– Ну… я, конечно, мелковатая, но ты не переживай, помогу. Хорошо, если госпожа Альбина сразу очнется. Носить мертвого тяжелее, чем живого, а человек без сознания все равно что мертвый. Ханна и до этого оказывала на меня немалое впечатление своими высказываниями и поступками, но последние слова затмили все предыдущие. Это какую жизненную школу надо пройти, чтобы уверенно судить о столь специфических вещах? В Цветнике такому не учат. – Откуда ты это знаешь?! – не удержалась я от вопроса. – Да так… – рассеянно отмахнулась фиалка. – Помоги расстелить одеяла и постарайся не наступать на них. Чем меньше грязи, тем лучше для госпожи Альбины. Глава 5 Эйко, Юмико, Юми За время нашего отсутствия в кабине ничего не изменилось. Воспитательница так и сидела, пришпиленной к креслу, лицо ее налилось бледностью, которую вряд ли встретишь у живого человека. Но проверка пульса показала, что Ворона пока что не сдалась. Нам ничего не осталось, кроме как взяться за исполнение замысла Ханны. Ну что я могу сказать… Это было неприятно. И тяжело, очень тяжело. Мало того что при всей своей стройности и невысоком росте старшая воспитательница все же не была пушинкой, так ее к тому же пришлось перетаскивать в узости кабины, а потом еще в проходе чуть не уронили, причем по моей вине. Стыдно признать, но Ханна, в которой веса всего ничего и лет меньше шестнадцати, справлялась с непростым делом куда лучше. Может, из-за того, что со стороны ног работать проще? Не знаю, перетаскивать бесчувственные тела мне до этого случая не доводилось. К счастью. – Элли, надо ее головой к дверям положить, – сказала Ханна, когда добрались к одеялам. – Какая разница? – Чем выше рана, тем лучше, ведь грузовик наклонен к кабине. Я в очередной раз поразилась предусмотрительности фиалки – складывалось впечатление, что она каждый день помогает тяжелораненым в самых сложных условиях. Ничего не упускает, это просто невероятно. Может, она какие-то медицинские курсы отдельно от всех проходила? Ведь в Цветнике помимо общей программы есть индивидуальные. Вдруг ее избранник захотел себе жену-медсестру. Но в такое не очень-то верится. Платье на спине воспитательницы пребывало в неописуемом состоянии. Там уже больше крови, чем ткани, все тошнотворно ужасно, невозможно поверить, что перед нами живой человек. Ханна и здесь сумела меня удивить. Даже не подумала попробовать снять одежду, просто разорвала ее, подрезав горлышком от бутылки, которое взяла из корзины с погибшим нектаром, а затем раскинула лоскуты ткани в стороны. Открылась рана, и обнаружилось, что из нее сильно льется кровь. Фиалка тут же плеснула из пузырька с перекисью водорода, прижала комок ваты и озабоченно произнесла: – Здесь плохо видно, давай вынесем ее наружу. Под одеялом носилки, тебе надо просто их поднять, а я так и буду зажимать рану. Одна ты это не сделаешь, позови кого-нибудь, только выбери не самую слабонервную. Добравшись до дверей, я выглянула и громко позвала: – Тина, иди сюда, нам нужна твоя помощь. Хороший выбор, у нее нервы покрепче, чем у многих. Хотя до Ханны, думаю, ей также бесконечно далеко, как мне. – Элли, у тебя руки в крови, – напряженно произнесла Тина, едва подошла. – Знаю, не обращай внимания. Иди сюда. Вот хватайся за эти ручки, а я за другие. Нужно будет осторожно поднять носилки и вытащить наружу. – Госпожа Альбина?! – Да, она ранена и кровью истекает, мы ей поможем. – А что с ее платьем?! – Тинка, да ты совсем свихнулась, что ли?! Нашла время о тряпках спрашивать! Давай быстрее! Вытащили без сложностей, с носилками это оказалось куда проще, чем вручную. Только на пороге возникла заминка – Ханне пришлось прекратить зажимать рану, узость дверей помешала идти синхронно. Но на траве она тут же вернулась к своему занятию и начала командовать: – Элли, принеси аптечку, она в машине осталась. Тина, а ты притащи вон ту корягу. Подложим ее под ручки носилок впереди, они наклонятся. Дальше работала Ханна, а я в основном смотрела и отбрасывала в стороны все новые и новые куски платья. Рана в неудобном месте, бинтовать непросто, но фиалка, на мой взгляд, справлялась отлично. book-read-ads Тина, глядя на ее манипуляции, позеленела и отбежала, а остальные даже не попытались приблизиться. Так что в крови копошились вдвоем, причем я, как это ни странно, начала привыкать к подобному. Уже нет такой острой реакции, как поначалу. Хотя, наверное, все дело в том, что здесь имеешь дело только с живым человеком. Кровь плюс мертвые тела и тошнотворный запах – хуже сочетания не придумаешь. – Ну, с перевязкой я разобралась, – все с тем же неизменным спокойствием произнесла Ханна. – Теперь надо поставить капельницу, только вымою руки в озере, я быстро. – А это ничего, что она теперь на спине лежит? – Ее лучше всего держать в сидячем положении, но это сложно. Мы сделали все, что могли, остальное уже не так важно. Теперь нужно будет просто посматривать на повязку, вдруг начнет сильно выступать кровь. – Может, замотать получше? Вон какой широкий пластырь есть, можно намертво заклеить. – Нельзя тратить все, если она сейчас не умрет, повязку придется обновлять, мы и так кучу всего израсходовали. Очень нехорошая рана. В этот миг глаза госпожи Альбины приоткрылись, она уставилась вверх, нездорово прищурилась, взгляд ее сместился, уперся в меня, окровавленные губы шевельнулись: – Элли… Еле слышно, на грани самого слабого шепота произнесла, видно, что единственное слово далось ей с превеликим трудом. – Да, госпожа Альбина, я здесь. Мы все здесь. Лежите спокойно, вы опасно ранены. Но мы вас уже перевязали, надо просто полежать и… – Приподними ей голову, – попросила Ханна, бесцеремонно меня перебив. – Госпожа Альбина, вам нужно выпить немного живчика. Ну то есть нектара. Пожалуйста, попробуйте проглотить хотя бы несколько глотков, я знаю, вам тяжело, но это надо сделать, обязательно надо. Пока Ханна заливала в непослушные губы Вороны нектар, я не переставала трещать с преувеличенной бодростью: – Просто полежите немножко, вы не так уж сильно пострадали. Сейчас Ханна поставит вам капельницу, и все будет хорошо. Нас, наверное, уже ищут, скоро подойдет помощь и вас отвезут в безопасный стаб. Там есть знахари, они вас быстро вылечат. Мне показалось или Альбина и правда пытается улыбнуться? Губы характерно растягиваются. Неужели так рада моим словам? Как-то это сомнительно… – Элли… Ко мне нельзя приводить обычных знахарей. Только допущенных, ты сама знаешь правила. Да что она вообще несет? Наверное, в голове все перемешалось из-за большой кровопотери. – Ты меня слышишь, Элли? – Да, госпожа Альбина, я вас прекрасно слышу, просто не понимаю. – Я не настоящая госпожа, у меня нет привилегий. – Но вы же… – Зачем ты меня искала? – перебила воспитательница. – Вы о чем? – Не важно… Элли, я тебе всегда завидовала. – Чему вы завидовали? Лучше не отвечайте, вам нужно лежать спокойно. – Не надо меня обманывать. И себя. Ты смогла хотя бы попробовать, а я так и не решилась. Я знала, что ты сегодня задумала. И я помогла тебе. Прошу, не бросай меня здесь. Я такая же, как ты, и я бы тебя не бросила. – Но, госпожа Альбина, я вас и не думала бросать. Вам просто надо дождаться помощи, она скоро должна подойти. – Не надо это… нам не нужна помощь… нам нужно уходить. Белла, ты не оставишь меня здесь, и сама не останешься… Глаза воспитательницы медленно закрылись, шепот затих. Я, недоумевая, ждала, что она продолжит говорить, хотя бы два слова или даже одно, хоть что-нибудь объяснит, но тщетно. Воспитательница высказывалась в высшей степени странно, что неудивительно для тяжелораненого человека. Однако не похоже, что у нее серьезные проблемы с восприятием действительности. То есть она все понимала и пыталась до меня что-то донести. Жаль, сумбурно и не полностью. Ханна, отряхнув руки, потрогала запястье Альбины и невозмутимо заметила: – Пульс есть. Что она тебе рассказывала? Вообще ничего не понятно. Я слышала вопрос рыженькой, но не отвечала. Не до этого было. Просто сидела и смотрела сверху вниз на раненую воспитательницу. И раздумывала при этом вовсе не о ее последних словах. Я думала о ней. Альбина – старшая воспитательница. Это звучит. Всегда строго одетая, даже в самые жаркие дни я ни разу не видела на ней хоть что-нибудь с короткими рукавами, не говоря уже о большем. И вид с иголочки, серьезность стильно подчеркнута при помощи косметики, прически и прочих ухищрений. Теплое слово от нее услышать трудно, она слишком для этого заледеневшая. А уж придирчивая – просто ужас. Особенно – ко мне.