— Был зап с луком, но со всеми подался. А чего это ты так чудно говоришь? — Приезжий я. Издалека. У нас там все так говорят. — Эй. Единоверцы. Вы это… Может, развяжете. А то эти отродья Техно ремней не пожалели, да еще и мокрых. Да будет их ад холоднее самой лютой северной зимы! Влад, не теряя бдительности, предупредил: — Давид, подходим, я высаживаюсь, а ты сиди с пистолетом наготове. Сверху по всему обрыву изгородь идет, даже в широкую щель стрелять под таким углом из лука по тебе будет сложно. Я поднимусь, гляну, что там и как. — А если в тебя прилетит? Вдруг там засада? — Картечью угощу, и назад, а ты прикроешь, пока буду спускаться. Калитка узкая, только по одному смогут высовываться. — Только не рискуй. — Ты же знаешь — не рискую. Я в таких делах никогда не спешу. — Может, дальше отплыть и берегом двинуться, как в прошлый раз? — Нет. Если кто есть, все поймет и подстережет в кустах. Там заросли такие, что в трех шагах не заметишь, а вот поселки на полянах. Наверное, специально подступы расчищают, чтобы незаметно никто не подкрался. Причал заскрипел и зашатался под весом Влада. Ну что поделаешь — не пушинка он. Лестница тоже бесшумностью не отличалась. Если кто наверху караулит, то все прекрасно слышит. Пленник, если это действительно пленник, а не приманка, тоже услышал: — Эй! Это вы?! Давайте быстрее, уже все затекло! — А я вот никуда не тороплюсь, — буркнул Влад и, добравшись до верха, заглянул во двор. Все, как в предыдущие разы. Такое же расположение построек, тополь примерно посредине, рядом с ним столб отполированный, на нем огненно-рыжий крикун лет двадцати пяти с хитрой физиономией отпетого пройдохи, а рядом, на земле, выпотрошенное тело предыдущей жертвы. Настил с этой точки просматривался плохо, но как Влад ни вглядывался, засечь наблюдателя не смог. Дальше осторожничать смысла не было — если и есть засада, прятаться они могут только в избах, а оттуда толпой резко не вывалиться. Не опуская дробовик, шагнул во двор, быстро пересек, заглянул в первый дом. Пусто, если не считать лежанок, мешков и корзин. Во втором все оказалось аналогично. — Обнаружена радиочастотная метка, — неожиданно раздалось в голове. — Производится идентификация. Идентифицирован малый копир гражданского назначения. Принадлежность: Восточная Ось. Предположительный статус: работоспособен. Голос был какой-то странный. Сексуальная хрипотца из него ушла, и походил он теперь на говор видавшей виды базарной бабы. В чем причина «сбоя звуковых настроек», Влад не знал, он вообще мало что понимал в процессах, протекавших в его голове после посещения красной комнаты. И предпочитал об этом лишний раз не задумываться во избежание вывиха мозга в отчаянном усилии узнать все по результатам анализа пары крох информации. Вот и сейчас отмахнулся, обрадовавшись новости. Похоже, в этом клоповнике имеется второй копир. Если он в рабочем состоянии, обязательно надо прихватить. Влад уже знал, что заряжаются батареи медленно, поэтому, имея пару устройств, по сути, ускоряешь процесс в два раза. А если в каждом таком поселке есть подобное оборудование, это вообще золотая жила. — Ты чего там встал? — не унимался пленник. — Говорил же — нет здесь никого. Но если так и будешь столбом стоять, то дождешься, что придут. — Кто? — машинально спросил Влад, думая о своем. — Экий ты упок. Да запы, кто же еще. Ну, так развяжешь единоверца? А? — И с чего ты взял, что я тебе единоверец? — Уважаемый миш, если ты думаешь, что я не чту истинного бога, то это вовсе не так. Чту всей душой и, как только спадут путы, тут же это тебе докажу. — Миш? — Прости за упока, но ты ведь и вправду миш. Такими черными только они ходят, ну и некоторые из братьев луддитов. Но на тех ты совсем не похож — не бородатый, и вообще какой-то не такой. Решив, что пленник достаточно безобиден и к тому же пора налаживать с ним нормальный контакт, Влад вытащил нож, перерезал ремни. Освобожденный упал на колени, но не потому, что ноги не держали. Сложив молитвенно руки, затараторил неразборчивой скороговоркой что-то про бога, благодарность, тяжкий груз грехов, причастие, исповедь и прочее в таком духе. Послушав этот религиозный поток сознания, Влад решил вмешаться: — Ладно — верю. Действительно чтишь. Мгновенно перестав засорять уши, рыжий раскрыл глаза, вскочил, клятвенно заверил: — Потом домолюсь, когда уберемся из этого проклятого места. Ты ведь меня с собой возьмешь? — А кто ты такой, чтобы я тебя брал с собой? — Человек я, трудолюбивый и богобоязненный. Звать меня Диадох, сын Ревоката. — И как же тебя, такого трудолюбивого и богобоязненного, занесло в проклятое место? Рыжий чуть спал с лица и, забегав глазами, выдал: — Это долгая и очень запутанная история, а запы могут появиться в любой момент. Может, если ты возьмешь меня с собой, я расскажу ее чуть позже? — Отсрочку выбиваешь, чтобы сочинить правдоподобное вранье? book-read-ads — Как мог подумать про меня такое! Видано ли дело, почти святому человеку врать! То есть мишу. Вы ведь живете почти в святости, да? Влад не стал отвечать на скользкий вопрос: — Если идешь с нами, то давай выгребай из домов еду и все полезное. А если найдешь ящик пластиковый, тащи мне. — Какой ящик? — Спустишься к лодке, тебе покажут какой. * * * Диадох от работы и впрямь не отлынивал, к тому же оказался очень коммуникабельным — не успел пару мешков стащить вниз, как со всеми уже перезнакомился. Даже Влада по имени называл, хотя тот не представлялся. Странно, но Диадох ни у кого не вызывал настороженности или неприязни. Видимо, не ассоциировался с прежними аборигенами. Одет он был не в грубую кожу: безрукавка и штаны из шерсти, а еще притащил конфискованное у него при пленении одеяло с дыркой для головы — пончо. На ногах что-то вроде мокасин, но красиво сделанные, даже с узором каким-то. Таская трофеи, он трещал, не умолкая, на одну и ту же тему: как он несказанно рад, что бог его спас в шаге от страшной гибели от лап нечистых, и как благодарит спасителей, хотя роль их невелика, ибо ими управлял сам Всевышний. Несмотря на столь выпячиваемую религиозность, Влад очень сильно подозревал, что искренности в ней так же много, как невинности у проститутки, вышедшей на пенсию. Должно быть, эти самые миши, за одного из которых Диадох принял спасителя, здесь вроде отшельников или чтимых старцев, и при них иначе себя вести противопоказано. Тем более рыжий наверняка опасается, что его могут кинуть с обещанным билетом на лодку, оставив на берегу, вот и лезет из кожи. Набор трофеев был стандартен — похоже, все эти поселения с помощью одного трафарета строились и снабжались. И еще очевидно, что к их обитателям Диадох не имеет отношения: другая одежда, по глазам видно, что не безумный головорез, и оружие интересное прихватил из одной избы: кривой лук, склеенный из древесины и рога. На вопрос Влада, умеет ли он им пользоваться, удивленно захлопал глазами и сообщил, что, наверное, умеет, поскольку это его оружие и пользоваться им он учился с пяти лет, начиная, конечно, с простенького игрушечного. Влада информация порадовала. Кто знает, возможно, этот рыжий поможет экономить патроны. Его лук с виду на пару порядков совершеннее тех простеньких деревяшек, что состоят на вооружении у «кожаных», или, как теперь выяснилось, — запов. Если бьет дальше и метче, то проблем на воде вообще не будет — пока не закончатся стрелы, ни одна лодка не приблизится. А стрелы — не патроны, их делать гораздо проще. К тому же имеются трофейные. Когда доплыли до оставленной лодки, Диадох, оценив количество тел и качество их упокоения, посмотрел на Влада очень странно и спросил: — Чем это вы их так? Я слышал гром странный от реки. — Считай, что их сам бог покарал моими руками. Разве не знал, что громом именно он повелевает? — Я не луддит, но ты, миш, потише такое говори. Люди слабы, в массе своей мелочны и завистливы, могут плохое подумать, а там и сказать, да не тебе в лицо, а кому-нибудь другому. Тот дальше передаст, уже от себя приврав чуток, причем не одному, а троим сразу. И как дойдет до братьев, поведают им, что ты в постный день живьем младенца в святой воде сварил, после чего съел, изрыгая богохульные проклятья, стоя голым задом в сторону распятья. — Этот милый юноша советует тебе, Влад, за базаром следить, — коротко и ясно перевел Давид. — Пусть лучше расскажет о себе, как пообещал. — А чего тут рассказывать? Живу как все, Солнце другим не заслоняю, Бога чту, закон соблюдаю. — Как попал к этим милым ребятам? — Милым?! Миш, да ты с шутками совсем меры не знаешь! Во сказал! Милым! Да волчица дикая милее этих выродков! — Ну хорошо. Как попал к запам? По глазам Диадоха было понятно, что рассказывать об этом он не хочет — очевидно, из-за каких-то скользких моментов, но и отмалчиваться некрасиво перед спасителями. Так что начал он без энтузиазма: — Пришлось мне в прошлом году на юг податься, поближе к границе. Прибился к купеческому каравану, за корм охранником, все равно ведь по пути было. Только напали на нас гопы лесные, я едва ушел, без добра оставшись. Дальше ногами землю топтал, поизносился и потратился, потому как честный человек, и грабить земельников никак не мог. Да и разве здешних ограбишь, если у каждого не дом, а замок настоящий и пара людоедских псов, все время не кормленных? Тут ведь совсем не так, как на севере — люди злее, сильнее и жаднее. Да и опасно до сих пор по Старволге честному человеку бродить. В степи голой, что по левому берегу, народ совсем озверевший. Будешь с голоду умирать, хлеба черствого не дадут, а вот обобрать до нитки запросто могут. На правом немногим лучше, а может, и так же. Все прижиться успели, чужаков не привечают, а те прут и прут, все манят их рассказы о богатствах несметных. Было богатство когда-то, да поделено давно, а таким, как я, доля не положена. Помыкался я и, прости, Господи, подрядился в лихую ватагу, что ходила в места плохие еще дальше на юг, к развалинам древним. Не подумайте, люди добрые, что совсем в грех впал. К блудливым вещам мы не прикасались пальцем, а брали только железо честное. Оно, конечно, тоже дело не сказать чтобы богоугодное, но платят за него кузнецы не жалея — на том и поднимали Новоград поначалу. Два раза сходил простым верблюдом — таскал вьюки, спину ломая, потому как ватага небогатая, все пешими делали, без корабля своего и лошадей особых, поскольку обычному коню там делать нечего. Да и не везде животина пойдет. Справил себе одежонку новую, лук сакский, монета зазвенела в кармане, мастеровые со мной за руку не гнушались здороваться, хоть спеси в новоградцах столько, что за год дубовой палкой не выбить. Но сколь веревочка ни вейся, а за любой грех кара неминуема, даже если он невелик. Пострадал я за жадность живота своего — лучше бы с голоду пух, как богобоязненные люди. Шли мы с грузом, дело к вечеру приближалось. Железо тяжелое, пот глаза застилал. Ну и прозевали — налетели на нас запы неожиданно. Наверное, давно следили и силу собрали. С дюжину их было, а нас всего шестеро. Лук даже натянуть не успел — за нож сразу взялся. Товарищи тоже, ну и пошла у нас сеча. Да только не сдюжили — четверых наших погубили, а меня и Шпынька повязали. Привели к Подонцу-реке, чтобы погубить на столбе поганом. У Шпынька грехов больше было, вот и замучили его первым, а меня вы освободили, за что спасибо вам и Господу нашему всемогущему. Рассказ был короткий, но информации дал прилично. Выходит, помимо примитивных поселений запов где-то севернее располагаются цивилизованные земли с городами и сельскохозяйственными угодьями. Естественно, до тех, современниками которых были Влад и его товарищи, они вряд ли дотягивают, но уже хоть что-то, а то были мысли, что их четверка — единственные нормальные люди на планете. Общество местное далеко от идеального, но и прежнее к идеалу тоже никаким боком не относилось. Значит, вписаться в него реально. Тем более что Диадох в принципе ничем от них не отличался, как внешне, так и внутренне. Похожие устремления, язык, хоть и странноватый, иногда требующий интуитивного понимания отдельных слов, все равно русский, внешность человеческая — не какой-нибудь мутант пятиглазый. Влад, наскоро проанализировав полученные сведения, решил, что надо и дальше потихоньку вытягивать из Диадоха информацию, которая поможет войти в здешнее общество безболезненно. Делать это следует осторожно — он и так странно косится, прекрасно понимая, что с его спасителями не все так просто. Больше не спрашивает, кто они и как оказались в здешних местах, а это звоночек — не хочет их настораживать. Думает, что тайна у них нехорошая, а может, и не одна, и ради ее сохранения легко прикончат любопытствующего или попросту оставят на берегу опасном. Ну и хорошо. А то ведь Влад понятия не имеет, что рассказывать о себе. Правду? Но кто знает, как местные отнесутся к людям из прошлого. Диадох круглыми глазами поглядывал на бок о бок лежащие у кормы копиры, иногда при этом крестясь. Можно сделать вывод, что эти вещи ему знакомы и чем-то пугают. Судя по религиозным жестам, пугают своей нечестивостью — наверное, прикасаться к ним не рекомендуется. Местное табу или что-то вроде этого. Возможно, это распространяется на все древние вещи — то, что это несовременные предметы, очевидно. «Кожаным» с их примитивизмом подобные технологии не снились — к концепции 3D-ксероксов только-только начали подходить во времена Влада, причем речь там шла о несравнимо более примитивных устройствах. Сомнительно и то, что где-то на Земле остались анклавы с развитой промышленностью, продолжающей выпускать подобные штуковины, чтобы потом снабжать ими дикарей, ума у которых хватает лишь на копирование наконечников для стрел. Зачем им мышиная возня, если пары танков хватит разогнать все местные армии, вооруженные луками и копьями? Нет — это остатки былого. Но Влад и его спутники тоже своего рода остатки, так что и на них может распространяться табу. Оставив Диадоха перетаскивать трофеи из лодки в лодку, Влад отвел товарищей в сторону и коротко поведал им о своих опасениях. Давид охотно их разделил, заявив, что тоже подумывал о чем-то подобном, наблюдая за туземцем. В общем, решили больше слушать и меньше говорить. Дружными усилиями тянуть из Диадоха по крупицам информацию о здешних порядках. * * * К вечеру Лена стала бледно выглядеть. Кашляла так, что, казалось, вот-вот разорвутся легкие, глаза слезились, лоб горел огнем. Влад надеялся, что это обычная простуда, но, после того как причалили на островок, облюбованный для ночлега, Лиля отвела его в сторонку и поведала о своих опасениях: — Как думаешь, что с Леной? — Понятия не имею — я не доктор. Может, простуда.