Кинжал с отравой востока гнилого, Прости издержки мира дрянного. Забери меня в метель жаркого юга, Стужа предавшего лучшего друга. И пойду я дорогою острых шипов, В ту страну где нет радостных дураков, Где синяя лошадь встретит меня, Как любимого с детства коня… Рос, мягко говоря, не слишком разбирался в современной поэзии, но по поводу этого стихотворения, по его мнению, правильным будет всего лишь один вердикт: редкостная по своей несообразности графомания. Или если обратиться к медицинской терминологии — алкалоидный бред обкуренного сознания. Впрочем, в здешнем антураже даже такой бред выглядел эффектно за счет обстоятельств преподнесения. Антураж прощал многое. Столичные любители поэзии не просто так выбрали этот сад для декламации своих произведений. Здесь весьма подходящие условия для игры на публику. Во-первых — много разнообразных цветов, запахи от них просто одуряющие, возможно даже с наркотическим эффектом, потому что картинка начинает плыть уже после пары вдохов. Во-вторых — сотни скамеек из белого мрамора и ценных пород древесины, которая добывается несчастными игроками-нулевками в опасных тропических дебрях. Так что здесь есть где разместиться зрителям и коллегам по перу. И, наконец, самое главное — третье: высоченная арка из сиреневого камня, по обеим сторонам которой закрученными внутренностями витой раковины спускаются оригинально устроенные пандусы. По ним можно без труда забраться на высоту девятиэтажного дома, где, стоя на ветру, нести полную чушь для тех, кто смотрит на тебя снизу вверх, и они будут хлопать, потому что выглядит все очень круто. Плюс ароматы от непростых цветов крайне пагубно сказывались на критических способностях. — Что это за цветы? — спросил Цифра. — Я такие же хочу в горшке на своем подоконнике. Кодими покачал головой: — Они волшебные. Растут только в двух местах и нигде более. Первое вы сейчас видите, второе для широкой публики недоступно. «Лотос поэта», выведены личным садовником императора. Помимо всего прочего их аромат не дает скрываться тайному. Проще говоря, никто не может находиться здесь в скрытом состоянии. То есть невидимки не смогут подобраться к нам и подслушать. — И правда удобное место, — кивнул Рос. — Я знаю кто ты. — Ты хотел сказать только это? — Нет. У меня к тебе взаимовыгодное дело. — И? — Я дам тебе информацию, а ты за нее заплатишь. — Мы не платим разным проходимцам, — вмешался жадноватый Цифра. — Я бы предпочел разговор с глазу на глаз. Уважаю твоего друга, но он почти непричастен к некоторым твоим делам и к тому же сильно уязвим в реале. То, что он здесь услышит, может ему навредить, и уж на пользу точно не пойдет. Рос, подумав пару секунд, кивнул: — Цифра, если он скажет что-то, что тебе надо будет знать, я потом расскажу. А пока лучше посиди в сторонке. — Как скажешь. Только не затягивай, а то от той ереси, что они несут сверху, голова распухнет, а она и без того у меня не маленькая. — Хорошо. Кодими подождал, пока Цифра не отойдет, и уставившись в одну точку, произнес: — Меня когда-то звали Коди Митчеллом, я был сотрудником «Second World», отдел игровой аналитики. — Почему звали? — Ты Евгений Ростовцев, жертва несчастного случая на производстве. От твоего тела мало что осталось, но оно все же есть, ты все еще жив, и ты можешь называть себя так же, как в реале. А я это право потерял. Моего тела больше нет. Оно сгорело в то время, когда я находился в игре. Его вытащили из остатков капсулы, спасать было нечего. — Соболезную. Ты, значит, тоже завис здесь. — Не совсем. Ты в игре по своей воле, а я нет. Это была насильственная смерть. Меня убили, и убили ни за что. Ситуация была не рядовой, признаю, но я никогда не предавал корпорацию. Однако кто-то решил иначе, и это стало приговором. Приговором несправедливым. Просто поиск информации часто сопряжен с ее обменом, иногда при этом возникают неоднозначные ситуации. Я, Рос, один из тех, кто тебя искал тогда, в самом начале, после твоих первых подвигов. И я единственный, кто смог напасть на твой след. Потом с этим стало легче, мое открытие позволило разработать оптимальный алгоритм поисков. Но даже при этом ты все равно ускользал и, главное, мы ни на шаг не приблизились к ответу на простой вопрос: кто ты такой и что тебе от нас надо? — И ты решил сейчас это выяснить? Вот так, напрямую? В лоб? book-read-ads — Нет. Я ведь мертв. А мертвецы не могут быть сотрудниками корпорации. Мне твои тайны неинтересны. То есть на самом деле я был бы не против узнать ответы, но меня сейчас куда более занимают другие вещи, так что нет смысла кормить пустое любопытство. Я расскажу тебе все что мне известно. Не знаю кто ты и зачем все это делаешь, но тебя нельзя отнести к друзьям корпорации. Скорее наоборот. Возможно, то что ты узнаешь, поможет тебе лишний раз навредить ей. Хоть какая-то, но месть. Я знаю многое, и недорого возьму. Соглашайся, это выгодная сделка. — Должен сказать, что если я не друг твоей бывшей корпорации, то и не враг. Я сам по себе, и не знаю, на что ты намекаешь. — Но тебе интересно то, что по поводу тебя там думают и собираются предпринять? — Был бы не против узнать. — Я хочу двадцать пять тысяч игровым золотом. — Это не маленькие деньги. — Это смехотворная сумма за такой товар. Я мог бы попросить у тебя куда больше, но мне столько не надо. Двадцать пять тысяч, и ты узнаешь то, что вряд ли кто-нибудь расскажет. — Твоя информация может не стоить таких денег. — Не сомневайся, стоит. Будь все по старому, я бы так и держал рот на замке. Никто даже не догадывается, что мне известны такие детали. Опасные тайны, их хорошо прячут, но я всегда умел находить то, что другие не замечают. За это меня и ценили. В наше время невозможно провернуть дело и не оставить следов. Эти люди умны, но одновременно глупы. Пряча концы в воду они оставляют ниточки к ним, передавая их в руки карманных аналитиков. А те умеют вытягивать затопленные тайны, но ведь это не означает, что их преданность можно ставить под сомнение. Просто работа такая. Давай так: я тебе рассказываю все то, что тебе полезно будет знать. А ты потом сам решаешь, стоит ли это таких денег или нет. — Ты настолько мне доверяешь? — Я неплохо успел тебя изучить. Возможностей для этого хватало. Местами знаю о тебе больше, чем ты сам. — Например? — Вот ты активно используешь один из расовых бонусов, позволяющий тебе набивать лишние очки характеристик за счет потери уровней. Многим о таком фокусе рассказывал? — Немногим, но это известно не только мне. И, насколько знаю, это не уникальное свойство. Есть и другие игроки, которые так поступали. — Таких рас в стандартном списке выбора нет. — Я удачно попал на распродажу раритетного товара. На акцию. — Ну да… акция… ага… А известно ли тебе, что вечно эта лавочка работать не будет? Ты не сможешь задарма получить, допустим, тысячу очков ловкости раз за разом спуская уровни от семидесятого к десятому. Рано или поздно игра на это среагирует, введет новый элемент, который закроек перед тобой эту лазейку. — До тысячи очков ловкости мне еще очень далеко. — Даже если обрежут эту возможность, для тебя такая цифра все равно пустяк. Ты же у нас величайший герой. Так согласен на мои условия? — Я плачу только после получения информации, и только в том случае, если сочту ее достаточно ценной. А ты мне доверяешь и ничего не скрываешь. — Да, доверяю. Да и нет времени на уговоры. — Хорошо, согласен. — Эти люди могут тебя убить. — Кто они? — Шайка. Верхушка корпорации. Ты хоть знаешь с чего начинался «Second World»? — Не интересовался. — И зря. Я бы на твоем месте уж точно поинтересовался, как родилась игрушка, в которой ты живешь. Ты ничего не слышал про Михаэля Зильбера? — Мультимиллиардер. Не припомню с ним громких скандалов. Обычный толстосум. — У нас его называют просто: Старик. Он и правда очень стар. Некоторые верят, что он был старым еще до рождения Мафусаила[16]. Может так и есть. Зильбер был дряхл уже в те времена, когда все только начиналось. Никто тогда даже не заикался про игры, Зильбер поставлял армии симуляторы. Эффект полного присутствия в кабине истребителя: перегрузки, почти неотличимые от реальных пейзажи, детальные картинки разрушений наземных и воздушных объектов, негативные ощущения при гибели твоего самолета. Аналогично с бронетехникой, был и симулятор пехотного боя, причем в коллективном режиме. То есть, допустим, четыре солдата забираются в танк и начинают стрелять из пушки и пулеметов, давить гусеницами все живое, и все это при поддержке артиллерии, вертолетов и зеленых беретов. До того, как армии начали массово переходить на роботов и всяких беспилотников, от человека зависело слишком многое и такие тренировки позволяли сберечь ресурс дорогостоящей техники. Да и риска для личного состава не было. Сперва лаборатории Старика выдавали подвижные кабины, куда помещали военнослужащего. Эти кубы крутились во все стороны, резко тормозили, разгонялись, имитировали даже невесомость, хоть и не слишком удачно. То есть работала в том числе и механика, хотя основная нагрузка приходилась на электронику. Одно то, что при этом была создана новая технология передачи изображения — о многом говорит. — Я немного знаком с этой темой. — Симуляторы такого рода — не новость. Конкурентов в этом деле у Старика всегда хватало. Пока в один прекрасный день ему не повстречался один весьма ненормальный профессор. Случайно не слышал про такого? — Не понял, о ком ты? — Прости, мысли уже не те, тают как и все остальное. Профессор Барбаросса. — Это не тот, который предлагал заменять нервы золотой проволокой? — Журналисты, как всегда, все переврали, но да, о нем многие слышали в том числе и из-за таких эпатажных заявлений. Классический чудак-скандалист. Но он был настоящим гением. «Синтетический разум» — исключительно его заслуга. И еще куча революционных работ, вроде «Сознание в цифровой среде». С его теориями Старик начал выпускать совершенно другие симуляторы. Отличий от реальности не было ни малейших, истинный эффект полного погружения. Безо всяких обманных ухищрений — никаких вращающихся качелей, и прочих уловок. Именно тогда появились первые капсулы, в одной из которых меня потом убили. Старик не тянул игровой проект финансово и его со всех сторон уговаривали поумерить аппетиты, сделать мир меньше и проще, без такой изуверской реалистичности. Но он был непреклонен. И странное дело, его давние враги, с которыми он не один десяток лет был на ножах, в очередь начали выстраиваться со своими миллиардами. Именно за их счет создавали Второй Мир. Не странно ли? Друг другу столько подлостей сделали, но вдруг внезапно стали единомышленниками. Вижу что тебе это неинтересно, просто это я к тому, что деньги для таких людей не главное. Из-за них они бы не стали ложиться под Старика. Он купил их чем-то другим. Чем-то, за что все эти толстосумы выложили столько, что на эти средства мы бы могли начать освоение Марса. За что, Рос, можно отказаться от всех принципов? Я тебе отвечу: за лишний день жизни. Уж кому как не мне это знать. И тебе, кстати, тоже. Если твое тело и правда настолько серьезно пострадало, в чем я не уверен. — Как ты и сам понимаешь, я тоже его не видел, но сомневаюсь, что кто-то смог провернуть такую мистификацию. — Хочешь сказать, что вообще ничего не знаешь? То есть ни при чем? Впрочем, так или иначе, но ты сейчас опасно знаменит и до того всем интересен, что заплатишь мне с удовольствием. Ты не дурак, дурак бы столько здесь не наворотил… Что ты знаешь об игровом равновесии?