– Вот только меня к этому не приплетай, уж тебе ли не знать, что недозрелые яблоки я не люблю. Но все же согласись – что-то в ней есть. Она интересная. Столько жизни во взгляде я еще ни у кого не видел. Попробуй хотя бы десять секунд смотреть в ее глаза. Уверен, что у тебя это получится, но также уверен, что за эти секунды твое настроение изменится. Невозможный взгляд, плюс еще этот цвет, тоже невозможный. И правда зверек, человек так не смотрит. Что ты вообще планируешь с ней делать? Я серьезно спрашиваю, вдруг мне понадобится это знать. И правда подумываешь о Транзисторе или шутил? – Подари Транзистору глянцевый журнал для взрослых, этого достаточно, чтобы сделать его жизнь счастливой. А что делать с азовской, решить можно потом, не вижу смысла забивать голову по такому поводу, других забот хватает. – Ребята прямо сейчас бурчат. – «Позади их слышен ропот»? – Ага, точь-в-точь по историческим аналогиям – классический случай коллективной ревности. – «Нас на бабу променял»? – Вроде того. Говорят, что не успела приехать, а уже сотворила из формы хрен знает что и правила нарушает. – Что за правила? – Ты ничего не забыл? У нас, между прочим, строгое военное положение. Сухой закон, за наркотики полагается виселица или на приманку, ну а короткие юбки разрешены только в определенные дни и часы, и только в определенных местах. – И кому же такое нарушение не понравилось? Ладно – неважно. Раз нарушила, то придется наказать. Чтобы наши горячие парни не указывали на нее, как на мою игрушку, которой все позволено, прямо с утра кое-что организуем. Пусть покопается в грязи, как все проштрафившиеся копаются. И давай еще раз вернемся к Барону, кое-что мне в этой истории до сих пор непонятно. * * * Когда полковник Лазарь, наконец, ушел, Дзен закрыл за ним тяжелую бронированную дверь, вернулся к монитору, переключил его на блок камер, следивших за его личным бункером, начал переключаться с одной на другую осматривая окрестности. Он знал, что этим день и ночь занимаются люди из личной охраны и службы безопасности, но такова его натура – он никогда никому не доверял полностью. И потому до сих пор жив, протянув столько, что по смертоубийственным мерилам Улья это считается почти невозможным. Уставившись в монитор, он думал о множестве вещей о которых обязан думать если не постоянно, то хотя бы регулярно. Нечеловеческое тело отнимало много радостей обыденных для нормальных людей, но при этом давало неплохие преимущества. В частности, Дзен не нуждался в нормальном сне, ему достаточно три-четыре раза в день на десять-пятнадцать минут впадать в похожее на дрему состояние, это несложно проделывать даже стоя. В напряженных ситуациях при этом можно входить в режим, когда отдыхает одно полушарие мозга, а второе зорко следит за обстановкой. То есть, развитый кваз способен не отключаться сутками, но полноценным отдыхом такое состояние не назовешь, быстро начинаешь раздражаться по поводу и без, вымещая усталостную злость на ни в чем не повинных подчиненных. Почти полный отказ от сна высвобождает уйму времени. Еще до утра Дзен успеет осмыслить все, что узнал от Лазаря и прочих, прикинет на мысленных весах противоречивые интересы самых разных группировок, на которые ему приходится опираться, примет важные решения или повременит с ними. К его уродливой голове и правда тянутся нити множества судеб, и со всеми ими он обязан обращаться аккуратно, в противном случае нечеловеческая сила и живучесть не спасут. Первый лидер Западной Конфедерации потому и первый, что никто до него не успевал подняться так высоко. Слишком много групп, слишком разные у них интересы. И слишком много зависти. Странно, но даже в самом смертоносном мире, какой только можно вообразить, любимым человеческим занятием остается грызня себе подобных. Даже такие абсолютно преданные как Лазарь могут отвернуться, если начнешь допускать одну ошибку за другой. В разговорах с самыми близкими людьми Дзен любил притвориться ничего не понимающим. Как бы соратники не старались держаться невозмутимо, им все равно не по себе рядом с таким чудовищем. Но если показать, что хоть они и не такие сильные, зато мыслить умеют получше – это вызовет ощущение превосходства. Пусть и ложное, но оно работает, позволяет верить, что ты хоть в чем-то выше монстра с человеческим разумом. Быть квазом – тягостно. У Дзена есть возможности вернуть прежний облик, но в нынешней внутренней политической ситуации это сработает во вред. Да и смысла нет. То, что в свое время было вынужденной мерой, превратилось в привычку. Он первый лидер Западной Конфедерации и один из самых сильных квазов Улья. Верные ему люди это ценят, остальных пугает до дрожи один внешний вид, а страх – полезный инструмент давления. Квазы малочувствительны к боли, а ласку вообще не воспринимают. Они мужчины или женщины только по названию, хотя кое-какие варианты при большом желании, конечно, найти можно. Но Дзен в этом не нуждается. Физически не нуждается. А вот психически – другое дело. Могучее чудовище по облику, но внутри все тот же слабый человек. Чудовище становится все сильнее и сильнее, а человек остается все таким же слабым. Дзен начинает опасаться, что это вот-вот может стать проблемой. А ему не нужны проблемы личного характера, ему сейчас не до себя. Он вытащил эту территорию из бездны, куда она скатывалась все последние годы, и повел ее вперед. Если сбавит темп или тем более остановится, все может покатиться под откос давя людей сотнями и тысячами. И останется в итоге заваленная разгрызенными костями пустыня, как уже не раз случалось в других местах. Ему следует держаться подальше от тех женщин, к которым его может повлечь хотя бы платонически. Это плохо повлияет на его внутренний мир и может навредить делу. Главному делу. Иногда в мутной дремоте, заменяющей квазам сон, он начинал видеть картины, от которых долго ходил сам не свой. И почти всегда это было связано с тем, что на его горизонте оказывалась очередная смазливая самка, на которой ему хотелось подольше задержать взгляд. Пока что его тянет лишь к особенным, к тем, которые резко выделяются на фоне серой массы, а таких не может быть много, держать их в отдалении несложно. Но если психика и дальше будет слабеть в этом направлении, вскоре ему придется принимать все возможные меры, чтобы женщины вообще на глаза не попались. А дальше придется уничтожать всякие намеки на то, что они вообще существуют, и как это обставить он не представляет. Но даже если это получится, надолго не спасет. Спустя какое-то время он или превратится в настоящую тварь, или свихнется, или не выдержит соблазна и проглотит белую жемчужину. А там тягостный период омерзительных мук обратного превращения, немного восстановительного лечения и гимнастики, и вот он уже в прежнем теле, человечески-слабом, но чувствующим не одну лишь сильную боль, а и другое, в том числе приятное. И жить он будет в гармонии с психикой, а не запертом в чудовище психом на распутье трех дорог. Но этот момент надо оттягивать как можно дольше. Западной Конфедерации сейчас нужен самый сильный кваз, ведь это пугает врагов и умиротворяет союзников, такая уж у жертв жемчуга полезная аура. book-read-ads Он будет сильным квазом. Самым сильным. Мышка будто сама собой направила указатель не туда куда надо, и на мониторе появились иконки камер следящих за темницей ценного и одновременно бесполезного приобретения. Дзен и сам не понял, почему начал переключать их одну за другой даже не задумываясь о том, где именно следует искать девушку в такое время. Логично, что она обнаружилась в спальне. Под землей с местом все сложно, но для такой гостьи выделили просторные по меркам запада апартаменты, даже у Дзена они сейчас заметно скромнее. Что бы кто ни говорил, а у Цветника такая репутация, что хочешь или нет, а считаться с ней приходится, пусть даже и не во всем. Вот и постарались не ударить в грязь лицом. Впрочем – не помогло. Орхидея держалась прекрасно, но Дзен слишком долго прожил в не самом приятном месте Вселенной и умеет видеть скрытое. Девочка в шоке от того, куда попала, от того, среди кого оказалась, от ближайших и дальнейших перспектив. Да она от всего в шоке, в том числе и от внешности своего будущего мужа. Ну да, ничего удивительного, ведь даже те, кто прекрасно его знают, при личной встрече не всегда могут сдерживаться. Он ведь не простой урод, он всем уродам урод. Рука продолжала действовать отдельно от разума. Переключилась на другую камеру, добавила яркости, приблизила изображение. Теперь лицо спящей девочки занимало большую часть монитора. Склонив голову так, чтобы она приняла почти горизонтальное положение, Дзен уставился в закрытые глаза выдавливая из памяти воспоминания об их невероятном цвете. Получалось плохо, но он старался, ему очень хотелось вновь ощутить то, что он ощутил в тот момент, когда увидел Элли первый раз. Он тогда даже не понял, какое у нее лицо, фигура и прочее. Просто смотрел в глаза, благо нечеловеческое зрение кваза позволяло на таком расстоянии рассматривать пылинки на одежде. Цвет ее глаз… Шея квазов – не самая гибкая часть тела. Дзену пришлось слишком сильно наклониться, чтобы его уродливая морда оказалась напротив личика спящей девушки в таком же положении. Стул, сколоченный из сосновых брусьев и фанеры, не выдержал неожиданно возникших несимметричных нагрузок, безо всякого предупреждения развалился с отрывистым треском. Дзен, оказавшись на полу, несколько секунд не шевелился. Нет, он не пострадал, просто стряхивал с себя постыдное наваждение вызванное созерцанием спящей девочки. Даже падение не смогло полностью вывести его из заторможенного состояния, где он не мог думать ни о чем и ничего не делал, если не считать того, что неотрывно таращился в монитор. Наконец, почувствовав, что почти пришел в норму, резко поднялся, выдернул из предплечья доску с торчащими из нее гвоздями, отбросил в сторону с такой силой, что она оставила заметную выбоину на стене. Решив, что этого недостаточно, взмахнул рукой, задев когтями потолок, резко опустил. Черный широкий монитор с противным треском сложился в безобразный комок и в таком виде отправился вниз, вслед за обломками разбитого чуть ли не в мелкие щепки стола. При этом сверкнула искорка короткого замыкания, в бункере мигнул свет, но не отключился, заработал как ни в чем ни бывало. Ловя уродливыми ноздрями запах горелой изоляции, Дзен поймал себя на мысли, что он голоден. Нет – неправильно. Он не просто голоден, он очень хочет мяса. Что, впрочем, неудивительно, ведь он всегда хочет только его. Странно другое – он хочет сырое мясо. Нет, даже не так, он хочет вырывать клочья плоти из кричащего тела и впиваться в них, еще трепещущие, чавкать кровью, рычать и урчать от высшего наслаждения. На миг, наконец, перед взором отчетливо проявилось лицо спящей орхидеи. Ее невероятные глаза были открытыми и мертвыми, а он, издавая омерзительные звуки, вырывал очередной кусок из окровавленного тела. Бухнувшись задом на обломки мебели, Дзен обхватил раздутую от костяных бугров голову обеими лапами и, раскачиваясь из стороны в сторону начал делать то, что неизвестно когда делал в последний раз. Кваз ругался. Он матерился, как пьяный в стельку сапожник, как копеечный гопник, как опустившийся алкаш разбивший последнюю бутылку дешевого пойла. Он костерил последними словами себя за то, что не может совладать со своим измененным телом, которое медленно и неумолимо разрушает его человечность; он осыпал примитивной бранью людей, что пошли за монстром только потому, что тот сказал несколько слов и голыми лапами прикончил слабака, который был виноват лишь в том, что надорвался, не потянув неподъемную ношу. Из-за его опасной слабости азовский запад был на грани того, чтобы превратиться в мертвую землю. Его убийца был куда сильнее и способен на многое, это понимали все с первого взгляда. Люди запада пошли за уродом. Они поверили и до сих пор верят, что лишь чудовище может вывести их из безнадежного тупика. Обычный человек на такое неспособен, судьба последнего претендента на роль владыки этих земель доказала это далеко не первый раз. Дзен оторвал ему голову прорвавшись через кольцо личной охраны обеспеченной тяжелым вооружением и бронетехникой. Никто не сумел его остановить, а что до нескольких пуль, нашедших лазейки в броне, так к боли он почти нечувствителен, и заживает на нем все, как на собаке. И полковника Лазаря он тоже не забыл упомянуть в своих проклятиях. Ему Дзен уделил особое внимание, ведь именно этот дилетант-интриган притащил сюда девочку с удивительными глазами, на которую хотелось смотреть и смотреть. А это делать нельзя. Категорически нельзя. Это делает его слабее. Излив душу голым стенам, Дзен вздохнул почти как человек и подытожил: – Она мне здесь не нужна. Да она никому здесь не нужна. С ней надо что-то решать. И чем быстрее, тем лучше. Но что именно? Отослать азовскую подальше от себя в то время, когда некоторые мечтают оставить ее без головы? У Дзена не так уж много принципов, но отдавать девочку на смерть он не согласен. Тогда что остается? Какие варианты? Нашел время о таком думать, будто других забот нет… Бесформенные губы цвета свежей говядины растянулись, слова вырвались сами собой: – Ну надо же… мелкий зверек, который все время смотрит в сторону леса. Может Лазарь и прав, но это никакой не волчонок. Надо думать. Надо много думать. Глава 19 Без вины виноватая – Подъем, спящая красавица, – задорно прокричала Маргарет чуть ли не в ухо.