– А может, вернемся потом? – Куда? – Да сюда же. Сразу и перетрем с тем мужиком, пока тут не завертятся все дела. Ну он же вроде бы опять прилетит с теми же патронами. Слушай, а ведь можно тупо выгрести бабло из магазинов и предложить ему. Как тебе такая идея? – Никак. Никто никуда возвращаться не будет, это слишком опасно. Ты мало здесь просидел? Не видел, что тут в первые дни происходило? Еще хочешь? – Не, ну его, не хочу. Но ты же, типа, сама насчет патронов все уши мне прожужжала. – Никакие патроны не стоят такого риска. Хватаем все и быстро вниз, у нас еще во дворе дело есть. – Какое дело? – Да так… работа для штрафников. – В смысле? – Тебе не понравится. * * * Нас честно пытались научить всему, что обязательно нужно знать, если оказался в Улье. Но некоторые явления моего мира пока что не поддаются разумному объяснению, и с ними воспитанниц знакомили, не отвлекаясь на теоретические обоснования. К примеру, никто до сих пор не разобрался с механизмом заражения. Многие исследователи иммунных и внешников работают над этим вопросом, но пока что не удалось выделить инфекционный агент, который однозначно подходит на роль единственного виновника. Существуют самые разные предположения, некоторые даже в определенных кругах могут считаться догмами, но на самом деле это не более чем гипотезы, причем крайне сомнительные. Один факт непреложен: в атмосфере Улья витают мельчайшие частицы, которые нельзя причислить к известным микроорганизмам, их обычно называют спорами. Разнообразие спор велико, к тому же некоторые из них, в зависимости от условий среды и неизвестных факторов, способны до неузнаваемости изменяться, и все они, или их значительная часть, каким-то образом замешаны в процесс заражения. Считается, что они выделяются затылочными мешками зараженных и через кожные поры иммунных, но это тоже неточные сведения, ведь их не один десяток разновидностей, некоторые проявляют свойства живой материи, некоторые похожи на что-то вроде кристаллов со странными свойствами. Кто-то полагает, что все это – разные периоды жизненного цикла микроскопической личинки паразита, кто-то с этим не соглашается – всевозможных мнений хватает. Сложно и странно, некоторые вещи просто в голове не укладываются. Так, к примеру, большинство творцов гипотез можно легко поставить в тупик всем известным примечательным фактом, плохо дружащим со здравым смыслом, – ни в одном споровом мешке никогда не находили недозревшие спораны, горошины или жемчужины. Они или есть в готовом виде, или их нет вообще. Да, некоторые колебания по массе возможны (в случае радиоактивного облучения носителей они очень приличные), но говорить о наблюдении старта и финиша процесса созревания этих штуковин нельзя. Немалая часть исследователей согласны с тем, что заражение начинается с попадания полного набора спор в дыхательный или пищеварительный тракт, причем некоторые виды (а возможно, и все) в отдельных необъяснимых случаях способны проникать через неповрежденную кожу. Точнее, требуется определенное количество каждой разновидности, и оно не такое уж ничтожное. Те же внешники могут часами пребывать в нашей атмосфере, сбрызнув одежду специальным спреем и дыша через несложно устроенные респираторы, которые не могут дать стопроцентную гарантию безопасности, и этого вполне достаточно, чтобы не запустился процесс перерождения. На своих базах, прежде чем попасть в защищенные помещения, они проходят дезинфекцию с полной сменой одежды и химическим душем, после чего на их телах не остается заразы. Даже если что-то попадает в их миры, это нечасто приводит к нехорошим последствиям. Споры как-то привязаны к солнцу Улья, а может, к его звездам, атмосфере или чему-то совсем уж непонятному, в замкнутых изолированных базах они быстро разлагаются до откровенно безобидной пыли, в другом мире их активность снижена с самого начала, уничтожить все население планеты они или вообще неспособны, или проделывают это в исключительных случаях. Слухи, правда, разные ходят, но вот стоит ли им верить… Сам зараженный на первом этапе внешне ничем не отличается от обычного человека. Ну разве что за исключением незначительной детали – в районе его затылка появляется едва заметная родинка. При нажатии на нее ощущается что-то маленькое и твердое под кожей, это зародыш будущего спорового мешка, от него протягивается несколько тончайших черных нитей в головной мозг. Они не могут проникнуть через незатронутую изменениями кость и змеятся по черепу до удобных лазеек, обычно это глазницы и ушные проходы. Пока продолжается рост первых нитей, человек остается с виду нормальным, а поскольку скорость их роста, неизвестно по каким причинам, в разных местах варьируется в широких пределах, потеря разума может занимать часы или первые дни. Также существует мнение, что перерождение может завершиться не позднее определенного срока, который меняется в зависимости от непонятных нам обстоятельств. Если атаковавшие тебя нити не успели отыскать дорогу к нужным отделам мозга, ты становишься иммунным, второй шанс споры получают лишь изредка и только в специфических случаях (вроде крайней стадии спорового голодания). Но самых разных мнений много, большинство из них противоречат друг дружке, и абсолютно все не блещут изобилием бесспорных доказательств. Нити, которые обычно называют просто паутиной или в развитых случаях янтарем, постепенно распространяются по всему организму, беря его под полный контроль. При этом родинка на затылке стремительно растет. Она быстро превращается в бугорок вроде бородавки, потом это образование расширяется, плотно прилегает к костям черепа, раздвигая скальп вместе с волосяным покровом. Это изменяет кожно-мышечный баланс на головах свежих зараженных, прическа становится невообразимо беспорядочной, лица характерно меняются, про таких иногда говорят – «лица поплыли». Многочисленные препарирования затылочных наростов показали полное отсутствие в них тканей человеческих тел. Это совершенно чуждая нам структура, ближайшим ее аналогом многие исследователи признают некоторые виды паразитических грибов. Они поражают определенные деревья, их прочные плодовые тела вырастают на стволах. Если такой гриб срезать, он скорее ссохнется, чем сгниет. Да и не очень-то ссохнется, поскольку изначально почти сухой. При этом в нем тоже нет тканей дерева, но он от него во всем зависит и, как споровый мешок, обволакивает нервную ткань паутиной, поражает ее нитями мицелия. Из схожей картины, вероятно, и пошло такое сравнение, ведь споровый мешок – вовсе не гриб. Все куда сложнее, запутаннее, непонятнее – он то, чему никто не смог предложить безупречное объяснение. Если с зараженного срезать споровый мешок, он моментально погибнет. Любое значительное повреждение этого нароста приводит к быстрой гибели даже самого развитого монстра. В том случае, если при смерти твари мешок не повредило, он даже не ссыхается, он остается таким же уродливым наростом, сделанным из вещества, по цвету и внешнему виду напоминающему автомобильную резину, а по крепости значительно ей уступающему, если не брать в расчет верхние части долек, они иногда доходят до почти каменного состояния. Но это ничуть не мешает охотникам за трофеями, если работать ножом исключительно по впадинам. Все так же просто, как отделять зубки чеснока друг от дружки, да и сам споровый мешок очень напоминает половинку уродливой головки чеснока. Дока тошнило на газон, я только что рассказала ему об одной немаловажной тонкости, связанной с процессом приготовления нектара. Не знаю ни одного человека, который положительно воспринимал то, что ему до скончания дней придется употреблять напиток на основе некоторых штучек, получаемых из паразитных наростов на головах зараженных. То, что споровый мешок откровенно чужероден и не имеет отношения к человеческим телам, в расчет никто не принимает. Я, кстати, тоже. Да, очень и очень омерзительно, спорить тут не с чем. Но это наша жизнь, а жить хотят все. Доходит до фобий и опасных для окружающих психозов, навязанных этим аспектом нашего существования. Бытует мнение, что знания о нектаре – главная причина различных отклонений, когда у попавших сюда людей массово изменяются личностные черты (что неоспоримый факт). Человек, до перезагрузки проживавший во втором подъезде, устроил перестрелку около двух месяцев назад. Его жертвами стало неустановленное количество зараженных, их более удачливые сородичи со временем обглодали кости, разбросав их по всему двору. Я сумела отыскать шесть зловонных черепов с ссохшимися споровыми мешками и, кривя носом, начала их вскрывать. Четыре пустых, один за другим, сердце начало холодеть от такой череды неудач, но пятый решил смилостивиться, подарил виноградину спорана. Шестой не такой, как прочие, – он особый. Очень может быть, что принадлежал той самой твари, которая не поддавалась пулям и картечи, и угомонить ее удалось лишь выстрелом из мощной винтовки, которую я безжалостно нагрузила на Дока. book-read-ads Не люблю таскать тяжести. Целых четыре спорана вытащила из раздутого спорового мешка, выше которого уже начал формироваться защитный гребень. И плюс одна горошина. Для повседневного выживания она бесполезна, ведь нектар из нее не приготовишь, но за счет вклада в развитие умений ценится гораздо выше банальных «виноградин» плюс положительно сказывается на регенерации. Вот и замечательно, приберегу для Альбины. Покончив с грязным делом, бросила на землю короткий кухонный нож, прихваченный из квартиры специально ради этой цели. Завернула добычу в полиэтиленовый пакет и почти радостно заявила: – Все, мы с тобой богачи. Док, страдальчески покосившись, спросил: – Ты даже руки не помоешь? – Думаешь, мне не противно? Если воды дашь, помою, конечно. – Воды в этом магазине раньше было хоть залейся. Никогда не мог сюда попасть, с другой стороны постоянно тусовались зомби. – Ну пошли туда, мертвяков тут вообще нет. Всего один остался, за той стеной. – За той стеной?! Да это же реально рядом! – Он неопасный, не ходит, а ползает. Видимо, мелкий или покалеченный, странно, почему его до сих пор другие не съели, они слабых быстро убивают. – Ты не можешь его видеть. – Уж поверь – вижу, он там. – А ну-ка постой. Док, положив тяжелую винтовку на асфальт, помчался прочь, рюкзак на его спине при этом смешно колыхался из стороны в сторону из-за плохо отрегулированных лямок. Добравшись до угла, он остановился, осторожно высунулся, несколько секунд не шевелился, затем бросился назад, на лице его при этом проявилась гримаса неописуемого удивления. Нет, скорее даже потрясения всех устоев и законов природы. – Как?! Как ты узнала?! – Он ведь не может ходить? – Конечно не может, у него ног-то нет, реально печальный. – Да уж, не успеть ему уползти отсюда до перезагрузки. – Но как ты узнала? Отсюда невозможно разглядеть. – Мы, инопланетянки, и не такое умеем. Давай, пошли уже в магазин, мне и правда надо вымыть руки. Слушай, а водка в магазине есть? Ну или коньяк? – И по какому поводу намечается пьянка? – с веселым изумлением спросил Док. – Речь не идет о пьянстве, просто мне нужен алкоголь. – Ага, конечно, все так говорят. А по тебе не скажешь, на алкоголическую подорву не похожа, типа, пай-девочка. – Алкоголь здесь не напиток, а способ выживания. – Ага, и такое я тоже слышал, особенно от соседа – он до самого цирроза выживал. – Ты случайно не знаешь, где-нибудь поблизости можно найти велосипед? Ну, в смысле – два велосипеда, тебе и мне. – Магазин на набережной, там их полно. – Далеко это? – Минут десять, если не спешить. В смысле – раньше было десять, сейчас не скажу. – Сейчас, как и было раньше, ведь мертвяков в городе не осталось. Ну, кроме разве что нескольких безногих… – Ты реально невозможная, но я начинаю тебе верить, – невесело улыбнулся Док, распахивая передо мной дверь магазина. Улыбка, кстати, у него хорошая. Зря я так к внешности придиралась, его просто надо отмыть и подстричь. Ну и одеть, конечно, в спортзале погонять, и все прочее, тут очень запущенный случай. – Слушай, Элли, ты говорила, что надо шевелиться, а сама не торопишься. – Спораны – очень важно. Да и пока что время терпит, кисляк еще не пошел.