Радиус поражения
Часть 5 из 58 Информация о книге
– Хватит подкалывать, кацап-фетишист! Выдвигайся сюда! Я тут уже третий час слюной истекаю!
На столике, для такого случая поставленного в центр комнаты, Рощин не обнаружил обещанного черствого хлеба и кильки, удушенной в томатном соусе. Зато здесь было множество других, истинно мужских блюд. Сало соленое и копченое в глубокой тарелке присыпано ледком, небрежно порезанная колбаса двух сортов, огромная тарелка салата, банка оливок и куча других мелочей вроде кетчупа и горчицы. Главное украшение стола – целый противень отбивных. Ну и без спиртного не обошлось – запотевшая поллитровка водочки и пяток бутылочек обещанного пивка.
Печень нехорошо насторожилась: плохое сочетание.
– К тебе должен в гости прийти табор цыганской родни? – уточнил Рощин. – Если нет, то дело плохо – мы же это за неделю не прикончим.
– Ха! Неделю? Да не нервничай – в морозилке у меня еще снаряды есть. Под такую закуску можно по ведру легко выдуть, и утром будешь как свежий огурчик. Ну или малосольный. Я тут на днях курил на балконе и слышал, как внизу молодежь больная стонет. Выпили, мол, вчера на четверых три пузыря, и им теперь плохо очень. Водка, мол, паленая попалась. Морально и физически опущенное поколение – закусывать водку жареным картоном и запивать газировкой, после чего наивно верить, что утро у тебя будет добрым.
– Картоном?
– Ну, этими… как их. Во! Чипсами! Мать твою – ты что, болтать сюда пришел, или как? Ну, давай тяпнем – за встречу!
Водка была не ледяная – холодная как раз в ту меру, когда ощущается вкус, но отврат еще не вызывается. Занюхав хлебом, Рощин навернул салата и потянулся за отбивной.
– Наша водка, хохляцкая, – жуя, сообщил Синий. – Это тебе не российская сивуха, из опилок выгнанная. Радуйся, кацап, – где бы ты еще настоящей водки попил.
Синельников был таким же украинцем, как Рощин египтянином. Родился, правда, в Украине, здесь, в Крыму. Но еще в нежном возрасте был отсюда вывезен вслед за отцом – тот, будучи военным, постоянно кочевал по тогда еще единой стране. Рощин был больше украинцем, чем он, – благодаря матери, что родом из Тернопольской области. Так что показной национализм Игоря был столь же шуточным, как и большинство подколок в их диалоге.
– Спасибо пану, бедное российское быдло твою милость не забудет: лежа под забором, воздавать тебе хвалу буду. Игорь, как тебе здесь – не тесновато? Не жалеешь, что из двушки съехал?
– Жениться я больше не собираюсь – так на фига мне двушка? В два раза больше уборки. Плюс завтра на тачку глянешь, что за доплату взял, – тебе, пан нищий офицер, такая и не светит.
– Ничего – дотяну до генерала, выкуплю ее у тебя: для личного дворника сойдет.
– Ха! Сережа! Ну не смеши! До генерала! Язык у тебя не шершавый и очко неразработанное – не светят тебе генеральские лампасы при таких раскладах! Так что и не мечтай. И вообще – дергай ты давай оттуда. Хватит в солдатиков играть: набегался уже, не маленький. Пенсия у тебя армейская будет – не пропадешь. Я вот ушел и ни разу еще не пожалел. Надо жить в свое удовольствие. Ты что, жрать сюда пришел? В России вообще кормить перестали? Пора по второй. Пей, кацапчик, покуда пан добрый. Давай – за нашу искреннюю и великую дружбу! Чтоб мы пореже били друг другу морды, чтоб ты почаще давал в долг и мы вообще были не разлей вода!
Вторая пошла еще лучше первой – здоровенные мужики поспешно уполовинили салат, заедая щедрые порции горючего.
– Помидорчики местные, первые, – проинформировал Синий. – Не Турция какая-нибудь магазинная. Ох и хороши! Серега, а ты как – надолго к нам?
– А что?
– Да мне же надо тебе культпрограмму организовать. Море само собой, бабы разнообразные, шашлычок можно легко устроить на диком пляже. Да много чего можно – вопрос сроков.
– Да я и сам не знаю. Дело слишком мутное, и не Россия здесь – трудновато приходится. Завтра, думаю, решать вопрос будем.
– Что же тут случилось, раз ты соизволил сам приехать? У нас тут не Россия, у нас тишина и благодать: муха прожужжит – уже происшествие значительное. Но тебя ведь по мелочам гонять не стали бы?
– Извини, Игорек, если я тебе это расскажу, то вынужден буду потом придушить в туалете – ради сохранения государственной тайны.
– Все, блин, молчу! Не зря ваших долбанутых ребят порядочные бойцы глухонемыми прозвали: время у них спросить – и то не ответят! Ну что – пора наливать. А то едят.
– Не части́.
– А ты на салат не налегай – чай не корова, чтобы за траву так трястись! Для кого я над отбивными полдня корячился?! Вот их и лопай – под них как раз ведро и пойдет легко. Сто лет его не видел, а он – «не части»! Обидеть норовишь…
Бутылка ушла быстро – под хорошую закуску и сумбурный разговор, перемежаемый подколками. На второй бутылке разговор пошел уже нормальный – вдумчивый, без натужного юмора. Мужчины не стали обсуждать своей личной жизни – оба давно холостякуют, все у них одинаково, разве что Синего начальство не гоняет, будто мальчика, через всю страну. Знакомым косточки тоже не особо перемывали – только пару раз вспоминали сослуживцев, раскиданных жизнью по всему шарику. Зато охотно обсудили разнообразные политико-экономические явления, касающиеся их стран. При этом пришли к единому мнению: наверх пробралось слишком много морально-физиологических уродов и откровенной голубизны, и пока их не перевешают на фонарях, порядка не будет.
На третьей бутылке Синий стал намекать, что вешать или расстреливать можно начинать прямо сейчас. Ведь оба они офицеры, причем Рощин действующий – ему все карты в руки.
В начале четвертой бутылки Синий, развивая тему расстрелов, вспомнил, что Рощин не простой офицер – он служит в ведомстве, занимающемся ядерным вооружением. Этот факт существенно облегчит любое мероприятие по зачистке правящей верхушки. Игорь, уже легонько запинаясь, заявил, что если на Киев сбросить крупнокалиберную бомбу, то невиноватые при этом не пострадают. Там, мол, все давно прогнило и подготовлено к выжиганию термоядерной плазмой. Рощин, несмотря на то что «устал с дороги», моментально насторожился и поспешил перевести разговор в другое русло: «во избежание».
Поговорили о футболе. Потом о работе (Игоря работе). О бабах тоже поговорили. Даже промелькнула мысль их найти, причем немедленно. Но как-то сама собой угасла.
Салат прикончили давно, но отбивные еще оставались, как и куча закуски попроще. Рощин, допив последнюю рюмку, прикинул диспозицию и понял – хватит. Не такие уж они алкаши, чтобы четвертую бутылку добивать: завтра об этом могут пожалеть. Он и так маху дал – чуть ли не литр в себя употребил. Что бы ни говорил Синий про ведро – сказки все это. Хорошо бы до утра хоть немного проспаться. Хватит, пора заканчивать.
Рощин, неуверенно закинув в рот оливку, попросил высшие силы, чтобы раньше полудня его никто не побеспокоил. Встанет-то он с утра как огурчик – не пацан ведь с газировкой на закусь, проверено. Но уж очень не хотелось светиться в СБУ с таким жутким перегаром.
Небрежно умылся. Стараясь не разбрасывать деталей гардероба, разделся. Упал на диван. Отрубился.
До начала стадии «Шок» оставалось четыре с половиной часа.
Глава 3
Доктор сказал, что во время пребывания в стационаре я не смогу реализовывать свои планы по завоеванию Вселенной.
book-read-ads
Жалкий наивный раб…
Авторство, к счастью, неизвестно.
На «старые дрожжи» пиво легло недурственно – Тоха дрых чистым сном невинного младенца. Хорошо хоть до койки сегодня сумел добраться – не пришлось опять на линолеуме отлеживаться. В «трапезной», как и положено дегенерату, оглушительно храпел Лысый, в комнатке наверху равномерно поскрипывали пружины – там залег Олег со своей Алкой. Ложе Паши пустовало, да и Наташка отсутствовала – они нашли себе уютный уголок прямо на берегу, неподалеку от пансионатского пляжа. В своем пустом домике тихо спала психованная Юлька. Завтра подъедут ее родители, а пока что ночь коротать девушке придется в одиночку: к такой не то что парень – гадюка побоится ночью заглядывать.
Рощин устроился на диване. Алкоголь приятным теплом разливался по организму, сон полковника был глубоким и правильным. Завтра он встанет почти как трезвенник – только перегар и глаза могут выдать тайну вечерних возлияний. И, возможно, завтра он все же разберется с этим в высшей степени странным делом. Пусть с одним задержанным не слишком пока везло, но ведь имеется второй – рано или поздно врачи к нему следователей допустят. И тогда, вполне вероятно, Рощин подберется на шаг ближе к генеральским лампасам.
Синельников Игорь, или просто Синий, про службу вообще не думал. С этим давно покончено – вольная птица. Он ведь уже не в армии: службу несет в частном охранном агентстве. По сути, простой сторож или, в лучшем случае, мелкий начальник над сторожами. И хватит ему – большего не надо. Живет у моря, крыша над головой есть, офицерская пенсия капает, не голодает, женщинам нравится – зачем ему желать большего? Хорошо бы так и провести остаток жизни и умереть не дряхлой развалиной, а еще крепким мужиком. Идеальный вариант, если сердце прихватит на какой-нибудь отдыхающей барышне, соблазненной нахрапом чуть ли не на глазах лося-мужа. Нравился Синему такой экстрим.
Вместе с Синим спала вся его страна, а вот в стране Рощина и Тохи сейчас почивала лишь западная ее часть – до восточной уже успело добраться солнце. Но этой ночью спали здесь, конечно, не все. Шахтеры ночных смен выдавали на-гора уголь, бодрствовали энергетики и милиционеры, проститутки и машинисты поездов, таксисты и продавцы круглосуточных магазинов. Многие воры тоже не валялись на кроватях. И вообще немало нечестных людей бодрствовало. В принципе по ночам это обычное явление – разнообразные преступные личности традиционно обожают это время суток. Но сегодня в их компании прибавка – появились новые лица. Таких здесь еще не видели. Они пренебрегли сном не с целью совершения кражи со взломом и не ради гоп-стопа в темном переулке. Они торопливо заботились о своих шкурах, но платить за это заставляли других.
Спасая свой маленький мирок, они убивали все, что находится за его границами.
Пальцы порхали по клавиатурам, целиком выделяя бесконечные листы точных координат заранее высчитанных точек. Программа была несовершенна – требовалась масса мелких и серьезных доработок, но времени на них уже не было. Листать вручную, выделять вручную и не забывать в конце кликать мышью по серому прямоугольнику с простой надписью: «Активировать».
– У меня все. Триста тридцатый – четыреста десятый активированы.
– Листы с первого по сто десятый активированы.
– Сто одиннадцатый – двести двадцатый активированы.
– Двести двадцатый – триста тридцатый готово.
– Мы успели?
– Вроде да. Что там с запасными генераторами? С таким делами нас может отрубить в любой момент, а корабельный канал дает иногда сбои.
– Запускают. Заминка там, но минут через пять все будет как надо.
– Махров, зараза… Как же так вышло… И где главный?!
– Да какая теперь разница… Все – закрыть порты теперь можно лишь с той стороны, да и то ненадолго. А мы вообще теперь ничего сделать не сможем без Эдика или Гриши…
– Наши ведь даже еще не все здесь!
– Царство им небесное… Все, кто не успел, тот опоздал… Первая фаза началась.
Все начиналось сумбурно, но вполне логично. Несмотря на панику, сотрудники пока что могли рассуждать относительно здраво и вели себя как нормальные люди.
И так продолжалось до тех пор, пока в операторский зал не вошел ОН.
И вошел не один.
* * *
Июньская ночь тепла, но под утро все же похолодало – лейтенант дорожной инспекции, пряча руки в карманы, начал подумывать, что пора бы перебираться в машину – подремать полчасика. Ночка выдалась так себе – чуть ли не в убыток. И вроде бы место хорошее, не сильно засвеченное, но крупной дичи не попалось. Водители редких автомашин, видимо, все были ортодоксальными мусульманами: ни одного пьяного или даже с намеком на алкоголь. Парочку, правда, раскрутить на «штраф мимо кассы» удалось, но это несерьезно – копейки. Причем копейки рискованные – из-за мелочей в эти жестокие времена можно заработать крутые неприятности. Раньше было проще, а сейчас выкручивайся как знаешь… Вот и мечтал служивый о крупной дичи, но трясущийся алкоголик на лимузине, набитом баксами, идти в сети не желал.
Небо на сереющем востоке озарилось вспышкой, затем целая серия всполохов прошла на юге. Гроза, что ли, приближается? Да какая разница: все – пора прятаться в машину. И напарника надо растолкать – пусть этот крендель постоит, теперь его очередь.
Лейтенант уже развернулся, но вынужден был остановить свой порыв: за спиной загудел двигатель мощной машины и что-то странно залязгало. Фура едет? Бензовоз с волочащейся по асфальту цепью? Полусонный мозг другие идеи выдавать отказался. В любом случае большегрузному транспорту здесь делать нечего – запрещено ему по этой улице гонять. Пусть это и не лимузин с грузом американской валюты, но хоть что-нибудь с него поиметь надо. С паршивой овцы…
Звук приближался – эхо раскатов мощного двигателя загуляло меж темных громадин спящих панельных девятиэтажек. Нарастал и странный лязг, но походил он вовсе не на звон цепи заземления. Для центральной части города звук нетипичный – это ведь явный шум от гусениц. Гусеничной технике строго запрещено ездить по асфальтированным магистралям: ее положено перевозить к месту работ колесным транспортом.
Непорядок…
Надо сказать, с подобным нарушением лейтенант столкнулся впервые. Не было еще в его работе случаев задержания тяжелых бульдозеров, или что там вдали так громыхает. Но все когда-нибудь происходит в первый раз. Он к этому готов. Он разберется.
Первый нарушитель вырвался на простор перекрестка – из-за угла выползла продолговатая носатая туша бронетранспортера. На броне боевой машины, втягивая головы в плечи и уставившись в небеса стволами автоматов, съежились фигурки солдат.
Город, в котором жил и работал лейтенант, был абсолютно штатским. В нем не имелось воинских частей или военных училищ. Были, конечно, военкоматы, – но там боевой техники не держат. Ввиду этого лейтенанту не приходилось сталкиваться с нарушителями на бронетранспортерах, и он был морально не готов к такому событию, из-за чего в первые мгновения сильно растерялся.
БТР на месте не стоял – успел почти поравняться с затаившейся в засаде машиной. Мозг служивого был еще парализован, но рефлексы не подвели – тело, независимо от сознания, начало действовать. Свисток, взмах жезла. А в голове между тем плохие мысли. Слишком мрачно сидят солдатики. Будто не родные пацаны, а фашистские оккупанты пожаловали.