Жизнь пятая. Кое-что проясняется Зубья вил впивались в напитанную водой и навозом землю в опасной близости от выглядывающего бока Рокки, по чуть-чуть сдвигая неподъемную тушу с его тела. Кое-какую степень свободы оно уже получило, но шевелиться не торопилось — острые углы костяных пластин уже изрядно повредили одежду, а кое-где и родную кожу, усугублять это поспешными телодвижениями не хотелось. Зубья потеряли опору, вылетели из чересчур податливой почвы. Няша, едва устояв на одной ноге, непроизвольно произнесла слово, до такой степени неприличное и для нее совершенно нетипичное, что Рокки не удержался и хохотнул. — Блин, да я тут корячусь как проклятая, а тебе весело! — высказалась на это девушка и попросила: — Придурок, я сейчас еще раз приподниму этот бок, а ты бегом выбирайся. Я тебе не грузчик, я дальше отодвинуть не могу. — В честь чего это я опять придурком стал? — Ну а кто ты еще?! Тебя же, придурка, чуть не убили! Сам тупой, и план твой такой же тупой, если не тупее! Вот откуда в тебе столько глупости взялось?! Ну давай же, помогай, не то ночевать здесь оставлю!!! Ценою новой порции царапин и ссадин выбравшись наконец из-под осточертевшей тяжести, Рокки, неуверенно поднимаясь, осознал, что вопреки ожиданиям руки-ноги функционируют, да и остальное, похоже, не заработало серьезных повреждений. От столь радостных новостей не смог удержаться от улыбки, и, хотя лицо его сейчас пребывало в крайне плачевном состоянии, скрываясь за коркой из грязи и крови, Няша гримасу заметила и не удержалась от комментария: — Блин, да он и правда радуется! Ну и кто ты вообще после этого, если не придурок?! Переломы есть?! Руками шевелить можешь?! У тебя лицо в крови, ты ранен! — Да ерунда… царапины… — Глупая улыбка не сходила с лица Рокки, он был доволен как никогда. — Ты такое называешь царапинами?! — продолжала бушевать Няша. — А как еще такое называть? Терпимо. Это ведь почти то же самое, что оказаться на пути взбесившегося носорога, без царапин тут никак не обойтись. — Царапин?! Да это чуть ли не рубер, посмотри, какой жирный! В нем полтонны, а может, и больше! Ребра проверь, может, они у тебя повылазили все или легкие проткнули! — Уймись уже, все в порядке, — беззлобно заявил Рокки, улыбнувшись еще шире. Он вдруг осознал, что спутница и правда волнуется не за себя — впервые за все время знакомства она искренне переживает за него. Рада, что Рокки жив, очень рада, но пытается это скрывать, скатившись до использования негативных эпитетов. Еще вчера такое поведение могло его обмануть, но сегодня все совершенно иначе. Иногда люди живут бок о бок годами, совершенно не зная и не понимая друг друга, а иногда на узнавание хватает нескольких дней, а то и часов. Весь вопрос в том, где зарабатывать жизненный опыт, как и чем жить. Или выживать. Няша, устало опираясь на рукоять вил и тщательно задирая искалеченную ногу, не позволяя ей даже коснуться жижи, глядя сверху вниз на поверженную тварь, задумчиво произнесла: — Ты выстрелил один раз… — Ага, один. — Придурок, я тебя не спрашиваю, я это сама знаю. Кусач уже разинул рот, пуля попала в пасть, прошла через центр мозга и вылетела над споровым мешком, пройдя через стык пластин. Я знаю, что это за тварь, так прицелиться ты бы ни за что не успел, ты ведь тот еще придурок. Нет, это исключено, это совершенно невозможно, это дичь какая-то, так не бывает. Рокки, мне нужны объяснения. Очень нужны. — Ты о чем? — Да кто ты! Блин! Вообще! Такой?! — взорвалась девушка, едва не навернувшись из-за выскочивших из земли зубьев вил. Рокки было потянулся к ней, собираясь придержать, но остановился — она и без него неплохо с этим справилась, а вот помощь, полученную от столь грязнущих рук, вряд ли оценит благосклонно. Вернув равновесие, Няша, не сводя взгляда с туши, продолжила уже куда более спокойным, скорее даже деловым голосом: — Тебе придется выпотрошить его мешок. Это легко. — Я знаю. — Знает он… ну надо же какой всезнайка. Ничего не упускай, забери все до последней черной паутинки. Ну чего замер? Пинка ждешь? — Жду, когда говно из штанин вытечет, — не подумав, ответил Рокки и, осознав, что высказался крайне двусмысленно, скатился до самооправданий: — Это не мое. — Мне все равно, откуда ты его взял, давай уже побыстрее решай свою проблему. Не знаешь, в доме нет уксуса? — Зачем опять спрашиваешь? — удивился неожиданному вопросу Рокки. — Блин, ну вот почему нельзя взять и просто ответить?! — Я уже говорил, что есть. — Принесешь потом и обольешь тут все. На каждое пятно крови плеснуть надо, это хоть немножко отобьет запах. — Думаешь, сюда еще кто-то заявится? book-read-ads — Ты вообще не понял, где очутился, — тут не думать, тут делать надо. Совсем голову отключать нельзя, но кто много думает, тот мало живет. Споровый мешок, потом уксус, потом марш домой. Пойду попробую найти тебе другую одежду, эта сильно изорвана, и ее проще выбросить, чем отстирать. И да, когда ты будешь сухой и чистый сидеть в доме, я хочу сидеть напротив и слушать твой правдивый рассказ о том, как ты, ноль без палочки, пустое место и вообще придурок, мгновенно убиваешь все, что бегает и летает, никогда не промахиваясь. Рокки, так не бывает, хватит с меня уже тупых сказок и честных глаз, я хочу знать правду, и я, блин, ее узнаю. На застеленном обшарпанной клеенкой столе лежали девять вожделенных споранов. Еще один Няша, то и дело брезгливо морщась, разводила в самогоне, изготавливая порцию живца. Этим трофеи не ограничивались, ситуация в чем-то напоминала однажды пережитую, когда из головы совсем уж безобразно-страшной твари Рокки вытащил кучу всякой всячины, после чего с ее помощью с дивной быстротой улетел на респ. Два янтарно-желтых шарика размером с горошину выглядели так, будто их скатали из чуть поджаренного сахара. Четыре предмета походили на безобразно раздувшиеся пшеничные зерна или, скорее, на косточки какого-то карликового родственника финиковой пальмы. Чуть дальше что-то, формой и цветом напоминавшее лесной орех, вот только размером подкачал, да и по краям местами слегка просвечивается. Посредине всего этого, как главное украшение стола, лежало что-то, что больше всего напоминало высушенную морскую звезду размером чуть покрупнее ногтя большого пальца. Цвет не просто черный, а скорее — иссиня-черный, откровенно ненатуральный, ненормальный, не бывает в природе таких цветов. Даже без объяснений понятно, что это самый дорогой предмет, но все же хотелось узнать подробности. Вот только Няша делиться ими не торопилась, сейчас она добивалась прямо противоположного — пыталась кое-что узнать от Рокки. А он понятия не имел, с чего начать. В голове одни лишь предположения, мысли путаются, облачаться словами не торопятся. Понюхав готовый продукт, Няша скривилась: — Ну и гадость. Здесь ничего, кроме меда и сахара, не найти, мы самый никчемный дом выбрали. — Получается, заливаться таким нельзя? — уточнил Рокки. — Да нет, пить и не такое можно. Но неприятно. Ладно, все равно нам нужен живчик, куда деваться. На вот, держи. Приняв протянутую Няшей кружку, Рокки, даже не понюхав содержимое, сделал приличный глоток, проглотил, подавил реакцию организма, чуть было не исторгнувшего выпитое обратно, и, пытаясь делать это как можно убедительнее, кивнул, нейтральным тоном заявив: — Из твоих рук я и не такое выпить готов, но, если честно, на вкус не очень. — Да прокисшая моча больного скунса вкуснее, — скривившись, ответила на это Няша и с вымученным видом приложилась к своей кружке. Рокки, на пару секунд погрузившись в себя, с удовлетворением убедился, что столбик заполнения споровой шкалы пополз вправо, после чего как бы между прочим сообщил: — Ты, наверное, сильно удивишься или не поверишь, но это моя пятая жизнь. Няша, едва не поперхнувшись, уточнила: — Так ты что, мне врал? — Нет. — Но ты же говорил, что умер двадцать восемь раз. Так ведь было? Рокки покачал головой: — Ошибаешься, подруга, я говорил, что удача у меня двадцать восемь единиц. Насчет смертей я вообще ничего не говорил, ты это сама додумала. Очевидно, важность момента была столь значительной, что Няша пропустила «подругу» мимо ушей: — Но ты же мог сказать, что смертей было меньше? Зачем мне голову морочил? — Да запросто мог, но ты ведь не спрашивала, тебе моих слов насчет удачи хватило. Ну и правильно, зачем какого-то придурка лишний раз спрашивать. — Не бурчи, я же знаю, что ты не обижаешься. Ну, чего так смотришь? Что, на самом деле обижаешься? Блин… Ну извини, сама иногда не замечаю, как с языка слетает. Я же не со зла, тут так принято и вообще… Может, забудем? Мир? — Я с тобой не воевал. — Значит, мир. Рокки, и как же могло получиться, что у тебя пятая жизнь, а удача двадцать восемь? Как-то это не сходится. Ну так как? — Ну… например, я вру тебе насчет удачи прямо сейчас. Разве ты можешь видеть мои характеристики? — Еще как могу. Ты принял приглашение в отряд и не проверил настройки. А там, в приглашении, у лидера отряда выставлено разрешение на расширенный просмотр информации по всем членам группы. Внимательнее нужно быть. — Да куда мне, придурку… — Блин, ну не обижайся, хватит уже. Тебе ведь еще учиться и учиться, тут фишек разных много, я и половины не знаю, нет таких людей, которые знают абсолютно все. Ну так как такое с твоей удачей получилось? Ты хоть и странноватый, но ты всего лишь новичок, не мог ты ее так прокачать. Да и не качается она сама по себе или качается очень редко, на достижениях — пустая характеристика, что пять, что десять, удачливости у тебя не прибавляется, не видно ни малейшей разницы. Так в чем твой секрет? — Самому хочется узнать… — Я же вижу, что знаешь. — Согласен, что-то я знаю, — не стал отпираться Рокки и, указав на стол, коснулся наконец важнейшей для этого разговора темы: — Помнишь, я говорил, что уже видел такие штуки? — Ну? — Я там много чего видел.