Как он и предполагал, клочок зелени оказался совсем уж крошечным, даже меньше предыдущего. Всего лишь узкий клин длиной меньше полутора сотен метров и шириной не больше пятнадцати в основании, от которого быстро сходил на нет, «затачиваясь» до почти игольного состояния. Со всех сторон его окружала все та же чернота, на которой Трэш уже успел растерять немалую часть съеденных даров заброшенного сада, ведь выворачивало его по пути чуть ли не на каждом шагу. В общем, нечего даже думать продолжать путь. Да, он видит и во мраке, но зрение работает исключительно в черно-белом диапазоне, потому разглядеть зеленые острова не получится, а идти наобум – слишком опасно. Трэш уверен, что дай черноте время, она сумеет заставить свою жертву остановиться, присесть и умереть. Значит, придется дожидаться утра. * * * На двуглавый холм Трэш забрался перед рассветом, встретив на вершине первые лучи восходящего светила. С высоты он разглядел, что преследователи загнали его почти в сплошное царство черноты, лишь кое-где скудно расцвеченное зелеными оазисами. Некоторые из них были не такими уж мелкими, не исключено, что там получится найти еду покачественнее и в куда более приличных количествах. Но такая перспектива не заинтересовала. Потому что просматривается куда более интересный вариант – шагать навстречу солнцу. Там, на грани возможностей барахлящего зрения, получилось разглядеть сплошную зеленую зону, такую же обширную, как окружающая Трэша область мрака. Сколько до нее километров? Десять? Двадцать? Больше? Получится ли у него столько преодолеть? Если не переться напрямую, а спланировать путь от одного зеленого клочка до другого – должен суметь. Надо лишь разобраться в ориентирах и направлениях, ведь стоит ему спуститься, и картинка пропадет. Снизу, с равнины, он мало что сумеет разглядеть. Но память у него хорошая, он запомнит, как и куда идти, так же хорошо, как лица Мазая и прочих ненавистных ублюдков. Мысль о том, что когда-нибудь Трэш с ними встретится на своих условиях, по мотивирующему эффекту превосходила голод, жажду, боль и дикую усталость вместе взятые. Прекрасный кнут, если надо себя подстегнуть. Он дойдет до этой зелени и обязательно отыщет на ней полноценную еду и отдых. Ему нужно восстановиться, иначе встреча с Мазаем и остальными принесет радость только им, а не Трэшу. Глава 8 Трэш ступил на территорию большой зелени в вечерних сумерках, и состояние его к этому моменту находилось на отметке, близкой к начальной стадии трупного окоченения. Очень уж удручающе затянулся путь по черноте, она, проклятая, все силы высосала, коих и без того имелось немного. Одно то, что последний отрезок пути он преодолевал то на четвереньках, то перекатываясь с боку на бок, указывало на проблемы, с которыми он до сей поры не сталкивался. Один плюс – тошнить почти перестало. Мутит слегка, но уже не выворачивает наизнанку. Должно быть, желудок умер. Переборов дичайшее желание валяться на траве до утра или даже больше, Трэш приподнял голову, повел ею из стороны в сторону, пытаясь даже не разглядеть еду и воду, ведь глаз почти не работал, а хотя бы унюхать нужное. Однако саднящий нос ощущал лишь пыльный запах мертвых земель, он был настолько въедливым, что заглушал все остальное. Нужно удалиться от границы, может, тогда хоть что-нибудь найдется. Дела дошли до столь плачевного состояния, что Трэш то и дело начинал испытывать проблемы с памятью. Нет, их до этого хватало, но затруднения не развивались настолько, чтобы, составив хоть какие-то планы, начать их забывать уже через минуту. И когда все так же, на четвереньках, выполз к ухабистой грунтовой дороге, чуть было не направился дальше, ни на что не обращая внимания. Повезло, что зрение не совсем уж отказало и сумело достучаться до отупевшего мозга. Он заметил кое-что важное – воду. Серия длинных луж в глубоких колдобинах, до ближайшей из них жалкие несколько метров. Трэш пил жадно, даже не задумываясь о качестве воды, не обращая внимания на запах тины и дрянной привкус. Жажда изнурила его настолько, что он грязь готов был сосать, лишь бы в ней присутствовала хотя бы капля влаги. Напившись, позволил себе около двух минут просидеть на четвереньках, решаясь на крайне сложное в его состоянии усилие. Но, странное дело, задуманное удалось превосходно – он поднялся на ноги с первой попытки и, пусть при этом его сильно шатнуло, сумел устоять. Голова почти не кружилась, и даже зрение начало работать относительно прилично, пусть взгляд фокусировался с трудом, но при желании разглядеть удаленные объекты получалось. – Надо бы запомнить это место, водичка здесь волшебная, – обессиленно проурчал Трэш и, пошатываясь, направился вдоль дороги. Вода – это, конечно, прекрасно, но ему еще и еда требуется, причем срочно. А здесь с ней никак, разве что на траву переключиться, но, несмотря на дикий голод, эта идея не вызывала энтузиазма. Нет, дело не во вкусовых качествах, просто не верилось, что таким кормом можно насытиться. Все дороги должны куда-нибудь вести, вот и эта, петляя среди поросли молодой акации, вскоре пересеклась с другой. Тоже грунтовой, но куда более широкой, накатанной получше, и луж на ней не видно. За ней протягивалось огромное поле, усеянное подсохшими кукурузными листьями, чуть левее виднелся крохотный несжатый клочок, на нем стоял комбайн. Похоже, остановился, чуть-чуть не доделав работу. Комбайн – это плохо. Машины принадлежат людям, а люди Трэша очень не любят. Поэтому он не стал маячить на открытом месте, засел в зарослях карликовой акации и принялся наблюдать. Это занятие очень быстро надоело, но он не поддавался давлению нетерпения, заставлял себя сидеть дальше. Минуты текли одна за другой, но по-прежнему безрезультатно – со стороны комбайна ни звука не доносилось, движение там тоже не просматривалось. Как и в других местах, куда ни посмотри, везде царят тишина и спокойствие. Лишь однажды показалось, что где-то за полем прогудела машина, но уверенности в этом нет, слишком далеко, да и слух работает не блестяще, доверять ему в тонких моментах нельзя. Укрытие покинул, лишь когда мир окончательно стал черно-белым. Это должно затруднить видимость вероятным противникам, помимо этого все тот же неведомый источник познаний, время от времени выручавший Трэша, намекнул, что ночным зрением могут похвастать далеко не все живые создания. Комбайн встретил Трэша тишиной и смрадом разложения, источником которого являлись разбросанные там и сям кости вперемешку с обрывками донельзя грязного тряпья. Вырванная «с мясом» дверца и разбитые стекла довершали картину, намекая на некие насильственные действия, ставшие причиной гибели одного или нескольких человек. Мертвецы Трэша не пугали, а вот то, что можно повторить их судьбу, пугало очень даже сильно, поэтому он не стал подниматься и к несжатой кукурузе добирался на корточках. В этот момент от горизонта оторвался диск странно выглядевшего ночного светила – желтоватое, как начищенная латунь, в верхней части сильно затемнено, но не полностью, все еще просматривается, просто краешек диска выглядит подернутым слабо проницаемым туманом. Что-то в открывшейся картине было неправильным, но что именно, понять не получалось. Вот неправильно, и все. Может, эта штука квадратной должна быть? Непонятно. Трэш и до этого видел неплохо, а сейчас качество картинки лишь чуть-чуть не дотягивало до дневного. Он с разочарованием убедился, что кукуруза слишком молодая. На многих стеблях виднелись лишь зачатки початков, на других размеры их были досадно скромными, явно незрелые и, скорее всего, бесполезные. Раньше чем через месяц урожая ждать не приходится, странно, что уборка началась так рано. Может, людям требовалось не зерно, а зеленая масса? Наверное, так и есть. book-read-ads Вот только Трэш зеленью не насытится. Но нельзя же уйти, не проверив? Очистив от листьев первый початок, Трэш увидел, что зерна присутствуют – мелкие, белые и мягкие, на вкус будто молоком пропитанные, что тут же напомнило живец Мазая. Воспоминание о живце понравилось, ведь ему сейчас не помешает взбодриться, а вот что касается Мазая… Об этом изверге вспоминать не хотелось. Трэш не меньше часа потратил на сбор, очистку и поедание молодых початков. Сомнительная и безвкусная пища, вот только нет душевных сил ее бросить. Он бы и подольше здесь задержался, проверив все до последнего початка, но небо стремительно заволокло тучами, загремело, задули порывы ураганного ветра, заставляя кукурузу гнуться чуть ли не до земли. А затем ударил дождь – бешеный ливень с увесистыми зернами града. Он вымочил в один миг, заставил клацать зубами от холода и отказаться от мысли продолжать возню с неказистой пищей. Что-то подсказывало – овчинка не стоит выделки, он больше потеряет энергии на поддержание температуры тела, чем получит от переваривания этой малокалорийной гадости. Трэш попытался было укрыться в комбайне, но безуспешно, – кабина оказалась слишком крохотной, полностью такую тушу в ней не поместить. Да и ветер заносит потоки воды через разбитые стекла, поэтому обстановка лишь немногим комфортнее, чем снаружи. Выбравшись, решительно зашагал через поле. Да, направление угрожающее, именно в том направлении недавно проехала машина, если уши не обманули. Но там же располагались заросли каких-то высоких деревьев, может, под ними удастся укрыться, потому как холод пробирал до костей и вымораживал мозг. Наваливалась нездоровая апатия, не хотелось ни о чем думать, даже живот, набитый недозрелыми початками, отказывался бурлить, жизненные процессы будто затухали. Непохоже, что организм впадает в спячку, чтобы потом проснуться бодреньким. Дела явно плоховато попахивают. Двигаться к определенной цели ночью, во время сильнейшего ливня, непросто. Причина проста – ни хрена не видно. Трэш сейчас ориентировался исключительно по направлению ветра, благо на это указывал наклон с силой лупящих дождевых струй. Если не задует с другой стороны, мимо деревьев не пройдет. Чавкая когтистыми ступнями по раскисшей почве, Трэш внезапно расслышал впереди схожие звуки. Даже неистовство бури и шум бьющей воды не помешали, посторонние шумы легко выделились из этого фона, уши временами все же начинали работать достойно. Присев и превратившись в сплошной слух, попытался определить направление и происхождение. Похоже, впереди передвигаются один или два неизвестных существа. И они удаляются примерно в том же направлении, по которому Трэш двигался до этого момента, или забирают правее. Увы, точнее определить не получается. Нос уловил бледный намек на тошнотворный коктейль из тухлятины и фекалий – где-то поблизости гниют кости или что-то другое, например тела. Это насторожило еще больше – если тут умер один или несколько, то и Трэшу может достаться на орехи. Выждав еще пару минут, он решительно развернулся градусов на сорок пять влево. Глядишь, и все же выйдет к тем деревьям, пусть и не напрямик, а к дальним. Это его вполне устраивает, ведь не придется красться вслед за непонятно кем, прошлепавшим перед ним в пропитанном ледяной водой мраке. Неизвестно, кто это и что у него на уме. * * * Или глаза Трэша обманули, или он все же перепутал направление, но вместо ожидаемого густого лесного массива вышел к жидковатой полоске из далеко не впечатляющих деревьев. Дождь к этому моменту ничуть не поутих, нечего даже думать укрываться под такими. Ох зря он вообще сюда пошел, уж лучше бы вернулся к тем акациям у первой дороги. Они пускай и мелкие, однако толку от них, наверное, побольше. Ну и куда дальше? Из-за ливня видимость упала до смешных значений, к тому же Трэш уже до того закоченел, что зубы перестали стучать неумолкаемым перфоратором – челюсти промерзли полностью и вынужденно угомонились. И это не единственная проблема: зрение отказывалось выдавать четкую картинку, даже с близкими объектами беда, а слух отчетливо различал разве что нескончаемые раскаты грома – молнии начали бить угрожающе часто, того и гляди влепят по макушке. Торчать в такую погоду на чистом поле, где ты – самый высокий объект, чревато. Ни пожрать, ни согреться, еще и небесным электричеством убить может… да уж… Спасибо, что хотя бы с жаждой проблема снялась, воды у него теперь – хоть бедуинам продавай. Кто такие бедуины? Неизвестно, из непроглядных глубин сознания уже не первый раз всплыла необъяснимая и бесполезная информация. Все, что Трэш мог сказать, – эти непонятные существа, возможно, заинтересованы в поставках воды, другой информации нет. Дальше двинулся в прежнем направлении, ведь оно ничем не хуже других, одинаково не просматривается. И уже через несколько шагов заметил изменения, главным образом, связанные с земной поверхностью. Напрягая глаза, прошел пару шагов в одну сторону, затем в другую и понял, что полоска деревьев не просто так посажена, она протягивается вдоль широкой асфальтированной дороги. Уйти отсюда, покуда не нашел новые приключения? Да он и так их уже нашел, что-то подсказывает, что до утра обессилит до плачевного состояния, из инвалида превратится в полный овощ. И тогда нечего даже думать о поисках еды, что приведет к совсем уж печальному результату. Конечно, уверенности в этом нет, но проверять не хочется. Замерзающее истерзанное тело сжигает остатки скудных запасов, вот-вот начнет пожирать само себя. А куда деваться, ведь ему приходится поддерживать высокую температуру и нормальную жизнедеятельность, под холодным проливным ливнем без калорийной пищи и серьезной одежды это невозможно. Трэш, оказывается, отвратительно переносит воду. А это что там белеет? Крадучись и припадая к асфальту, Трэш медленно преодолел несколько шагов и сквозь завесу дождя рассмотрел развороченный легковой автомобиль. То, что с ним приключилось, не походило на аварию: машина стояла посреди дороги, вдалеке от препятствий, причем развернутая боком по направлению движения; ее передняя и задняя части не выглядели сильно поврежденными, а вот крыша очень даже выглядела. Складывалось впечатление, что кто-то крайне неровно подрезал ее с трех сторон, отделив от кузова, а затем потянул вверх, отогнул в сторону, открыв, таким образом, салон и устроив из седана уродливое подобие кабриолета. Приблизившись, Трэш не удивился, почуяв запашок тухлятины. Не надо быть великим умником, чтобы догадаться – крышу срывали не просто так, а чтобы добраться до водителя с пассажирами, и вряд ли этим занимались только для того, чтобы пожелать им счастливого пути, ведь после такого, как правило, не остаются развалы гниющих костей. До конца оторвав крышку капота, Трэш поднял ее над головой и чуть изогнул. Получилось убогое подобие шляпы, дождь через нее не проникал. Верхняя часть тела теперь защищена, вот с нижней все обстоит почти так же плохо, как и прежде, – ветер то и дело заставлял ливневые струи двигаться чуть ли не горизонтально, прикрываться надо сразу с двух направлений, иначе без толку. То же самое проделал с крышкой багажника, но не для улучшения «гардероба», на эту роль она подходила хуже. Просто нос подсказал, что внутри находится съестное. Обоняние не подвело, Трэш обнаружил пакет, в котором лежали две буханки хлеба. Обе засохли почти до консистенции монументального гранита и напичканы какой-то пекарской химией, из-за которой на них даже плесень жить отказывалась. Но нечего тут к мелочам придираться, чуть ли не с кошачьим урчанием захрустел, с потрясающей скоростью уплел обе и тщательно обыскал багажник на предмет добавки. Ничего, увы, не нашел, зато додумался до перспективной мысли: что же такое произошло с этой машиной и не могло ли подобное случиться с другими транспортными средствами? На первую часть вопроса ответа не было, на вторую тоже, но почему бы его не поискать. Прикрываясь от дождя крышкой капота, Трэш, ковыляя и оступаясь на ровных местах, поплелся по дороге. * * * До грузовика он добрался после того, как обнаружил еще две легковые машины. Возле одной тоже «благоухали» человеческие останки, в ней он ничем не разжился, рядом со второй костей не оказалось, в ней нашлась большая бутылка сладкого газированного напитка и пакет с омерзительной тухлятиной, которую пришлось отшвырнуть за обочину. Пластиковую бутылку Трэш пробил когтем, после чего залил в распахнутую пасть содержимое. Оно, как и съеденный до этого хлеб, тоже отдавало химией. Да, гадость несусветная, но хоть какие-то калории с нее перепадут, сейчас не та ситуация, чтобы привередничать. Фура заставила резко заволноваться – уж очень она здоровенная, возможно, в ней полным-полно еды. Кабина ничем не порадовала, хотя в ней и попахивало съестным, но Трэш, как ни извивался в тесноте, свернув руль и выдавив стекло, обнаружить источник заманчивых ароматов не сумел и списал учуянное на застарелые, въевшиеся в обшивку запахи. Ну да и ладно, зато в таком огромном прицепе непременно что-нибудь сыщется.