать возможности гражданских властей. Нет, он доберется на метро, а от последней станции двадцать минут пройдет пешком. В лифте Снегов выключил телефон, да еще и аккумулятор из него вытащил. Надвинув пониже плоскую кепку, он с внешне безмятежным видом зашагал к станции. При этом, не поворачивая головы, внимательно изучал всю обстановку, пытаясь выявить возможное наблюдение. Он не был профессионалом в подобных вещах, но знал, что грамотную слежку заметить почти невозможно. Однако еще лучше знал, что у Ордена не столь много специалистов, способных компетентно проводить подобные мероприятия. Все они вечно заняты изучением деятельности различных сект, плодящихся в последние годы как грибы после дождя – вряд ли против него смогут поставить многочисленную группу таких профи. А если их будет мало, то он, с его внимательностью и феноменальной памятью, легко вычислит преследователей спустя некоторое время – они неминуемо примелькаются. Внимательность не всегда полезна в жизни – скрываться ему приходится именно из-за нее. Только благодаря наблюдательности этим утром он, сложив несколько случайно подмеченных фактов, смог сделать пугающий вывод. Примитивная проверка подтвердила его мысли и, кроме того, показала, что все зашло слишком далеко и помешать этому невозможно. И тогда Снегов совершил отчаянный поступок: спустился на первый этаж и позвонил с одного из телефонов в холле настоятельнице Монастыря, предупредив ее об опасности. Насколько сработало его предупреждение, осталось неизвестно, но уже после полудня он почувствовал, что вокруг сжимается незримое кольцо – искали звонившего. Снегов не сомневался, что его рано или поздно заподозрят, после чего подвергнут допросу с применением спецсенсов. Там он вспомнит все, вплоть до вкуса материнского молока, и с превеликим удовольствием, захлебываясь соплями, поведает присутствующим. Не зря говорили, что при такой методике люди рассказывают даже то, что никогда не знали. И он расскажет. Уходить, только уходить. Забиться в нору и не высовывать нос. После полудня он фактически только назывался координатором, так как все полномочия у него отобрали под предлогом чрезвычайной ситуации. Жаль – имея хотя бы остатки власти, Снегов мог бы успеть сделать что-то полезное; собственно, он уже начинал этим заниматься, но, увы, все закончилось на первых нотах. На входе его остановил милиционер, попросив предъявить документы. Доставая паспорт, Снегов огромным волевым усилием сдерживал нервную дрожь. Вид у него был весьма респектабельный, даже лощеный, одежда приличная, да и лицо располагающее – останавливали его крайне редко. Честно говоря, насколько ему помнилось, этого не случалось уже года два, да и то в последний раз он был несколько подшофе. Так что случившееся его здорово насторожило. Впрочем, сержант ни к чему придираться не стал, лишь рутинно проверил прописку и вернул паспорт с извинениями. Однако было поздно – остатки душевного равновесия покинули Снегова. Спускаясь на эскалаторе, он, не скрываясь, вертел головой, запоминая всех и вся. Время было вечернее, пассажиров немного, так что задача существенно облегчалась. Его уже мало волновала вероятность того, что гипотетические преследователи поймут – слежка обнаружена. К концу спуска Снегов несколько успокоился – никаких подозрительных личностей замечено не было. Немногочисленные пассажиры не проявляли к нему ни малейшего внимания, он не увидел ни одного изучающего взгляда, бросаемого загадочными гражданами в шляпах и черных очках, и вообще, среди народа мало кто мог претендовать на роль ищеек Ордена. Большую часть спускавшихся составляли подростки и пожилые женщины, не представлявшие никакой опасности. Снегов лишь однажды задержал взгляд, внимательно рассмотрел невысокого старичка с некрасивой, какой-то клочковатой бородой – он показался смутно знакомым. Однако подозревать его было смешно: в то, что преследователи воспользуются подобным гримом, не верилось. Выйдя на платформу, он встал в ее начале, дабы сесть в хвостовой вагон. Отсюда ему будет ближе добираться на другую ветку при пересадке. В туннеле как раз показались огни подъезжающего поезда. Оглянувшись, он с удивлением увидел, что старичок стоит за его спиной, метрах в десяти, прямо посреди станции, и буквально давит буравящим взглядом. И только поймав его взгляд, Снегов отчетливо вспомнил, где видел этого пожилого мужчину. Это было давно, координатор тогда был не координатором, а простым работником отдела кадров. Он оформлял документы этому сотруднику: годы стерли из памяти фамилию, но осталось главное, он вспомнил, что перед ним боевой сенс – сильный телекинетик. Снегов все понял в одно мгновение и даже почти успел напрячь мышцы, чтобы одним броском укрыться от сверлящего взгляда. Не успел. Мощнейший бесконтактный удар вышвырнул его на полотно, прямо перед мчащимся поездом. Немногочисленные свидетели уверенно заявили, что это было самоубийство, подтверждая тем самым данные записи с камеры слежения. Тюрьма Ордена, или, как ее обычно называли, – замок, была устроена очень просто. Скромный надземный комплекс всем окружающим представлялся складом ядохимикатов, переживающим не лучшие времена. Это, собственно говоря, были только подступы к замку. Периметр защищала обветшавшая бетонная стена, несколько охранников следили за местностью, но так, небрежно, спустя рукава, – от них многого не требовали, строгий режим обеспечивали другие люди. Некоторые фермеры в свое время пытались разжиться здесь пестицидами по дешевке, или, говоря проще, – стырить, вступив в сговор с сотрудниками, но понимания не встретили. Неудивительно. Вертикальная шахта, замаскированная складским зданием, тянулась на глубину сорок метров, далее от нее расходились пять радиальных коридоров с камерами, в конце объединенными кольцевой галереей, так что в плане подземный комплекс напоминал огромное тележное колесо, осложненное побочными ответвлениями с комнатами охраны, пищеблоком и помещениями технического назначения. Бровкин, будучи постоянным клиентом этого учреждения, из мелких фактов, подмеченных за все свои посещения, давно сложил общую картину системы охраны. Кроме того, неравнодушно относясь к замку, он в свободное от отсидок время сумел в древнем архиве найти проект тюрьмы. Его исполнение явно прошло с отклонениями, кроме того, впоследствии случались переделки, но общее представление схема давала. Более современные документы увидеть не удалось – секретность. Впрочем, учитывая разгильдяйское отношение сотрудников Ордена к требованиям режима, не исключено, что существует отдел, где в подобные схемы пирожки заворачивают, и Чапаю просто не повезло туда попасть. Приходится довольствоваться тем, что есть. Спрятавшись в дверной нише, Бровкин внимательно прислушался, отчетливо различил шум тележки разносчика, доносящийся со стороны кольцевого коридора. Судя по всему, он пока далеко, скорее следует опасаться патруля, монотонно шествовавшего по кругу. Но его рыцарь как раз не слишком опасался: путь их неблизкий, да и бродят они больше для ритуала, при этом картинно чеканя шаг. Грохот их дебильных подкованных ботинок он услышит заранее и успеет укрыться. На каждом шагу караульных тут не встретишь – замок берегли не они. Да и к чему излишние строгости, ведь, по сути дела, здесь ситуация подводной лодки – куда ты с нее денешься? Выход, правда, был – центральная шахта с ее лифтом, но вот ее как раз и охраняли с немалой тщательностью. Чапай без помех добрался до начала коридора, перегороженного решеткой из вертикальных штырей, сверкавших отполированной нержавеющей сталью. Здесь ему понадобилась туалетная бумага. Нет, он не стал ее использовать по прямому назначению: не время, да и не место – просто прутья находились под напряжением. Бровкин однажды из любопытства толкнул на них одного излишне занудного охранника, не дождавшись подъема решетки. Тот уцелел, не заработав даже ожогов, так, немного подергался, ему только на пользу пошло. Благодаря этому случаю рыцарь знал, что напряжение здесь невысокое, что позволяло обойтись простейшим диэлектриком. Тщательно обмотав бумагой пару соседствующих прутьев, он понадеялся, что эта примитивная изоляция его защитит. Хотя напряжение и невысокое, но будет неприятно, если тебя начнет колбасить прямо между штырями. Так и застрять недолго – а сердце не железное, длительного воздействия электричества не перенесет. Помимо бумаги Чапай полагался на одежду: он напялил три пары штанов, две рубашки и свитер. Все было чистое и сухое, а, значит, тоже обладало высокими диэлектрическими свойствами. Надежно обмотав ладони майками, он уцепился в прутья, поднатужился, затрещал суставами, возмущающимися против столь жуткой нагрузки. Чапай не был хлюпиком, а последние месяцы ежедневно развивал группы мышц, способные работать в такой ситуации. Такая зарядка даром не прошла – прутья поддались. Поменяв положение, он уперся в один плечом, двумя руками надавил на второй, тот согнулся еще больше. Этого вполне хватит: хотя комплекция рыцаря и была несколько округленной, но в целом габариты скромненькие, так что пролезть можно. Поправив сбившуюся бумагу, он протиснулся на другую сторону, так и не испытав на своей шкуре, насколько высокое здесь напряжение. Сняв туфли, он в носках бесшумно пробрался мимо мощных дверей, за которыми располагалась лифтовая площадка и комната охраны с десятком вооруженных спецназовцев. Если они заметят рыцаря, то так его отметелят, что яд уже не понадобится. Так же бесшумно миновав стену пищеблока, он замер возле неприметной двери, выводившей на запасную лестницу. Однажды, когда Чапая в очередной раз выпускали на волю, она оказалась открытой, и, хотя увидеть удалось только часть помещения, ему этого вполне хватило. Единственное, в чем оставалась загвоздка, так это охранники. Рыцарь знал, что они там есть, но вот о количестве остается судить только приблизительно. Учитывая, что главную дверь можно открыть только из центра управления, их не должно быть много. Один, максимум три человека. Начальник тюрьмы не был похож на мнительного параноика, сомнительно, что он поставит там двадцать воинов. Присев, Чапай уставился на замок, концентрируясь для применения своей сенситивной силы. Его телекинетические способности были невелики, если не сказать хуже, но для такого пустяка, как открытие замка, их должно хватить. Сосредоточившись, он на миг ощутил всю начинку несложного механизма и, не обращая внимания на капли пота, угрожавшие скатиться в глаза, выставил подпружиненные цилиндрики в одну линию, после чего опустил ручку вниз. Открыв дверь, он картинно встал на пороге, убедился, что охранников двое, оба с сосредоточенным видом сидели по разным сторонам стола, склонившись над шахматной доской. Мгновенно сориентировавшись в обстановке, рыцарь первым делом улыбнулся и азартно произнес: – Иди ладьей, иначе тебе мат в три хода! Вторым делом он швырнул в дальнего охранника гирю, после чего, подскочив к ближайшему, коротко врезал ему ребром ладони по основанию шеи и, обхватив за плечи, ловко перебросил через себя, плашмя припечатав к полу. Второй в процесс не вмешивался: знакомство с двухпудовой гирей его несколько обескуражило – он валялся у стены в обнимку со своим стулом, и только вялые движения выдавали в нем живого человека. Бровкин прикрыл за собой дверь, после чего принялся раздеваться. Когда процесс подошел к концу, охранник у стены очухался настолько, что смог рассмотреть сбегающего каторжника. Вид голого Чапая настолько повлиял на его психику, что он, застонав, пополз к телефону внутренней связи. Рыцарь пресек его поползновения, связал ему руки майкой и, мстя тюремщикам за все унижения, запихал в качестве кляпа пару носков. Поступив похожим образом и с другим противником, Бровкин осмотрел главную дверь, выводящую на запасную лестницу. Он сразу понял, что заблуждался – она была заперта на механический замок и открывалась ключом, а не командой с центрального пульта. На первый взгляд это облегчало задачу, но только на первый – Чапай очень слабый телекинетик, со столь сложным замком ему попросту не справиться. К тому же он несколько подустал, сражаясь с первой дверью. Ну что же, нечто подобное он и ждал, придется вновь воспользоваться гимнастическим снарядом, собственно, для этого он его и тащил. Обхватив ручку гири ладонями, Чапай лихо раскрутился вокруг своей оси и, крякнув, обрушил исполинский удар по двери примерно на уровне замка. Грохот вышел немалый, оставалось надеяться, что мощнейшие стены подземелья замаскируют деятельность беглеца от ушей охраны. После шестого удара послышался победный треск – путь был свободен. Чапай не стал спешить. Пользуясь тем, что, вмявшись после его трудов, дверь отстранилась от рамы, он смог заметить кнопку, которая неминуемо освободится при открытии. Просто так подобные кнопки не ставят – где-то обязательно вспыхнет сигнальная лампочка или раздастся тревожный зуммер. Очень простая, но эффективная система. Впрочем, тюремщики не слишком мудрили с техникой – система охраны базировалась не на ней. Зафиксировав кнопку супинатором, Чапай прошел на другую сторону, после чего прикрыл за собой дверь. Его трудно было заподозрить в излишней вежливости, но это он старался делать всегда. Да и кнопка пусть держится естественным путем, а не на поспешно заклиненной детали обуви. Теперь ему предстояло преодолеть главную преграду, которая и делала этот замок неприступным.