— Все не скажу, но поездка и правда не из простых. — Серьезно? Да что ты говоришь? Я просто потрясен, никогда бы ни подумал, ведь был уверен, что мы съездим твоих деток забрать с детского утренника. — Не надо ничего о детях. — Ага, я уже заметил, что у вас тут целый бзик на почве счастливого детства. — Я же сказал — не надо, — с нажимом повторил Рэм. — У меня есть хотя бы мизерный шанс вернуться живым? — Я командую операцией, еду со всеми, манией самоубийства не страдаю. Такой ответ тебя устраивает? — Вполне. Давай побыстрее заканчивать разговор. — Ты куда-то торопишься? — Я нет, а вот мой друг — да. — За него не переживай, я уже дал отмашку, им занимаются. — Но ведь я же еще ни на что не согласился. — Ему не помешает хирург, причем срочно. Обычный хирург. Наши тела умеют восстанавливаться, но для этого их надо кормить, снабжать легкие кислородом, ткани кровью и лимфой. Это трудно сделать с разорванными артериями и кишками, хотя бы местами надо поработать скальпелем, начерно подлатать. Это необходимый минимум, на все остальное пока что не рассчитывай. И если мы разбежимся ни с чем, на тебе повиснет долг за эту операцию. — Даже если Шуст умрет? — Смерть не отменяет оплату. Уж извини, что я не спросил согласия, но был уверен, что возражений не будет. Или это не так? Скажи прямо, я могу позвонить в больницу и все отменить. — Не надо, возражений нет. — Приятно, что ты такой предсказуемый. — И я согласен. — Что, даже не хочешь узнать подробности? — Все равно ты будешь темнить и ничего толком не расскажешь. — Откуда такая уверенность? — Ты тоже предсказуемый. — Гм… Один-один, пока что ничья. Ладно, ты согласен, но я пока что не согласен. Дело щепетильное, мне надо быть уверенным в каждом человеке. Тебе придется ответить на несколько вопросов. — Валяй. — Служил? — Да. — Спецвойска? — Простой срочник в простой пехоте. — Специальность? — Гранатометчик. — Боевой опыт есть? — Есть. — Где получил? — На юге. — Чечня? — Нет. — Первая Черноморская? Вторая? book-read-ads — О таких не слышал. — Это бывает. В наших мирах на пачке сигарет может совпадать все до последнего штриха, но при этом различаться количество планет Солнечной системы. Я тут на всяких навидался, Улей тот еще затейник. Так что за война? — Плохие воевали с хорошими. — Да что ты говоришь, я даже не знал, что такое бывает. Ты, само собой, храбро сражался на стороне хороших? — Именно так. Хотя сильно подозреваю, что другая сторона считала иначе. — Ты мне только что глаза на сакральную суть большой политики раскрыл. На контракт пошел или по призыву загребли? Как вообще там оказался? — Доброволец из сопредельного государства. — Наемник? — Денежное довольствие не получал. — Из идейных, значит? — Не совсем. Жизненные обстоятельства заставили. — Это какие такие обстоятельства? — Непреодолимой силы. — Неразделенная любовь? Изменила? Пойду убьюсь об танк, и пусть потом эта змеюка на горькие слезы изойдет? — Мне обязательно на это отвечать? — Не обязательно. По специальности там был? — Нет, записан стрелком, разное делать приходилось. — Противника хоть видел? — Видел. — Стрелял? — Да. — Вальнул кого-нибудь? — Не знаю. — Здесь ты сжег «бэтэр» с экипажем. В душе ничего не дрогнуло при этом? — А должно было? — Вопрос снимается. В больнице ты вроде как подробно рассказал о том, что случилось в Кумарнике, но остались непонятные места. Для меня непонятные. Как элитник оказался на свободе? — Мне рекомендовали не отвечать на такой вопрос. — А мне плевать на рекомендации, мне нужен четкий ответ. Так как? — Я его отпустил. — Ты его… Гм… Интересные дела… Вопросов у меня море, но в первую очередь интересует главное — почему он тебя не прибил сразу после этого? — Я убедил элиту, что это не в его интересах. — Убедил элиту? Мне как никогда нужны подробности. — У меня дар убеждения. Ну и мина в моих руках его смущала. — Мина? — Противотанковая. Это такая круглая и тяжелая штука скрытно устанавливаемая в местах вероятного появления… — Я знаю, что это такое, — перебил Рем. — Мне надо, чтобы ты подробно раскрыл тему смущения элитника. — Сказал ему, что если он хотя бы облизнется в мою сторону, я изображу из себя камикадзе. — И он поверил?