– Спокойно, Русалочка, это я рычал. Перепуганная корова была переполнена недоверчивостью, но сорванный по дороге лопух приняла благосклонно, энергично задвигав челюстями. Дирт, расслышав удаляющиеся шаги неведомого существа, довольно осклабился. Судя по шуму, зверь не так велик, как показалось вначале, и явно не горит желанием связываться с тем, кто рычит столь впечатляюще. В последний раз погладив корову, Дирт нагнулся за колуном. Замах, резкий рывок напряженных рук, тяжелое оружие описывает дугу и в конце ее ударяет по рогатой голове железным клином. Русалочка тяжело завалилась набок, неприглядно суча копытами, будто не живое существо, а деревянная марионетка, смастеренная криворуким затейником. Но ни звука не вырвалось из пасти, бедолагу оглушило или мгновенно убило. Хотелось верить именно в последнее. Отойдя на пару шагов, Дирт разделся догола и, прихватив нож, вернулся к туше. Теперь предстояло самое неприятное: корова должна выглядеть так, будто на нее действительно напал страшный зверь, как следует покромсав и выпив всю кровь. Если честно, Дирт сомневался, что сможет скрасить картину намеком на правдоподобность. Сам он, даже с завязанными глазами, отличит раны, нанесенные ножом, от отметин, оставленных когтями, как бы ни старались придать схожесть. Но жители Хеннигвиля в массе своей ненаблюдательны во всем, что касается дикой природы, их годами приучали не поглядывать лишний раз в сторону леса, не задумываться о происходящих в нем процессах. Да и кто там будет вглядываться, если за дело взялся сам преподобный? Тем более поди пойми, что за когти у страшных демонов, отважившихся бросить вызов самому Зверю, владельцу здешнего леса. Кто их видел? А если и видел, что с того, приглядываться в такой момент никто не станет. В Хеннигвиле сегодня будет мясо, эта мысль займет головы всех обитателей селения, не оставив места для пустых подозрений. * * * На востоке начало светлеть, когда Дирт, выпачканный в крови с ног до головы, решил, что с него достаточно. Комары, налетевшие на соблазнительный аромат со всей округи, пытались сделать с ним то, что по замыслу преподобного должно было произойти с Русалочкой. Несчастная теперь мало походила сама на себя, ее разве что по небольшой подпалине на ухе можно было опознать. Никто не поверит, что такой ужас мог сотворить человек. Даже Дирт бы усомнился. Отмахиваясь сорванной веткой от назойливых кровососов, он пошел наверх, но вскоре, ругая себя на все лады, вернулся за оставленным колуном. Смешно бы получилось, обнаруж его пришедшие поутру люди и вспомни, кто именно брал его вчера из кузни. А уж сопоставить с дырой в черепе даже наивные хеннигвильцы смогут. Ночной лес подозрительными звуками куда богаче дневного. Грызуны, ежи, еноты, совы – все спешили воспользоваться последними минутами темноты, чтобы закончить свои в высшей степени важные дела. Куча живых существ, и все бесполезные. Разве что, умирая от голода, решишься такое отправить в котел. К тому же не так просто добывать жителей мрака. Если только для ежей сделать исключение. На перегиб склона Дирт выбрался еще в сумерках, а к береговому обрыву спустился, когда мрак почти развеялся. Оставалось пройти немного поверху, до удобной тропы. Напрямик к воде скатываться слишком рискованно, немало переломанных костей на счету этой кручи, торопливых она наказывает. Не пройдя и сотни шагов, Дирт заметил далеко впереди, за спуском, что-то подозрительное. Он знал этот берег как свои пять пальцев, и раньше там столь крупных валунов никогда не видел. Зашагал чуть быстрее, то и дело бросая взгляды на странный камень, и вскоре до него начала доходить истина. Хеннигвиль жил за счет моря и полей. С последними все понятно – небольшие, зажатые между берегом и лесом, они давали крупы для каш, зерно для хлеба, пива и браги, овощи, которыми зимой подкармливали скот, да и люди ими не брезговали. С водой чуть сложнее. При благоприятной погоде рыбаки выходили в море и ставили сети. В случае удачи туда столько сельди набивалось, что за один рейс не могли увезти всю. Но такое случалось нечасто. Было несколько периодов, когда к берегу подходили определенные виды рыб для нереста или по каким-то другим делам. Вот тогда и случались великолепные уловы. Также ставили ловушки из дерева на крабов и лобстеров. Ловилось их не так много, но прибавка к рациону нелишняя. Случалось, сети рвали рыбины покрупнее: тунцы, исполинские осетры, редко случающиеся акулы, дельфины. Последних лэрд Далсер почему-то относил к животным, и Дирту приходилось прилагать немалые усилия, чтобы верить ему в этом вопросе. Иногда к берегу подходили киты в одиночку и стаями. Обе лодки отправлялись на промысел, и в случае удачи хеннигвильцы запасали мясо и жир. До появления лэрда Далсера последний шел в том числе и на освещение, но теперь пользовались амулетами, подвешенными к потолкам. Он лично выделил по одному на каждый дом и следил за тем, чтобы сила, заставляющая их гореть, не иссякала. Хеннигвильцы не очень-то любили магов, но ценили мелкие удобства и связанную с ними экономию ценного продукта. То, что Дирт поначалу принял за непонятно откуда взявшийся валун, оказалось некрупным китом. Шагов семь-восемь от тупого носа до кончика хвоста, широкая голова с крошечными глазками, темная шкура с синеватым отливом. И глаза, в которых еще не успела поселиться смерть. Мясо, жир, кость – хватит всем и надолго! Ведь это не раздувшаяся от газов зловонная туша, кит жив, он еще дышит, пусть и чувствует себя, наверное, не очень хорошо. Что заставило животное в спокойную погоду вылететь на мель, уткнувшись носом в сушу, Дирт не знал. Глядя на умирающего кита, он вспоминал Русалочку, и на глаза наворачивались невольные слезы. Преподобному стоило потерпеть всего один день, и корова бы осталась жива. Голода больше не будет, младший Мади не умрет. День за днем хеннигвильцам придется питаться похлебкой из рассыпчатого китового мяса, сдабривая ее крапивой, щавелем, диким луком и зеленью с огородов. Плюс мясо Русалочки. Этого хватит на много дней. А там вернется рыба, созреет урожай на полях. Они постараются запастись на зиму как следует, глядишь, и весну легко переживут, а летом жизнь обычно проще. Наскоро смыв с себя засохшую кровь, Дирт, используя шляпу вместо черпака, как следует окатил спину кита. Ему показалось, что это может помочь, растянет агонию. Тушу лучше всего начинать разделывать сразу после смерти – это всякий знает. А теперь пора возвращаться. Если после вчерашнего инцидента с Мади многие жители селения готовы смотреть на Дирта еще более косо, чем раньше, то сейчас все это останется в прошлом. Новость ошеломляющая, приятная, долгожданная. А кто ее принес? Правильно, очень хороший человек, потому как плохой приносит только плохое. Погрозив напоследок кулаком вороне, несмотря на ранний час, рассевшейся неподалеку, с алчностью взирая на умирающего кита, Дирт поспешил назад. Черная, каркнув ему вслед, о чем-то призадумалась, будто прислушиваясь к чему-то, что слышит лишь она, и, тяжело взлетев, направилась в сторону Хеннигвиля. Глава 7 Дирт не стал идти обратно вдоль моря, как сделал бы любой хеннигвилец. Дорога эта была куда длиннее, чем напрямик, ведь срезая основание Сторожевого мыса, можно здорово ее сократить. Но дело вообще-то не в этом, пляж из крупной гальки не очень-то располагал к прогулкам, тем более если торопишься. А если ты при этом молод и твое дыхание не сбивается при карабканье по крутым тропкам, то неизбежно выберешь путь через лес. book-read-ads При условии, что ты не боишься забираться в чащу. Солнце выбросило из-за горизонта первые лучи в тот момент, когда Дирт добрался до спуска. Как ни странно, здесь пришлось тяжелее, чем на подъеме. Таковы особенности Сторожевого холма: то ровно, то круча на круче плюс колдобины и россыпи валунов. Приходилось внимательно поглядывать под ноги, ни на что не отвлекаясь. Обычно Дирт двигался здесь с остановками, чтобы бросать взгляды с высоты, но сегодня не было времени любоваться красотами. Он несет невероятно важную новость, и доставить ее надо быстро. Пока народ соберется, пока дойдут до кита, пока разделает, пока… В общем, работы предстоит много, и хватит ее на всех. Лишь выбравшись к опушке, за которой начиналась круча, спускавшаяся к околице селения, он посмотрел на Хеннигвиль. И окаменел. Первое, что бросилось в глаза, корабль. Хотя последний он видел больше десяти лет назад, это не помешало ему мгновенно вспомнить, как называется исполинская лодка. Да не очень-то и похоже на лодку. Скорее на бочку, к которой приделали парочку куцых мачт. Корабль застыл напротив лодочного причала, не дойдя до него полсотни шагов. Глубины в бухте немаленькие, на расстоянии вытянутой руки от берега можно было уйти в воду по пояс, а местами и больше, но осадка у судна оказалась под стать размерам, дальше пройти оно не смогло. А может, просто опасались приближаться, не зная ничего о рельефе дна. Кто-то заблудился и случайно зашел в их бухту? Да за все годы мимо берега ни разу никто не прошел. Не бывало здесь кораблей, нечего делать им в этих местах. Тот купец, перевозивший партию авантюристов к Серебряным островам, не в счет. Да и забрел он сюда случайно, по вине штормовой погоды. Дирт дернулся от душераздирающего женского визга, раздавшегося неподалеку. Затем увидел его источник, из-за крайнего дома выскочила Сигни – жена Агнара. Симпатичная женщина с добрым открытым лицом, очень спокойная и, что совсем уж удивительно, молчаливая. Сейчас по ней этого не скажешь – орала будто оглашенная. Женщина добежала до края кручи, помчалась было наверх, подняла голову и, увидев над собой нависающие верхушки с трудом удерживающихся на краю сосен, замерла, не в силах сделать ни шагу дальше. Лицо ее окаменело, она будто боролась с чем-то внутри себя, пытаясь заставить ноги продолжать нести ее к зарослям. И Дирт, ошеломленно за ней наблюдая, прекрасно понимал, с чем именно она сейчас сражается. Сигни почему-то рвалась в лес, но страх, годами нависавший над селением, не позволял ей пошевелиться. Она всегда была отчаянной трусихой, даже ягоды на опушке не собирала. Из-за дома показался мужчина. Незнакомец – даже похожих на него в Хеннигвиле не было. Невысокий, коренастый, с крючковатым крупным носом, с сальными клочьями черных волос, выбивающихся из-под круглой железной шапочки. Дирт не сразу понял, что это не шапка – шлем. Часть доспехов, о которых рассказывал лэрд. Одно дело слушать истории про них, а другое – увидеть. Помимо шлема незнакомец таскал тяжелую кожаную куртку, обшитую металлическими пластинами. Одеяние это спускалось до колен, а дальше начинались сапоги, тоже хорошо укрепленные. На широком поясе болтались ножны с непомерно длинным ножом, в руке мужчина сжимал неудобный топор: тонкое прямое топорище, лезвие же наоборот широкое, странной формы. Таким очень неудобно заниматься плотницкими делами. Догнав Сигни, незнакомец отвесил ей оглушительную оплеуху, от которой женщина пошатнулась, вскрикнула еще громче, переборола страх, рванулась, наконец, вверх, но была грубо остановлена – за волосы схватили. Мужчина взвалил визжащее тело на плечо, запустил свободную руку под юбку, омерзительно загоготал. Даже гуси орут куда приятнее… Дирт, ни разу за это время не пошевелившись, взглядом проследил, как незнакомец скрывается за углом и там его встречают хором такого же гнусного смеха. Разглядеть, кто это, не получалось, но сомнений не было: такие же, в шлемах, в доспехах, с заскорузлыми волосами, месяцами не видевшими горячую воду. Гогот заглушили азартные крики, из-за угла выскочила очередная жертва. Дирт прокусил губу до крови, не почувствовав боли, – это была Керита. Девушка мчалась к лесу, как прежде Сигни, но на полдороге резко свернула, побежала вдоль домов в сторону Сторожевого мыса. Один дом. Второй. Дирт уже думал, что все, девушка вырвалась на простор пляжа, где за ней, легконогой, никто не угонится, но из-за угла последнего строения вышла фигура, закутанная в длинную металлическую рубаху, и подставила подножку древком копья. Керита упала с криком, тут же вскочила, но мужчина оказался быстрее, ухватив ее, как до этого и Сигни, за волосы. В самом способе поимки женщин чувствовалась система. И тот и другой далеко не первый раз это проделывают. Дирт пришел в себя на полдороге вниз. Напрочь позабыв про опасность переломов, ноги стремительно несли его к углу злополучного дома. В голову почему-то полезли дурацкие неуместные мысли. Он вдруг вспомнил, что там уже второй год никто не живет. Так же, как в соседнем. Ведь Хеннигвиль постепенно вымирает, только тупицы это не понимают. Детей рождается не так уж мало, но немногие дорастают до серьезных лет. А взрослые стареют, умирают, свою дань берут море, болезни и разные несчастья. Если ничего не изменится, не пройдет и полувека, как не останется никого, и лишь россыпи камней на месте обвалившихся домов будут напоминать о том, что здесь когда-то стояло селение. Дирт охотился с луком, нож у него был не для убийства, а для разделки добычи. Закаленный клинок, чуть меньше ладони длиной, шириной в два пальца, с глубокими долами по обеим сторонам лезвия и удобной рукоятью из плотно стянутых кружочков бересты. Нетяжелый, в меру наточен, удобно ложится в руку и даже на лютом морозе не холодит кожу. Мысль об убийстве Русалочки далась ему куда труднее – этого человека он был готов прикончить без малейших колебаний. Собственно, мчался к нему он не для разговора, да и нож выхватил не похвастаться доброй сталью. Куда бить? Если с глупой коровой все очевидно, то в данном случае возникает масса сложностей. Анатомия живых существ сходная, Дирт знал, куда надо попасть, чтобы добыча не ушла далеко. Но ведь звери не облачались в броню, собранную из тонких металлических колец. Их шкуру легко пробивал даже костяной наконечник при условии, что он сделан как полагается, и не прошел вскользь. Металлическая рубаха… Если ее и возможно пробить, то не охотничьим ножом. Здесь нужно другое оружие, которого у Дирта нет. Так куда же? Припасть на колени и врезать по ногам, пытаясь подсечь жилы? Сапоги выглядят так, что легче уж прорезать железную рубаху, чем эту толстенную кожу, усиленную узкими металлическими пластинами. Руки защищены по локти, а рана в предплечье не страшна, при условии если ее наносят столь несерьезным ножом. Куда?! Этот не стал взваливать добычу на плечо, а потащил упирающуюся, кричащую девушку за волосы, не прекращая при этом омерзительно гоготать. Добежав до подонка, Дирт со всей дури врезал из-за спины, хитро, сгибая распрямленную руку, в незащищенное шлемом лицо. Тот в последний миг заметил неладное, дернулся, но все равно удар вышел что надо, ладонь ощутила, как лезвие с треском ломает кость, хохот захлебнулся, мужчина оставил Кериту в покое, отскочил назад, бросил копье, выхватил из ножен нож невероятной длины. «Меч», – понял Дирт. Не больно бьющие деревяшки, которыми учил его фехтовать лэрд Далсер, а настоящее оружие для благородных. Вот только признавать в грязном противнике благородного не хотелось… От размашистого удара Дирт уклонился, бросился было к валяющемуся копью, но пришлось оставить идею им вооружиться – едва не схлопотал укол в бок. Удалось схватить лишь камень, развернувшись к противнику, угрожающе замахнулся, заставив того дернуться в сторону, инстинктивно прикрывая и без того уже пострадавшее лицо. Выглядел мужчина страшно. В левом глазу торчал нож, из-под лезвия густо струилась кровь, залив половину лица до подбородка. Рот скалился в нервной ухмылке, зубов было мало, и походили они на почерневшие пеньки. Но несмотря на рану, движения оставались резкими, меч держал уверенно, в ход его пускал без колебания. Перед Диртом убийца, который не просит у коров прощения. Для него смерть – это неотъемлемая часть жизни. А вот для Дирта нет. – Керита, беги! – вскрикнул он, понимая, что и на десяток мгновений не задержит этого головореза. Тот, перекинув меч в другую руку, шагнул вперед, не замечая, как за его спиной из-за угла показывается новый персонаж.