– Нет. Ты подежурь пока здесь, на скалах. Вдруг в кустах еще прячутся. На корабле охраны не осталось – даже если одиночка доберется, то захватит. – В одиночку не уведет. – Зато поджечь может. – Ладно. Ты прав. Постою тут. Но ты там про меня не забудь. Народ пришли, чтобы корабль ближе к нам перетащили. Если вон в ту протоку его завести, можно до самого берега дотянуть. * * * На подходе к поселку Макс едва не пристрелил собаку. Псина выскочила из кустов, виляя хвостом с таким неистовым усердием, что было непонятно – почему он при этом не отвалился. Она скулила и повизгивала, жалуясь на невзгоды и одновременно демонстрируя высочайший уровень радости от встречи с таким замечательным человеком. Не понимала, что едва избежала смерти: от неожиданности тот сразу вскинул револьвер. Кличек всех поселковых собак Макс не помнил и поэтому обратился к собаке неопределенно: – Барбос, жив? Я думал, вас всех готы поубивали. Ну пошли за мной – напоить тебя надо. Радостно взвизгнув, собака начала описывать круги, нетерпеливо косясь в сторону баррикады: идти в одиночестве она побаивалась, хотя звериное чутье подсказывало, что власть поменялась. В противном случае не рискнула бы выбраться к человеку. Мусы на прежнем месте не было – лишь россыпь стреляных гильз осталась. Макс направился за штаб: там кричали в десятки глоток и, похоже, кого-то били. Не успел и половины пути преодолеть, как бы остановлен – навстречу выбежала Дина, схватила за руку, умоляюще затараторила: – Максимка! Останови их! Я не смогла! Я сейчас не могу ничего! Прекрати это! Ну пожалуйста! Так нельзя! Вы ведь не такие! – О чем ты? – не понял он. – Где Муса? – В хижине он! Я его перевязала! С ним Эн сейчас! Прекрати это! Ну, Ма-а-а-аксим! Там!.. Они там тако-о-о-ое устроили!!! Они зве-э-э-эри!!! – Ну пошли. Переступая через трупы готов и островитян, Макс обошел штаб. На площадке между хижиной Эна и баррикадой увидел толпу – похоже, здесь собрались почти все. Сгрудившись полукольцом, народ наблюдал за чем-то интересным – Макс не видел, что там происходит, но крики ужаса и боли слышал прекрасно. Расталкивая людей, протиснулся сквозь толпу, замер, ошеломленно уставившись на открывшееся зрелище. Готы были сильными ребятами и далеко не все умерли на месте. Толпа, вырвавшаяся из ям, всех раненых и избитых согнала сюда, а теперь завершала начатое. Макс подоспел к окончанию кровавой забавы: восемь трупов, окровавленный песок и две последние жертвы. Оба гота выглядели плохо. Одного ухитрились забросить на колья, что топорщились поверх баррикады, – три деревяшки проткнули его насквозь, показавшись из спины. Но он продолжал шевелиться и постанывать, да и кровь почти не текла – долго так может протянуть. Со вторым дело обстояло не лучше: пара бывших смертников держала его за руки, а Рыжий очень неторопливо распарывал ему живот, «работая» трофейным ножом. При этом он злорадно посмеивался и нецензурно комментировал страдания жертвы. Гот, похоже, от боли и шока уже ничего не соображал – пуская слезы, безумно таращился сквозь своего палача, время от времени громко вскрикивал и что-то бессвязно кричал на непонятном языке. – Ты что делаешь, урод?! – ошеломленно выдал Макс. – Сейчас вытащу из этого ниггера весь ливер и буду его водить как собачку на поводке – за кишки, – заявил Рыжий, не обратив внимания на оскорбление. Он, похоже, даже не воспринимал ничего – всецело поглощенный своим омерзительным занятием, не реагировал на окружающее. Самое страшное, что в толпе слышались одобрительные возгласы и никто не пытался его остановить. Макс вскинул было револьвер, но передумал: несмотря на нестерпимое желание немедленно это прекратить, расчетливо вспомнил, что патроны к нему небесконечны, а снаряжать заново их вряд ли получится. Обернувшись, шагнул к Геморрою – тот молча наблюдал за экзекуцией и лишь удивленно покосился, когда из рук вырвали двустволку. Первым выстрелом Макс добил гота на баррикаде, затем разнес голову второму. Рыжего забрызгало, он едва не оглох, отскочил, развернулся, яростно заорал: – Пловец?! Да ты че! Попутал?! Ты че наделал?! Ты… Макс прервал его словоизлияние четким, но не смертельным ударом в лоб. Прикладом дробовика. Дозированно стукнул, гуманно. Рыжему хватило – упав на пятую точку, он ошеломленно затряс головой и заорал от нового подарка: в живот ногой. Потом в бок и еще раз прикладом – теперь по запястью, чтобы нож выбить. Остановив избиение, Макс четко, раздельно произнес: – Все старшие на кольях! Почему ты, урод, не с ними? А?! Для повышения мыслительных способностей собеседника Макс простимулировал его пинком, а затем приставил к голове револьвер. Толпа, лишившаяся зрелища вражеских мук, зароптала, кто-то было шагнул вперед, но тут же всякое движение прекратилось – отбросив опустошенный дробовик, Макс выхватил из ножен окровавленное мачете, осклабился столь зловеще-многообещающе, что у крикунов пропала всякая охота приближаться к этому рослому психу. Закрепляя успех, через толпу протиснулась Динка, напряженно замерла рядом, направив автомат на зрителей. – Рыжий! Чего замолчал? Язык потерял?! – продолжил Макс. Тот, не помышляя о сопротивлении, приподнял окровавленное лицо, затараторил: – Макс! Да ты вообще с катушек слетел! Ты чего?! Да меня связанным в яме держали, да я!.. – Да кто тебе вообще дал право на такое?! – Ты че?! Это же черные! Видел бы ты, что они здесь творили! Ты неправ! – Макс! Ты разве не видел, что они с нашими сделали? Глянь на колья возле штаба! – из толпы выкрикнул Жора, а многие одобрительно загудели. – Зачем делать так же!!! Вы не такие!!! – перекрывая шум, пронзительно закричала Дина. book-read-ads – А эта вообще не наша! Она – девка готов! – зловеще произнес какой-то конопатый подросток. Макс не поленился, шагнул к нему, не позволив спрятаться в толпе, ухватил за ухо, безжалостно выкручивая, пригнул, уткнул лицом в песок, уже не спокойным, а яростным, бешеным голосом заорал: – Вы отдали поселок без боя! Чтобы вас вытащить из ям, эта девочка жизнью рисковала! Она воевала, она жизнь мне спасла! А вы – нет: вас я в бою не заметил ни разу! Вот она – наша! А вы – никто! Через толпу прошел Сашок, замер рядом, зловеще продемонстрировал народу окровавленный топор и примиряющее произнес: – Все, люди, повеселились – и хватит! Он прав – некрасиво так делать! И ее обижать не надо – если и были за ней какие косяки, то она их десять раз исправила! – Да он тоже не наш! – Несмотря на чуть ли не оторванное ухо, мелкий гад не унимался. Макс, обрадованный неожиданной поддержкой (от кого-кого, но от Сашка этого не ожидал), увесистым пинком отправил гаденыша в толпу и непреклонно произнес: – Теперь он наш – зарубите себе это на носу! И вообще, привыкайте жить как люди, а не… С этой минуты у нас нет ни старших, ни мелких, ни подруг на особом положении – работать будут все. И в ямах жить больше никто не будет – мы люди, а не крысы. И еще – был в Древней Греции философ, звали его Платон. Он придумал платоническую любовь – это когда восхищаются красотой и душевными качествами, но руками не трогают. К чему я это вам говорю: если узнаю, что кто-то прикоснулся к девчонке потому, что считает ее бесхозной вещью, или полез лапами к мелкой, – тот превратится в фаната Платона и его идей: будет любоваться, но не прикасаться. Потому что нечем будет прикасаться. – Макс выразительно крутанул окровавленным мачете. Хотелось говорить и говорить, вбивая в многоголовую гидру толпы все, что накопилось на душе за эти дни. Сломать систему прямо сейчас, не оставляя лазеек для возврата обычных порядков. И плевать, что не о том сейчас думать надо. Макс сам не понимал, что на него нашло: будто плотину прорвало. Хотел просто остановить зверство, а в итоге целый митинг устроил. Стоп! Пора закругляться, а то до вечера не остановится. – Будут и другие новости, но это чуть позже – пока что хватит этого. А теперь бегом разошлись и взялись за дело – трупы стаскивайте к расселине! Все оружие, всю амуницию, все до последней гильзы – к штабу! Увижу кого без дела шатающимся – сделаю так, что его тоже к расселине относить придется! Эн, растолкав замерший народ, продублировал указание: – Слышали, что Максим сказал? Выполняйте. Рыжий, сплевывая кровь, поднялся, сумрачно уточнил: – А чего это он раскомандовался?! Еще и угрожает… Эн объяснил по пунктам: – Во-первых, трупы действительно надо собрать и утопить, чтобы не было проблем. Климат у нас не располагает к затягиванию похорон. И пересчитать врагов идея отличная – надо узнать, всех ли мы перебили. Во-вторых, Муса тяжело ранен, с Бизоном ничего не ясно, так что командовать пока будет Максим. В-третьих, рядом с ним стоит девочка с автоматом, у нее сильно дрожат руки, а в автомате тридцать патронов и чуткий спуск. В-четвертых, то, что мы победили готов, в основном его заслуга. Не будь Максима, вы бы сейчас сидели в ямах и размышляли о непростом выборе между кастрацией и очень короткой жизнью. А девочкам вообще выбора не предвиделось – их ожидала незатейливая и неприятная судьба. В-пятых, если кого-то не устраивает его кандидатура, он может пожаловаться вот ей. – Эн указал на Дину, сжимающую автомат с такой силой, что костяшки побелели. – Не забывайте, что в данный момент у нее самое серьезное наше оружие, и с этим надо считаться. И шестое – насчет платонической любви Максим не шутил. Если понадобится, я буду помогать ему приобщать всех желающих к возвышенным отношениям. Под желающими я подразумеваю тех, кто предпочитает не спрашивать согласия или любит незрелых девочек. У таких горячих ребят согласия мы тоже спрашивать не будем. На этот случай у меня теперь есть набор хирургических инструментов. Но можно и без них обойтись – мачете тоже сгодится. Все понятно? Вопросов больше нет? Ну так выполняйте, не теряйте времени. И кто ранен – приглашаю к моей хижине. Вы будете удивлены ассортименту медикаментов. – Бизон? – наконец-то дошло до Макса. * * * Люц, устроив в штабе резню, первым делом позаботился о вожаке островитян – считал его самым опасным. Тот поутру был мало способен на подвиги, да и не ждал нападения. Но натура садиста не позволила убить вождя стразу – нанеся несколько ран, Люц оглушил противника его же топориком, чтобы потом, в спокойной обстановке, неспешно завершить начатое. Не завершил – удовольствия в том, чтобы терзать бесчувственное тело, он не находил. Глубокая резаная рана лица – нож прошелся через лоб, свернув к подбородку; проткнуты оба плеча; поврежден глаз; проломлен череп. Несмотря на все это, Бизон был жив. Готы бросили его под стену штаба, дожидаясь, когда он придет в себя, чтобы с помпой завершить начатое Люцем. Время от времени даже гоняли кого-нибудь из пленников, чтобы поил бесчувственное тело. От вождя островитян смердело, его тело почернело от запекшейся крови, по нему шастали мириады мух, но он дышал и сердце его билось. Эн, потрогав его пульс, покачал головой: – Да уж… Анатолий – сильный мужчина… – Он выживет? – недоверчиво спросил Макс. Эн пожал плечами: – Не знаю. У него сильная травма головы. Череп проломлен. Надо операцию делать, а как… Врача у нас нет – есть только справочники в ноутбуке… – Надо их почитать – может, сами справимся, – неуверенно предложил Макс. Эн покосился на него скептически: – Голова – не пятка, но попробовать стоит. – А с Мусой что? – Бок пробит, ребро раздроблено. Легкое задето – это хуже всего. Пуля попала в один из магазинов. Не знаю, но похоже, что на пользу это не пошло – ранение серьезное. – Тот гот Вонючку убил… – Знаю. У Александра одного из смертников убили. Наташу помнишь, что на раздаче часто была? Ей голову проломили дубиной – видать, подвернулась под руку. И еще одну девочку, совсем мелкую, зарубили. Даже имени ее не помню… Шестерых ребят копьями серьезно проткнули. Трое уже все, четвертый вот-вот отойдет, еще двое – не знаю, может, и выкарабкаются. Нику руку сломали, у многих резаные раны от тесаков и ножей, задело некоторых стрелами, есть и серьезные случаи. Даже Прыщ наш пострадать ухитрился – в лопатку получил осколок. Далековато от взрыва был, но разворотило прилично. С нашей медициной хорошо если десятком погибших сразу и умерших позже от ран все закончится. Тебя, кстати, тоже зацепило. И вообще ты выглядишь плохо – весь кровью забрызган. – Ерунда – руку задело стрелой. А кровь не моя – одного гота изрубить пришлось. – Здесь не бывает ерунды – скажи Дине, чтобы промыла и завязала. А я девочек позову: Анатолия надо помыть.