– Сиваш. Но не знаю, как тут дела с червяками: я здесь их ни разу не копал. Они, сволочи, не везде живут. Вроде ил в Сиваше везде, а вот червяки не везде в нем ползают. Странно, да? – Ты что же, прямо в этой соленой луже копать собрался? – Ну да. – Удивительное рядом – я думал, что нормальные рыбаки червей копают в земле. – Ну так это где-нибудь на речке или нормальном озере. А тут какие черви – в песке этом вообще глухо. В Сиваше черви только. Вроде сороконожек розовых. Я раз копал, и рядом толпа очкастых парней тоже копала. Может, ботаны, а может, педики. Умные сцуки – хорошо все объясняли, я даже слов таких не знал. Сказали мне название этого червяка, тока я забыл уже. И еще говорили, что червяки эти вроде как педики или вообще сам-на-сам плодятся. Прикинь прикол – подрочил и родил! Гы-гы-гы! Они еще и кусаться могут. Страшно после такого лезть в воду – мало ли что они там с тобой сделают. Извращенцы какие-то. Лысый опять заржал мерином, панибратски хлопнув Тоху по плечу: – Да не бойся ты – они не больно кусаются. Главное – нам их найти. И вообще там прикольно бывает иногда. У этих ботаников, что мне про червей по ушам протерли, на берегу деваха осталась. Лежала там, скучала, на краю поля подсолнухового. Ну так я себе червяков накопал, выбрался, по ушам ей прошелся и уболтал – она у меня прям в тех подсолнухах и отсосала. Это дело ей не скучно было – ох, и накинулась! Ты прикинь – я стою в подсолнухах, голова выше цветков, смотрю на ее парня, копающегося в грязи. А она у мне в это время строчит. Прикинь, он лох! Ох я и ржал тогда! Ты прикинь – эти ботаны заумные всей толпой не могли нормальных червей целый час накопать, а я за пять минут сам накопал – отборных. Один был. Тоха помалкивал, почти не прислушиваясь к однообразному бормотанию Лысого. У того все рассказы были однотипны: все парни, кроме него, обязательно лохи; все девки, фигурирующие в тексте, обязательно займутся с ним оральным сексом после краткосрочного «убалтывания»; все лохи обязательно лоханутся, а сам Лысый в любой ситуации обязательно превзойдет лохов по всем показателям. Тоха не сомневался, что и он потом в подобных легендах этого дегенерата будет выставлен лохом, а Наташа войдет в историю как особа, которая подарила Лысому фантастический минет чуть ли не на глазах сразу двух своих парней. Врал он глупо, неинтересно и нагло. И, похоже, даже не догадывался, что ни один гуманоид не способен поверить в столь идиотское вранье. А может, и знал, но относился к этому с пофигизмом – врал для души, а не для публики. Лысый только Олега уважал, да и то странным уважением – как бы признавая в нем главного самца стаи, рычать исподтишка на которого не позволяет разница в положении. Шли прямиком через нетронутую степь – тропинки не было. Тоха быстро пожалел, что не обулся серьезно: в пляжных шлепанцах по траве бродить не слишком приятно, да и колючек хватает. А еще он помнил предостережения Олега и продвигался не спеша, настороженно поглядывая под ноги, – высматривал змей и сколопендр. Причем понятия не имел, как выглядят последние. Наверное, что-то вроде скорпиона – увидит, сразу поймет. Круто будет, если такая тварь Лысого цапнет. Лохом он ее точно не выставит, и рассказывать, что у него отсосала сколопендра, тоже не станет. Таким образом, в его героической биографии появится белое пятно. Змей не попадалось. Ядовитых насекомых тоже. Монотонный треп Лысого надоел до тошноты, и Тоха попытался перевести поток его слов на другие рельсы. – Лысый, тут вроде жарко как в Сахаре. Как тут с коноплей? Хорошая? – Тут? Да дичка беспонтовая – надо мацать только ту, что саженая. Неподалеку фермер один ее потихоньку сажал раньше. С виду лох лохом, но хитрый, сцука. Я случайно про это узнал – его жена у меня отсосала пару раз и разболтала. Так я ей по ушам протер, и она место тоже выболтала, и я его урожай сам собрал. Все собрал. Ты понял? Лоханулся тот дядя. Трава была не хуже «чуйки» – с одного затяга можно было улететь до Голландии без билета. Я ее продал по декабрю – за двадцать штук зелени. Ох я и погулял тогда. Прикинь – два раза за зиму триппер лечить пришлось. До нулей все спустил – полный голяк. А как спустил – так сразу менты приняли. За малолетку какую-то дело шили – на бабки тупо хотели развести. Она как в детстве соску получила, так с тех пор сосала без перерывов и выходных, а отвечать, значит, мне за это. Ага: счас – размечтались! Олегу спасибо – вытащил. У папани его крутые подвязки – всех на место поставил. И я теперь на море загоряю, а менты сосут. Гы-гы-гы! Тоха обреченно вздохнул – попытка не удалась. Берег Сиваша был густо завален гниющими водорослями и кучами птичьих перьев. Бытового мусора, в отличие от морского побережья, почти не наблюдалось. Лысый бодренько забрался в воду. Как и предполагал Тоха, здесь оказалось очень мелко – Лысый забрел в залив шагов на тридцать, но вода даже не достала ему до колен. Очень далеко, если приглядеться, можно было рассмотреть группы каких-то здоровенных птиц – наверное, гуси или лебеди. Ни лодок, ни купальщиков, ни палаток, ни вообще следов человека. Даже в небе не видно инверсионных следов самолетов. Красота. Лысый воткнул в дно палку, найденную на берегу, затем зачерпнул лопатой какое-то темное дерьмо, опер ее о палку, начал копаться в содержимом с энтузиазмом золотоискателя. – Тоха! Живем! Черви есть! Тащись сюда – будешь мне помогать! – И зачем мне твои черви? Я на это не подписывался – сам в г… копайся. – Ну и сцука же ты! Трудно помочь, что ли?! Это же грязь лечебная – ладони вылечишь, а то Натаха говорила, что у тебя там профессиональные мозоли мастурбатора! – Ну так сходи к ней за помощью – она у тебя заодно и отсосет, ей это легко. И Паша тоже. – Паша – да, Паша – это запросто! Паша у нас насос еще тот! – заржал Лысый, продолжая радостно ковыряться в дерьме на лопате. – Давай ко мне! На берегу нельзя здесь сидеть – в тех водорослях, что рядом с тобой валяются, любят сколопендры прятаться. У них челюсти что у питбуля – яйца на ходу отхватить могут! Тоху это не напугало – он даже не пошевелился. Нужно нечто большее, чтобы заставить его копаться в дерьме ради каких-то многоногих червей-гермафродитов. Покосившись на свои голые предплечья, он вздохнул: – Зря выбрался – я, похоже, сгорел уже. – Это тут мигом – надо было с длинным рукавом что-нибудь надевать, ты же белый как сметана. Вы, москали, сразу до пузырей здесь обгораете. Теперь пару дней страдать будешь, а потом облезешь, как пес лишайный. У меня раз деваха сосала одна – из Москвы, так у нее все облезло. Даже уши и щеки. Она когда у меня брала, я глаза зажмуривал, чтобы не видеть этот тихий ужас. А парня ее в Геническ увезли, в больничку – этот лох даже задницу себе пропек. Весь был красный – как переспелый помидор. Наверно, этот лох был педиком – привык подставлять всем, кто ни попросит, вот и солнцу подставил. Тоха, опять вздохнув, поднялся, скинул шлепанцы, полез в воду. Но он и не думал помогать Лысому – набрал жменю жирного черного ила, густо намазал им предплечья. Хоть какая-то защита от солнца, да и полезный он, если Олег не соврал. Закончив с руками, чуток намазал щеки. Он не боялся, что они обгорят, – просто для прикола. Затем решил провести черную полосу на лбу – не хуже чем у Рембо морда станет. В этот момент со стороны моря резко и громко затрещали автоматные очереди. * * * Тоха в армии не служил. Он не был инвалидом или психом – просто студентов не брали. Получит диплом – тогда да, загребут мгновенно. Отмазаться от столь непривлекательного долга Родине сейчас не так-то просто, но он не терял на это надежды – ему не улыбалось вычеркивать из жизни такой сочный кусок молодости. Нормальному парню в армии делать нечего – он не для того родился, чтобы офицерам гаражи строить или гнилую картошку чистить тоннами, а вечерами стирать обгаженные подштанники «дедов», терпя от них морально-физические унижения. Пусть там гопники корячатся и разная деревенская быдлота – армия как раз для таких и создана. А Тохе не улыбается мыться в одной бане с людьми, которым он на гражданке даже руки подавать не станет. В стране, гражданином которой являлся Тоха, огнестрельное оружие было не то чтобы под полным запретом, но… Не одобрялось оно. Государством не одобрялось. В общем, до Дикого Запада было так же близко, как до Меркурия раком. Тоха никогда не держал в руках настоящего пистолета, не говоря уже об автомате. Максимум – спортивную пневматику. Стрельба из пневматики ему не понравилась – он попадал куда угодно, но только не по мишеням. На ролевке[19], куда его затащили случайные приятели, ему довелось испробовать луки и арбалеты. Это дело понравилось побольше. Тоже не попадал, но выглядело круто, и процесс доставлял удовольствие. Отдавало чем-то настоящим, первобытным, мужским. Это тебе не жалкие «пуки» из дешевенькой «воздушки». В общем, Тоха не был обременен даже слабым намеком на военную подготовку. Тем не менее, услышав выстрелы, он моментально понял, что это не пневматика «пукает» и не петарды взрываются. Это очень серьезно. Лысый тоже разволновался нешуточно – даже дерьмо свое с лопаты выронил. – Эй! Чего это?! Тоха?! – Стреляют. Вроде бы у машины нашей стреляют. У Олега случайно нет автомата? – У Олега?! Да на фиг ему автомат?! У тебя че, чердак поехал?! Че там за дела?! – Не знаю. Вроде затихло уже. Посмотрим? По виду Лысого Тоха догадался, что тот вовсе не горит желанием спешить к месту перестрелки. Но, к чести приятеля, он возражать не стал: book-read-ads – Пошли. Только давай осторожно, не ломиться внаглую – к насыпи сперва. А уже оттуда глянем аккуратно. Тоха идею поддержал – здравая ведь. Удивляться ее здравости не стал – у денегератов хорошо развит инстинкт выживания и в вопросах сохранения целостности шкуры они ошибаются нечасто. Приятели направились к насыпи, при этом Лысый лопатку держал угрожающе, за край рукоятки – будто рубить собрался супостатов. Вот же дурак – что он сделает против автомата? Насмешит автоматчика своей рожей до смерти? На насыпь забрались в самом густо заросшем месте. Осторожно высунув нос из колючих кустов, Тоха осмотрелся. В первую очередь обратил внимание на пыльный шлейф справа – какая-то немаленькая машина, а может и не одна, резво уходила в сторону Керченского полуострова. Мини-вэн Олега стоял, где и прежде, – с виду там было все в порядке. Вот только самого Олега видно не было – он больше не гонялся по озеру за камбалой. Вдали, на берегу моря, можно было разглядеть синее пятно – ведро с уловом, ввиду врожденного скудоумия оставленное Лысым на солнцепеке. Вокруг него радостно суетились здоровенные бакланы – обед у них сегодня выдался знатный. Тишина и спокойствие. Тохе стало казаться, что стрельба померещилась. Солнце хмельные головы напекло, вот и чудится разная ересь. – Ни фига не пойму, – признался Лысый. – Кто это стрелял? Может, та машина, что там пылит? Может, из нее пульнули на ходу? – Не знаю. Пошли – хватит валяться. Посмотрим, что там. Подойдя к берегу озера, Тоха с опаской крикнул: – Девки, вы живы? – Живы мы, – как-то двусмысленно ответил из кустов Олег, впрочем, сразу поправившись: – В смысле Юлька и Алка живы, а я тут с ними. – Что это за пальба тут была? – Да не знаем мы – из-за кустов девки ничего не видели, я снизу тоже не разглядел. Машины какие-то проехали – вот с них и стреляли. Я как услышал, в заросли под берегом спрятался. А что мне делать оставалось?! Они уехали уже или как? – Да. Направо махнули – уже далеко. Может, это браконьеры были? Ты говорил, что они сюда заглядывают иногда. – Какие на хрен браконьеры? Это тебе не Африка – нашим бракам автоматы не нужны. Рыбу они здесь просто в сезон сетями ловят. Что у тебя с лицом?! – Грязью местной обмазался. Драгоценной. Для профилактики сифилиса. Олег, узнав, что опасности больше нет, тут же вылез из кустов и скачками понесся к машине. Не добежав до нее несколько шагов, замер, издал какой-то воюще-клокочущий звук, в котором смешались злость, страх, ярость, недоумение и жалость к себе. Затем неуклюже, будто случайный ботан в компании скинхедов, выматерился и почти связно сообщил: – Машину они раздолбали! В хлам! Батя меня за это в асфальт закатает! Живьем… – Так что – машина это не твоя? – подходя, с интересом уточнил Тоха. – Ну да… У бати взял. Удобно же на такой на море… – Круто ты себя держал и попал за это тоже круто… Тоха в автомеханике понимал немногое, но даже его скромных познаний хватило, чтобы понять: с машиной далеко не все в порядке. Пули оставили в стеклах и корпусе десятки уродливых отверстий, продырявили колеса по правой стороне. У автоматов вроде бы калибр небольшой, но пробоины на капоте были ужасающие – руку можно просунуть. Видимо, стреляли не только из автоматов. Может, ружье какое-то крупнокалиберное? Вроде охотничьего? Хотя какое, блин, ружье – из такого если в лося пульнуть, от несчастного животного одни рога останутся. Воняло бензином, с днища активно капало что-то черное, жирное. Наверное, машинное масло или какая-нибудь другая важная для машины жидкость. Тоха не верил, что после такого приключения этот драндулет сможет поехать без помощи тягача. Лысый в этой мысли с ним был солидарен: – Во попали… Все – хрен теперь уедем. Олег, давай звонить – ментов надо срочно. Пусть этих уродов у Арабата перехватывают. Им некуда деваться – с одной стороны Сиваш, с другой море. – Да заткнись хоть ты! Перехватчик! Не работает телефон! С утра не работает! Я сейчас… Что хотел сказать Олег, осталось тайной: он замолчал, странно уставившись куда-то за спину Лысому. Тохе не оставалось ничего другого, как обернуться – взглянуть туда же. По пляжу брел Паша. Нехорошо как-то брел. Обычно этот брусок протеина передвигался походкой тяжелого бульдозера – грудь, выставленная вперед, готова снести любое препятствие, оказавшееся на пути; руки отставлены далеко в стороны – подчеркивать величину раздутых бицепсов; ноги переставляются как-то не по-человечески – будто изнасилованный манекен шагает. Но сейчас все не так – еле ходули волочит, весь как-то потух, поник и скукожился. Жалкое зрелище. А на белой майке расплываются красные пятна. У Тохи желудок мгновенно опустился в район копчика, во рту появился странный привкус, очень сильно захотелось отбежать и блевануть от души. Сейчас этот убогий качок подтащит свое тело и сдохнет – он ведь кровью истекает. Паша не сдох. Подойдя к машине, он сокрушенно развел руки и жалобно пролепетал: – Я не виноват. Я пытался, но у меня ничего не получилось. – Что ты пытался? – настороженно уточнил Олег. – Спасти. Не смог. Там столько крови, столько крови… Здоровяк, присев на корточки, самым натуральным образом расплакался – будто ребенок, обиженный в песочнице. Тоха, поняв, что тот не собирается помирать, облегченно вздохнул. Но в голове завертелась другая мысль: – Эй! Паша! А кровь на тебе откуда?! Чья?! Хнычущий парень, опасливо покосившись на Тоху, всхлипывая, тихо произнес: – Наташа.