К тому моменту я дошел до состояния мычащей скотины, продвигавшейся вперед на голых рефлексах. К теплу, к людям, к отдыху, а может, и к лечению. И подальше от волков – конина в их желудках не вечна, и на место переваренного мяса они быстро определят мои жалкие кости. Когда впереди послышался шум, я не смог разглядеть его источника. Глаза показывали лишь свет и какое-то темное пятно в нем, стремительно приближающееся странными рывками. Решив, что один из волков преградил мне дорогу, я только тут понял, что продолжаю сжимать в руке меч. И даже удивился этому немыслимому явлению – в моем состоянии странно, что головы не потерял, не говоря уже об оружии. Я даже сумел сделать большее – попытаться поднять клинок, достойно встретив приближающегося хищника. Но куда там – ставший неподъемным меч упал, а следом рука проломилась, и лицо зарылось в пожухлую траву. Где-то впереди то ли ворона прокаркала, то ли человек странно хриплым голосом прокричал, но тень, до того момента летевшая прямо на меня, внезапно изменила курс, жабьими прыжками обогнула мое беспомощное тело и пропала из поля зрения. А потом за спиной началась бойня. Я не видел, что там происходит, но звуки не оставляли простора для неуверенных предположений. «Моих» волков убивали. Деловито, без угрожающих криков и звона стали. Удары, треск ломаемых костей, сочно-отвратительный шум, с которым разрывается плоть, отчаянный визг улепетывающих хищников, неожиданно превратившихся в дичь. В угасающем сознании билась лишь одна мысль: кто-то в одиночку вышел против четверки матерых волков. Не знаю, друг он мне или враг, но если последнее, то нечего и думать о сопротивлении. Все, Дан, – ты окончательно приплыл. Но упрямство мое было безграничным. Я слепо шарил в траве, пытаясь найти потерянный меч. Но тщетно. Земля тут, похоже, под уклон идет, и он скатился вниз. Попытался свалиться следом, но и этого не получилось – чтобы добраться сюда, я выложился без остатка. Ноги на месте, руки тоже, вот только опираться на них невозможно. Они просто отказываются шевелиться в нужных мне направлениях. Это финиш. Шум схватки затих. Если победили волки, то теперь моя очередь. Если звери проиграли, то как бы не пришлось об этом пожалеть… Когда за волосы грубо потянули, задирая голову вверх, я даже не смог моргнуть, чтобы прогнать влажную пелену из глаз. Веки опустились, и поднять их уже не получилось. Глава 6 А обещали принцессу… Когда-то, не столь уж давно, в моей непростой жизни был благодатный период прекрасных пробуждений. Когда, нехотя потягиваясь, неспешно поднимаешься, лениво зеваешь до хруста в нижней челюсти – торопиться некуда. Или подскакиваешь по звонку и, чертыхаясь, натягиваешь штаны, потому что замедлять процесс не позволяет лимит времени. Или даже ругаешься, если, досматривая сон про самого себя в компании с парочкой легкомысленных блондинок, не сумел найти в себе сил, чтобы оперативно отреагировать на дребезжание будильника. Сладкое времечко осталось в прошлом. Теперь мои пробуждения сродни восстанию из гроба. Так же мрачно, страшно и неубедительно. Особенно сегодня. Ну не могу поверить, что дожил до нового дня. А может, это не день? Вечер? Ночь? Открывать глаза не спешу, да и не уверен, что веки исполнят приказ. Что нам говорят органы слуха? Ничего не говорят – или оглох, или тишина мертвая. А нос что подскажет? Тоже ничего – похоже, забит цементной пробкой. Стоп! Я не оглох! Звук! Какое-то непонятное дребезжание, затем треск деревянный, и, похоже, бормочет кто-то. Не понять, далеко или близко: уши работают безобразно. Впрочем, как и все остальное. Господи, ну как же мне хреново… Веки поднялись со второй попытки – от натуги в голове болезненно хрустнуло. Зря старался – ровным счетом ничего не увидел. Унылая серая пелена. Ослеп? Может, и так… Это предположение не напугало – безразличие. Одно сейчас волнует: жажда. Дикая жажда. Есть старое проклятие: «Чтобы тебе никто воды умирающему не подал». Начинаю понимать его смысл. Хотя это казалось невозможным, но я сумел разлепить спекшиеся губы и пробормотать: – Ы-ы-ы-ы-ы-ы… Само собой, подражать косноязычной корове не хотел, но произнести «воды» не получилось. Треск затих, затем серое марево перед глазами осветилось от огонька на кончике длинной щепки. Горящую лучину сжимала костлявая рука с узловатыми пальцами, увенчанными заскорузлыми ногтями. Я заподозрил, что физиономия обладателя столь безобразной конечности вряд ли усладит мой привередливый взор, но зажмуриться не успел – в поле зрения вплыло лицо, которое я менее всего ожидал увидеть. Не являюсь поклонником поп-музыки и всего, что с ней связано, но эту певицу знаю. «Вечно молодая» вульгарная старушенция, украшенная прической времен давно ушедшей социалистической моды, с грузом неугомонных амбиций, разрушающих все то хорошее, что, возможно, в молодые годы сделало из нее звезду. И еще пикантная черта характера, из-за которой я, даже забредая на относительно серьезные сайты, пробегая взглядом по заголовкам, поневоле узнавал все новости, касающиеся ее личной жизни. Пресса обожает все необычное или извращенное, и эстрадниц, питающих нежную привязанность к юношам, годящимся им во внуки, ни за что не пропустит. Нет, хоть я такой музыки не слушаю, но ничего не имею против этой исполнительницы в частности и особенностей современной эстрады в общем. Попса живет своей жизнью – я своей. И сейчас мне неясно одно: как эта карга здесь нарисовалась?! В следующий миг стало понятно, что обознался, – старуха улыбнулась. Нет, я все могу понять: кризис, демпинг пиратских альбомов и халявных сайтов, откаты музыкальной мафии и пришедший во время еды аппетит – с деньгами даже у матерой звезды может быть туго. Но не настолько, чтобы «поп-дивы» щеголяли слюнявыми деснами, кое-где «украшенными» обугленными пеньками сгнивших зубов. Да и маникюр странноватый даже для рокера-сатаниста. И к созданию прически стилисты непричастны – над ней, похоже, ураганный ветер поработал, а обманулся я из-за сумрака и вывертов подсознания, ищущих знакомое там, где его нет. Одежда опять же не от итальянских брендов и даже не от «секонд-хенда». Нечто до умиления самобытное. Такое впечатление, что бабушка бегала по лесу, пока не собрала на себя всю паутину, – получилось нечто вроде мерзко выглядевшего кокона, в прорехах которого проглядывало давненько не мытое тело. – Король! Гляди! Кажись, мужчинка очнулся. Глазенки вытаращил. Ну чего мычишь, болезный? Поди, по девкам скучаешь? Если и было в данный момент что-то, о чем я скучал менее всего, то это как раз девушки. Но старуха, похоже, в мои невинные помыслы не верила. – Вот! Вижу! Все зло от девок! Всегда так. Вот почему ты здесь очутился? Скажи без утайки: баба виновата? – Ы-ы-ы-ы-ы… – Король, чего он опять мычит? Дам-ка я ему воды – может, заткнется или чего приятного скажет. Душа моя тут же переполнилась благодарностью к странной старухе. Пусть чудит, как ей заблагорассудится, лишь бы напоила. Воды мне дали неудобным способом – выжали в рот мокрую тряпку. Выглядела она так, будто ею не меньше года драили полы в туалетах общежития для африканских студентов, но сейчас не тот случай, чтобы привередничать. Кашляя и рыдая от раздирающей горло и бронхи боли, я давился упоительной влагой, стараясь не потерять ни капли. Старуха при этом продолжала разговаривать с невидимым собеседником: – Король, а ведь он не старик. Просто потасканный какой-то. Где ж нашего парня носило? А? Здесь ведь никто никогда не появляется с севера. Ну кроме бродяг морских мимолетных. Но этот точно не из-за моря пришел. Вон – глазки будто у теленка. И немощь у него непростая. Ох непростая… Король, а может, он из ваших? Нет? Вот и я так думаю. Сомневаюсь, что в пещере (а я уже понял, что нахожусь в каменном гроте) присутствует особа королевской крови. Весь мой жизненный опыт подсказывал, что одиноко живущая женщина слегка (а может, и не слегка) тронулась умом и теперь может разговаривать с чем угодно. В лучшем случае с собакой или ночным горшком. В худшем – с однорогим демоном, который ведет ее по жизни с помощью разнообразных полезных советов. В частности, любит рекомендовать умерщвлять приходящих с севера путников самыми жестокими способами. Я в принципе уже не против упокоиться, но хотелось бы не мучиться – и без того натерпелся. Дай мне волю – пил бы, пока не лопнул, но – увы, не дали. Вожделенная тряпка исчезла, а затем старуха деловито разобралась с завязками на поясе и непринужденно заглянула в штаны. Свои действия она прокомментировала нерадостно: – Смотри-ка, Король, стручок у него и впрямь как у молоденького. Мясистый, сочный. Да только какой нам от него прок, если разлегся дохлым червяком. После этих настораживающих слов бабка с надеждой подергала за предмет своего интереса и разочарованно добавила: – Совсем плохо. Чую я – не поднять червяка на дело. И как же мы с ним поступать будем? А? От него ведь, получается, пользы вообще никакой. Король, думаешь, он пойдет на поправку? Или не стоит браться за зряшное? Я вот даже не знаю, как тут быть. Но стручок уж больно хорош, даже спокойный, – очень охота его в мужском деле посмотреть. Эй! Ты! Я не дала тебя волкам сожрать. И напоила. И помочь могу – ведаю, как людей лечить. Но только службу придется сослужить. Мне службу. Приятную. book-read-ads На последних словах старуха попыталась игриво хохотнуть, но вместо этого прокаркала столь гнусно, что, услышь этот смех сексуальный маньяк на пике своей озабоченности, вмиг бы превратился в неоперабельного импотента. Хозяйка пещеры и сама поняла, что быстрого положительного ответа от меня ждать не стоит: – Молчишь? Не мычишь даже? Вот все вы такие, гуляки. Молоденьких вам подавай. Вот скажи честно: хоть капельку я тебе нравлюсь? А? Молчишь… Ну да мы не гордые: нравится или нет, а за службу отплатить все равно придется. И если не хочешь, чтобы Король твой стручок под корешок оборвал, то думай, как бы побыстрее мужскую силу набрать. Ведь место тут тихое, парней мы давно не видали. Соскучились. И если думаешь, что с Королем шутить можно, то посмотри на него как следует. Ну? Понимая затруднения «гостя», старуха без нежностей завернула мою многострадальную голову набок. Перед глазами мелькнула стена пещеры, загроможденная связками хвороста, рассохшимися бочонками, корзинами, какими-то досками и ящиками. А потом я увидел Короля, восседавшего на каменном полу. И вырубился. Слишком серьезная картина для человека в моем состоянии. * * * Не знаю, долго валялся в отключке или как, но, когда вновь пришел в себя, подозрительных звуков не услышал. Полная тишина. Рискнул приоткрыть глаза. Беззубой старухи в поле зрения тоже не оказалось. Полный мрак. Или ночь, или без источников света здесь всегда так. Надо прикинуть, куда я на этот раз угодил. Хоть и развалился до состояния полной немощи, но мозг почему-то работает относительно здраво, и грех этим не воспользоваться. Что мы имеем? Имеем обжитую пещеру. Ничего странного: в современном Межгорье это обычное дело. Обитает здесь как минимум один человек. Та самая озабоченная старуха. И при ней Король. Если мне не померещилось после всего пережитого, то сия титулованная особь относится к обширному семейству образин, именуемых аборигенами «погань». Местная нечисть. Стоп! А почему ты так решил?! Может, просто зверушка пещерная. Ага… ну как же… Зверье, в каком бы мире ни обитало, подчиняется общим законам биологии. Если что-то и нарушает, то по мелочи. А здесь налицо бред в особо крупном размере. Вот возьмем обычных позвоночных. Кистеперая рыба зачем-то выбралась на сушу, словила кайф от кислорода и назад не вернулась – превратилась в амфибию. В итоге земноводные бегают на четырех конечностях – эволюционировавшие плавники. Но и жираф тоже на четырех саванну топчет, а ведь он про рыбу знать ничего не знает – слишком далеко от нее ушел. Человек вроде как на двух передвигается, но это потому, что он в ходе эволюции взвился на дыбы и стоял так до тех пор, пока передние ноги не превратились в руки. А у птиц они стали крыльями. При этом и у рыб, и у жирафа, и у канарейки – по два глаза. А вот с Королем все не так, как должно быть. Пухлая подушка из непрерывно колышущейся желеобразной белесой массы, четыре многоколенчатых паучьих лапы по углам и единственный здоровенный круглый глаз на тонком подвижном стебле, располагающийся строго посредине «конструкции». Размер у твари с журнальный столик. Понятия не имею, куда такого урода можно записать. Канарейке или жирафу он вряд ли родственником приходится. Мне уже доводилось однажды краем глаза видеть нечто столь же сюрреалистическое. Громадный монстр, именуемый в простонародье «бурдюк». Отряды погани с его помощью проделывали бреши в защитных сооружениях. Не сказать, что он сильно похож на этого одноглазого, но что-то общее между ними есть. Кстати, затейница-старушка недвусмысленно намекнула, что, если я не подарю ей энного количества романтических ночей, Король сделает со мной нечто неприятное. С одной стороны, есть плюс – она с пониманием отнеслась к моей «нетрудоспособности» и вроде как собралась подлечить. К гадалке можно не ходить – передо мной та самая ведьма, какую искал. Возможно, она знает что-то как раз для таких случаев. Даже если не вернет былой силы, может, хоть на ноги ковылять поставит? С другой… Чем бы ни обернулось лечение, бабка плату потребует непременно. Хотя знаком я с ней всего чуть, но ни капли не сомневаюсь – эта карга свое из пасти крокодила вырвать способна. Чуть что не так – натравит Короля. И что он со мной может сделать? Не знаю, но, хотя любовался на него недолго, запомнил когти на суставах лап. Особенно бросались в глаза похожие на ножи роговые лезвия серпами, загнутые кверху, чтобы не мешали при ходьбе. Таким можно слона парой движений выпотрошить. Наверняка это не все смертоносные сюрпризы. Теперь понятно, кто меня от волков спас. Боги, да что это я о ерунде думаю! Меня сейчас не то что порождение погани – дважды упомянутая канарейка легко заклюет! Позиционный тупик. Ночь любви я сейчас даже прекрасной принцессе не смогу организовать, а уж этой престарелой нимфоманке, в сравнении с которой даже Баба-яга – топ-модель… Ладно. Все равно альтернативы нет. Удрать я не могу. Да и некуда. Буду валяться и дожидаться результатов лечения. Глядишь, и поможет, а там и о побеге можно будет подумать. Я не нанимался подозрительных бабок ублажать. Мне вообще-то по сюжету принцесса положена. Спать, Дан. Не грузи голову. Все равно пользы от этого пока что не предвидится. * * * В пещере не было ни дня, ни ночи. Или полный мрак, или мрак, слегка рассеиваемый тусклым огоньком лучины. Я выпал из времени. Лежал часами, а может, сутками, страдая от жажды и нестерпимо-болезненных судорог в беспомощном теле. Как избавление принимал появление старухи с ее грязной водянистой тряпкой, унизительными осмотрами и даже попытками эротического стимулирования, проводимыми параллельно со сменой «памперсов» из древесной стружки и мха. Иногда тряпку окунали в парящий травяной отвар, из-за которого во рту прочно прописалась нестерпимая горечь. Несколько раз ведьма ставила иглы из рыбьих костей, делая это со сноровкой китайского целителя. Пару раз окуривала чем-то настолько едко-вонючим, что даже отключившееся обоняние просыпалось. Бывало, что после этих процедур отступала боль, временами возвращалась подвижность в руки. Но чаще всего результата не наблюдалось, или даже наоборот – меня накрывало еще сильнее. Я разучился спать. Большую часть суток проводил в полудреме, наполненной болью, отрывками воспоминаний и неистовым желанием устраниться от безрадостной действительности. Надеясь когда-нибудь подняться и уйти. Зачем и куда, не представлял – наверное, просто привык куда-то идти. Не знаю, как долго длилось это растительное существование. Может, пару дней, а может, вечность. Но однажды в замкнутый мирок забытой всеми пещеры вторгся внешний мир. Привычно пребывая на границе между сном и явью, я не сразу понял, что происходит. Счел безобидным элементом бреда. Подумаешь – всего-навсего голоса. Незнакомые голоса. Мужские. * * * – Да что здесь за вонь такая! Ох и грязищу ты развела – в таком хлеву и свинье жить брезгливо! А это что?! Лень было закопать или хотя бы подальше оттащить?! Голос жесткий и требовательный, но отдает дешевкой. Складывается впечатление, что его обладатель сильно преувеличивает свою цену и пропорционально преуменьшает чужую. – Так чего оттаскивать, если живой он! А этот скрип мне знаком – бабушка-затейница отзывается. Голосок у нее сегодня возбужденный как никогда, но одновременно и чуть заискивающий.