– Прапор, если пульнуть атомным снарядом прямой наводкой, то до второго снаряда просто очередь не дойдет. Прямая наводка – это дело такое: далеко не стрельнешь. Накроет же самого. Хотя… в принципе ведь заряд не стратегический… – Господа артиллеристы! – вмешался Рощин. – Давайте подискутируете в свободное время. А сейчас надо вытащить снаряд наверх и заняться орудием. Прапорщик, пушка исправна? Стрелять сможет? – Два года назад проверку прошла – стрелять способна была. Сейчас не знаю. – Н-да… Ну что ж, посмотрим. * * * Тоха топал за мужиками, будто турист за экскурсоводами. Лысый, Юлька и пацан находились в таком же положении – офицеры, оказавшиеся в родной стихии военного объекта, вели себя здесь как рыбы в воде. Проходя мимо бесконечного ряда каких-то складов, или, наверное, правильнее, боксов, Тоха не раз замечал в открытых или разбитых свинками воротах разнообразную боевую технику, но, кроме «младших», никто на нее не таращился. Прапорщик, остановившись у очередного бокса, указал на запертые ворота: – Здесь. – Ключи есть? – уточнил Рощин. Онищенко без комментариев извлек из кармана отвертку, поковырялся в замке, со скрежетом его провернул. Интересно: может, и замки в атомном хранилище открывались с такой же легкостью? Тоха бы не удивился – он уже понял, что реалии ядерных арсеналов не слишком походят на картины, увиденные в зарубежных фильмах. За последние дни Тохе довелось повидать немало боевой техники. Он отлично рассмотрел БТР на мосту через Донец, вдоволь накатался на броне настоящего танка. У свинок видел самоходную гаубицу и зенитную установку. Из всего этого бронированного добра его разве что танк вчера впечатлил – стремно было увидеть его на узкой лесной дороге. Но если бы Тоха на той же дороге увидел то, что скрывалось в боксе, он бы, без сомнения, наложил полные штаны – даже сверху бы посыпалось. Бывают пушки маленькие, бывают большие. А бывают ПУШКИ. В боксе стояла именно ПУШКА. Бронированная головастая гусеничная машина с туповатым, вытянутым вперед лбом. Сзади, через весь корпус тянулся ствол. Ствол впечатлял. Он даже далеко за корпус выходил – упирался в самые ворота. Еле поместился в бокс. На конце чехол, а жаль – хотелось бы оценить калибр. Хотя чего там оценивать, и так понятно – не мелкашка. Хорошо, что таких штук у свинок нет: наверняка одним снарядом девятиэтажку в воздух поднять может. Не говоря уже про ядерные боеприпасы. Онищенко коротко доложил: – Через месяц увезти ее должны были – стоит у нас законсервированной без движения уже не первый год. Никаких заказов под нее давно уж нет, только место занимает. Так что повезло. И позвольте поинтересоваться – как стрелять будем? Какая дистанция? – Прямой наводкой точно стрелять не придется, – ответил Рощин. – В идеале надо бить с дистанции не ниже тридцати километров. Боюсь, ближе подбираться опасно. Прапорщик, прикурив от бычка очередную папиросу (он, похоже, по два блока в день их выдувает), спокойно сообщил: – Хреновая идея. Без пристрелки, без топопривязки, без метеоданных, без подготовленного экипажа… Легче с завязанными глазами в таракана плевком попасть. – Я ему это и говорил! – вклинился Синий. – Ну, с топопривязкой вопрос вполне решаем, – заявил полковник. – Здесь картами запасемся – на них указаны топографические знаки. Даже без инструментов и спецов можно тупо поставить орудие на одном из них, координаты института снимем с той же карты. Синий, разве не сможешь рассчитать выстрел, имея координаты позиции и цели? – Для начала надо хотя бы таблицы найти к этому орудию. Причем таблицы именно для спецбоеприпаса – именно этого, нового спецбоеприпаса. Я так понимаю, со старым у них обязательно должно быть расхождение по весу. Не верю я, что все у них одинаково. А уж дальше… Нет, Рощин, я за тридцать километров стрелять не возьмусь. За такую идею в дурдом лет на пять закрывают – нормальный человек такое никогда не предложит. Полковник выразительно уставился на прапорщика. Тот, пожав плечами, выпустил облако дыма, перекинул папиросу в другой угол рта, честно ответил: – И я не возьмусь. Я и прямой наводкой не знаю, смог бы или нет. Я ведь с этой членовозкой сам не работал – только контролировал и учет вел. Да и давненько она не выходила из бокса. Нет, полковник, не получится у нас из такой дали попасть. – Плохо. Надо, чтобы получилось: нас к объекту близко не допустят. Там тысячи свинок подступы охраняют. Надо бить издалека. – Полковник, это невозможно. Орудие редкое – народу с ним немного работало. Специалисты по нему большой дефицит и в хорошие времена были, а сейчас их вообще нигде не найти. А сейчас нужны не просто специалисты – тут нужны уникальные люди. Надо хорошо знать матчасть – ведь она стояла тут два года как памятник. Наверняка ведь что-то по пути сломается или вообще полетит на выходе из бокса. У нас постоянно случались мелкие поломки – на стрельбы специальная бригада артиллеристов и техников приезжала. Пушка ведь не новенькая – к нам после капремонта попала: что-то до этого у нее с электрикой серьезное произошло. Она тогда в Афгане успела пострелять, а там условия не курортные. Старушка… Да и отвинтить могли все что угодно – подворовывают у нас, как и везде… Неполадки с ней обязательно возникнут. И будет много вопросов по установке и наведению. Нет, не справимся мы. Я вообще знаю всего одного человека, который мог бы с такой задачей справиться без опытного расчета. И… Прапорщик внезапно замер, глаза его странным образом погрузились во внутренний мир – нешуточные думы в голове у человека закипели. Полковник, справедливо заподозрив, что он вспомнил нечто важное, уточнил: – Что? – Егорыч нам нужен. Егорыч – спец по двум вещам: по артиллерии и по крепким алкогольным напиткам. Причем по артиллерии он спец гораздо больший. Хотя, должен признать, насчет алкоголя он настоящий академик. Правда, если подумать, то в армии дилетантов в таком вопросе не держали… – А он разве жив еще? – уточнил Чижов. – Я его не застал – он ведь давно уже на пенсию ушел. Но сказок про него много слышал. – Сказок? Да про него любая быль сказкой кажется. Его даже в глубокие пенсионные годы на службе держали. Незаменимый он был. Покуда козел один из кадров не прицепился. Неподалеку отсюда Егорыч живет – в поселке. Так никуда и не уехал. Неделю назад видел его. Жив ли сейчас, сказать не могу… сами понимаете… Но, думаю, поискать его стоит. Если кто и может решить такой вопрос, то только он. – Он сможет произвести выстрел? – спросил Рощин. – Издалека сможет? – Егорыч? Да Егорыч может из любой пушки с завязанными глазами поросят кастрировать. Он во всем, что стреляет, гений. Красавицу эту тоже он принимал, и первые годы она на нем была. Его даже посылали на обучение. Так нам потом спецы сказали, что не они его учили, а он их. Талантище у человека. Если Егорыч выжил – все как полагается сделает. А если не сделает, то все – это никому, значит, не по силам. – Он ведь старый, – засомневался лейтенант. – Эх… молодежь… Да таких сопленышей, как вы, десяток на такого старика надо. Тогда людей умели делать, не то что сейчас… Думаю, надо бы его поискать. Было бы полезно для дела. book-read-ads – Добро. Поищем. А скажите – для танка снаряды здесь найти можно? – Найдем. – Тогда, лейтенант, берите танкистов и покажите им, где можно снаряды поискать. А вы, прапорщик, возьмите нескольких ребят и проверьте этого вашего Егорыча. Если жив – привезите сюда. Бойцы, вы поесть что-нибудь организуйте. У меня народ толком не завтракал. Игорь, твоя задача – притащить сюда снаряд. Запчасти от второго по ящикам распихай и тоже сюда – вдруг пригодятся. Возьми себе пару ребят. А я карты пока поищу. * * * В поселок поехали на уазике. За рулем Онищенко, на пассажирском месте Тоха, позади болтается Юлька. И все. Маловато народу, но больше не дали – все оказались загруженные какими-то делами. Тохой как работником не дорожили, девку таскать атомные боеголовки тоже не поставишь. В поселке, правда, врага давно не было, но на крыс нарваться реально. Вот и не отпустили прапорщика одного. Прапорщик, кстати, Тохе понравился. Мужика, конечно, тряхнуло здорово – тоже свихнулся, раз начал увлекаться настольной игрой «Собери атомную бомбу»; да еще и в бомбоубежище закрывшись… А кто не свихнется в его ситуации? Но свихнулся как-то правильно – нет в нем той нездоровой шизанутости, что присутствует у пацана и Юльки. По Юльке, правда, и до всего этого дурдом плакал. Онищенко был предсказуем в отличие от этих юных маньяков. Не исключено, что дальше свихнется окончательно, но вообще-то вряд ли – крепкий мужик. При взгляде на него вспоминалось надежное слово «матерый». Поселок начинался почти сразу за стеной, только с противоположной стороны от тех ворот, в которые заезжали. Небольшой частный сектор – парочка улиц, дальше виднеется ряд пятиэтажек. Причем одна из них серьезно повреждена взрывами, другая закоптилась до черноты – похоже, выгорела полностью. Одноэтажные домики тоже выглядели неладно. Стекла сохранились далеко не везде, руин и пожарищ хватало. Бронированная техника дел тут натворила – заборы снесены, все, что можно было раздавить, раздавлено. Трупов хватало, как и воронья над ними. На них уже даже Тоха не обращал внимания – привык. Прапорщик тоже без эмоций – лишь аккуратно объезжал бесформенные лепешки: человеческое тело, раскатанное техникой, отличается от раздавленных трупов собак только размерами. Крепкий мужик. Наверняка в этой «деревне» знал многих, но и виду не подает. Уазик остановился перед цепочкой упавших бетонных плит – остатки очень даже капитального забора. – Приехали, – сообщил Онищенко. Тоха, оценив габариты недостроенного особняка, присвистнул: – Фига себе! Это он что – на пенсию солдатскую отгрохал?! – Соседа это дом. Егорыча – вон, следующий участок. Не подъехать – тут на углу местный новорусский дуралей баню в три этажа строил; развалилась, засыпала все. Автоматы держите наготове, и от меня ни на шаг. Оказавшись на улице, Тоха нервно поежился. Без танка, без Рощина и Синего он чувствовал себя очень неуютно. В нос бил смрад трупов и пожарищ, в уши долбило гнусное карканье воронья. В придачу солнце за тучами скрылось – к дождю, похоже. Класс – если потемнеет еще сильнее, крысы, пожалуй, решат, что надо бы выбираться на прогулку. Прапорщик направился к дому, особо не заморачиваясь с выбором маршрута: прямиком через россыпь шлакоблоков. Тоха, переступая через обломки бани, едва поспевал за ним. Юлька плелась последней, на ходу ухитряясь чуть ли не на триста шестьдесят градусов вращаться, направляя свой автомат на каждую подозрительную щелочку. Онищенко, остановившись перед вышибленной дверью, висящей на одной петле, спокойно в нее постучал и вопросил: – Есть кто дома? Ответом ему была тишина. Но он не сдавался – уверенно направился внутрь. Внутри было немногим лучше, чем снаружи, – такой же разгром, разве что трупы не валялись. Мебель топорщилась щепой вокруг пулевых и осколочных пробоин, стены тоже изрешечены, под ногами хрустели осколки стекла и посуды, телевизор чернел разбитым кинескопом. Онищенко, пройдясь по дому, подытожил: – Егорыча нет. И Натальи Викторовны тоже. И трупов нет. – Может, ушли? – предположил Тоха. Прапорщик не ответил: присев, он постучал прикладом по полу и громко поинтересовался: – Егорыч, ты там? Несколько мгновений ничего не происходило, а затем Тоха вздрогнул, увидев, как задвигался линолеум на углу кухни. Со скрипом откинулась крышка погреба, из тьмы высунулась шустрая старушка, жмуря испуганные глаза, уточнила: – Саш?! Ты?! – Я, Наталья Викторовна. Я. День добрый. А Егорыч дома? Супер – он бы еще про здоровье спросил. Для комплекта. – А где ж ему, окаянному, быть? Тут он. Храпит внизу. Ирод – бидон браги невыгнанной из гаража вытащил вчера и пьет с тех пор! Сил больше нет его терпеть! – Наталья Викторовна, надо бы его разбудить. Дело важное – отлагательства не терпит. – Ну подожди, Саша, сейчас я его подниму. Ирода… Голос старухи на последних фразах был нехорош – Тоха начал даже переживать за этого сверхартиллериста. Как бы чего плохого не сделала с ним. Снизу послышался какой-то плеск – и следом возмущенный голос немолодого мужчины: – Совсем спятила на старости лет?! Ты бы еще нужду на меня справила! – Молчал бы, ирод! Саша вон к тебе пришел, и не один. Говорит, по делу. А ты тут валяешься. Хронь бесстыжая!