Через час Лина, завернутая в чью-то куртку, сидела перед Буренкой – начальницей канцелярии, по совместительству занимающей должность монастырского психолога. Почти полчаса она тщетно пыталась выдавить из девушки хотя бы слово, позволившее объяснить произошедшее, но тщетно. Затем принесли одежду, собранную под перевернутыми шкафчиками, и через пять минут воспитанница стояла на ковре у настоятельницы. Когда через двадцать минут она вышла оттуда на своих ногах и сохранив штаны сухими, охранницы, подоспевшие по звонку, уважительно переглянулись. Лина получила самый странный приговор – сидеть в карцере до той поры, пока Садистка не выйдет из медицинского блока. Зная подлый характер инструкторши, девушка не сомневалась, что по такому случаю она будет готова лежать на больничной койке до тех пор, покуда не дождется смерти строптивой воспитанницы. На четвертую ночь, когда Лина привычно дремала, одним глазом посматривая на ноги, дабы не дать ни единого шанса своре голодных крыс разделяющих с ней жилплощадь, над головой послышались шаги. Решетка люка распахнулась, вниз спустилась лестница. Девушка сомневалась, что Садистка восстановила пошатнувшееся здоровье, но пренебрегать приглашением не стала. Наверху ее встретила настоятельница. Цыкнув, она оборвала намечающееся приветствие перепуганной воспитанницы и угрожающе произнесла: – Если хоть одно слово произнесешь громким голосом, я швырну тебя обратно головой вниз, и, если умудришься при этом выжить, подгоню пару машин, залью карцер двухметровым слоем дерьма и забуду о твоем существовании. Все поняла? – Так точно, – шепнула Лина. – Иди за мной, только ни звука. Девушка послушно последовала за настоятельницей. Та обогнула казармы охраны, прошла вдоль окраины поселка, в котором проживали сотрудницы, подошла к неприметному угловому коттеджу, раскрыла дверь черного хода. Пропустив девушку вперед, завела ее на кухню, не включая свет, жестом приказала присесть на табурет. Лина послушалась, хотя чувствовала себя неудобно, сидя перед стоящей грозной хозяйкой Монастыря. За время пребывания в карцере зрение девушки обострилось, в темноте она видела прекрасно, но сейчас боялась даже глаза поднимать. Настоятельница несколько секунд помолчала, затем рутинно уточнила: – Как я понимаю, рассказывать о том, что именно произошло в раздевалке, ты не собираешься? Лина промолчала, что само по себе являлось красноречивым ответом. – Понятно, – не удивилась женщина. – Старший инструктор рукопашного боя Садова уверяет, что, заглянув в раздевалку, застала тебя за запрещенным занятием. На ее замечание ты отреагировала своеобразно – нападением. Сотрудницы, ворвавшиеся на шум, подтверждают ее слова, они видели, что ты избивала ее палками. При разборе бардака, устроенного при драке, на полу обнаружили искусственный член кустарного производства. Все улики против тебя. Ты точно ничего не хочешь сказать? Девушка никак не отреагировала на слова настоятельницы, продолжая тупо смотреть на свои ноги. Та после паузы продолжила: – У тебя есть три выхода. Первый: добровольно уходишь из Монастыря. Второй: рассказываешь правду о том, что там было. Я прекрасно знаю, что Садистка к тебе была неравнодушна, на ее лесбийские замашки уже приходили сигналы. Твои показания в сочетании с фактом пьянства и профне-пригодности позволят дать ей пинка под зад, вышвырнув за ворота. Этот член явно принадлежал ей, я знаю тебя как облупленную и не сомневаюсь, что наш врач после беглого осмотра подтвердит, что ты никак не могла себя им удовлетворять. Я эту штуковину хорошо рассмотрела: под нее надо иметь щель не меньше, чем у коровы, а это как раз размер Садистки. Тебе с ней меряться бесполезно, так что эта «улика» не вызывает ничего, кроме смеха. Профнепригодность очевидна, раз она позволила отметелить себя воспитаннице, которая легче ее в два раза. Итак, какой выход выбираешь? – Вы еще не назвали третий, – еле слышно произнесла Лина. – Ветрова, ты проста как копеечная монета: другого я от тебя и не ожидала. Знаешь, иногда, сталкиваясь с очередным фактом твоего ослиного упрямства, я испытываю дикое желание сжать твою шею и давить до тех пор, покуда голова не отделится от тела. У тебя редкий дар раздражать людей, хотя, должна признать, достоинств тоже хватает. Будь ты попроще, цены бы не было, а так… Третий выход прост: как только Садистка выходит из медблока, я устрою ей экзамен для снятия обвинения в профнепригодности. В рамках этого ей придется провести с тобой жесткий спарринг до нокаута, ведь все началось именно с тебя. Итак? – Я выбираю третий выход. – Она тебя убьет, – констатировала настоятельница. – Так точно, – тихо согласилась Лина. – Знаешь, Ветрова, в такие моменты ты мне кажешься зомби. Знаешь, кто такие зомби? – Так точно. В классификационных справочниках Ордена именуются навьи. Морфологически и генетически подразделяются на… – Заткнись, здесь не экзамен. Ветрова, раз уж ты такая беспросветная дура, то лечить это поздно, разве что хирургическим путем. Завалить Садистку ты не сможешь, это – жизнь, а не сказка. Не знаю, как ты справилась с ней в тот раз, но сейчас она будет трезвая, злая и не в тесноте раздевалки, а на родной площадке, где порвать дюжину таких, как ты, для нее легче, чем высморкаться. Никакие фокусы там не пройдут. Все, ты почти покойница, мне даже разговаривать с тобой жутковато, трупные пятна начинают мерещиться. Прочувствовала? Все еще настаиваешь на своем? – Так точно. – Ишачка! В голову трахнутая ишачка! У тебя просто талант, такие, как ты, в утробе матери приключения находят! Собственно, с тобой так и получилось: вся твоя никчемная жизнь – сплошное недоразумение. Раз уж ты ею так не дорожишь, что ж, твое право. И знаешь, Ветрова, чем-то ты мне все-таки импонируешь. Вряд ли ты задержишься на этом свете, но уверена: тебя будут помнить многие. Пожалуй, сделаю я тебе королевский подарок, дам возможность трепать мне нервы и дальше. Ну как, хочешь пережить встречу с Садисткой? – Так точно, – призналась воспитанница. – Странная ты, Ветрова… Вроде и жить хочешь, только поступаешь вопреки своим желаниям. Впрочем, это не моя задача копаться в мозгах идиоток, подобных тебе, выискивая истоки их конченых мотиваций. Значит так: когда ты сойдешься в спарринге, то должна будешь продержаться против Садистки пять минут, причем ее надо будет довести до седьмого пота. Что вытаращилась? Я что-то неясное сказала? Пять минут, всего лишь пять минут, не позволяй ей замесить тебя в первые секунды, поняла? – Так точно… то есть… никак нет. – Глаза умные, а сама дура дурой! Ох, и постоишь ты у меня еще на ковре, если выживешь! Ладно, повторяю: ускользаешь, убегаешь, делаешь что угодно, но пять минут ты должна продержаться, и при этом Садистка обязана крутиться, как белка в колесе. После медблока она маленько растеряет форму, это твой шанс. И хватит удивленно моргать, тебе не надо будет ее валить, да и как ты ее свалишь? Будь уверена, через пять минут она сама упадет. Поняла? – Никак нет. – Ладно, попробуем с другой стороны. Ветрова, я приказываю тебе пять минут продержаться против Садистки. Приказ понятен? – Так точно. – Вот и хорошо. Учти, если ты его не выполнишь, но каким-то чудом Садистка тебя не убьет, то получишь под зад коленом и будешь лететь до самой Алтайской базы. Я лично попрошу, чтобы тебя там встретили не очень ласково. Причем это мягко сказано: я умею устраивать людям нехорошие сюрпризы. Все поняла? – Так точно. – Так, теперь практические вопросы. Садистка будет лежать еще не меньше недели, ей спешить резона нет. За это время, сидя в карцере, ты превратишься в дистрофичную истеричку, сбрендившую от недосыпания. Драться не сможешь, это факт. Так что все эти дни проведешь здесь. Дом пустой, его хозяйка сейчас в отпуске. Свет не включай, разве что в ванной и туалете, к телевизору не прикасайся. В общем, никто не должен догадаться о твоем существовании. Еда в холодильнике есть, завтра я принесу еще. Все поняла? – Так точно. – В ночь перед поединком я верну тебя в карцер, утром тебя оттуда выпустят на глазах свидетелей. book-read-ads – Разрешите обратиться? – Да. – Ведь охрана неизбежно узнает, что меня там не было все эти дни. – Ветрова, не забивай себе голову разной ерундой. Все, что от тебя требуется, продержаться пять минут. Остальное не твоя забота. Пяти минут не потребовалось. День поединка запомнился Лине фрагментарно: некоторые моменты намертво впечатались в память до мельчайших деталей, другие канули в небытие. Странно, но, сидя в подвале магистрата, девушка отчетливо сумела вспомнить даже то, что считала полностью позабытым. Для этого ей не пришлось напрягать память – все пришло само собой. Местом поединка назначили плац – случай для Монастыря небывалый. В полном составе присутствовала учебная группа Лины – в качестве судей со стороны воспитанниц. Сотрудников собралось гораздо больше – помимо десятка свободных инструкторов сбежались техники, охранницы, повара и медики, обступив площадку со всех сторон. Чуть дальше проводили занятия несколько групп, но ни девочки, ни их инструкторы не слишком старались преуспеть в тренировках, выворачивая шеи, они смотрели в одну сторону. Несмотря на осеннюю прохладу, в административном корпусе раскрыли почти все окна: со столь удобной позиции наблюдать за схваткой можно было с большим комфортом. Лину, сжимаемую с боков двумя охранницами, провели через толпу зрителей. Встав в своем углу, она посмотрела на другую сторону площадки, где почти одновременно с нею появилась Садистка, тут же опустила глаза, не желая встречаться взглядом с противницей. На середину вышла любимица настоятельницы – инструктор Кобра. Трижды хлопнув в ладоши, она уняла людской рокот и четко произнесла: – Итак, не буду вдаваться в историю вопроса. Все просто: бой идет до полной безоговорочной победы нокаутом. Разрешено все, кроме ударов в глаза и укусов. Готовы? Лина кивнула. – Ну что же, начали. И постарайтесь не убить друг друга. Шагнув вперед, Лина подумала, что последними словами Кобра немало ей польстила. Девушка понимала, что никто всерьез не верит в то, что она может убить свою противницу. А вот Садистке это проделать несложно – воспитанница не раз наблюдала, как та кулаком прошибает толстенные доски, а ребром ладони ломает стопку черепицы. Стоит принять на себя подобный удар и все – нокаут будет чистый. Чище некуда – уже завтра, после короткой церемонии, труп Лины сожгут в монастырском крематории. Садистка не рассчитывала надолго растягивать поединок – быстро достигнув середины площадки, она в два шага разогналась, взмыла в воздух, обрушилась на неуверенно плетущуюся девушку, намереваясь подмять ее под себя без особых затей. А уж там, катаясь по асфальту в обнимку, можно без труда свернуть хрупкую шейку – проявлять гуманизм женщина не собиралась. Но неуверенность Лины была кажущейся: взорвавшись каскадом молниеносных обманных движений, она ушла в сторону буквально из-под носа грозной противницы, пропустила ее мимо себя, грациозно развернулась, и, прижав кончики пальцев к их основаниям, вбила в правую почку инструкторши жестокий удар «тупым копьем». Ладони девушки не были изуродованы мозолями каратистов – фаланги пронзила дикая боль, она поняла, что этой рукой сможет бить не скоро. Но Садистке пришлось гораздо хуже – не сдержавшись, она испустила короткий крик, полный ярости и боли, от шока едва не присела на колено, но сдержалась, молниеносно развернулась, вынудив Лину отскочить на пару шагов. Увы, девушка не смогла развить успех – противница оказалась еще опаснее, чем представлялось. Все эти дни девушка монотонно, раз за разом повторяла эту связку, специально разработанную для намечающегося поединка. Инструкторша не подкачала – атаковала так, как и предполагала воспитанница. Но вот то, что она сумеет вытерпеть адскую боль, предположить было невозможно. Все – это был главный козырь Лины, теперь придется туго. Следующую атаку Садистка провела осторожно, технично, не надеясь на свою силу. У Лины было два преимущества – феноменальная реакция и малые габариты, позволявшие увернуться в ситуации, где это невозможно для более рослого противника. Однако огромный опыт и великолепная техника инструкторши сводили эти преимущества на нет. Лина металась белкой в колесе, пропуская мимо себя смертоубийственные удары, руки и ноги противницы рассекали воздух с ревом, а девушка даже не пыталась атаковать. Странно, но она почему-то верила настоятельнице и твердо решила продержаться пять минут. Оборона, надо просто обороняться, выигрывая время. Не пропустив ни одного удара, она за минуту поединка заработала несколько ссадин и шишек от частого соприкосновения с асфальтом. Садистка плохо работала по низким целям, Лина прекрасно знала об этом ее недостатке и умело им пользовалась, при любой возможности ускользая к земле, кувыркаясь или просто наклоняясь при резких уходах. Девушка превратилась в движущийся компьютер, безошибочно рассчитывающий безопасные траектории движения, иной раз пропуская кулаки Садистки в считаных миллиметрах. Та ревела от бессильной ярости, но зацепить прыткую противницу не могла. Долго это не продолжится – рано или поздно Лину зацепят и тогда… Кулак Садистки она поймала на исходе четвертой минуты. Лина дешево купилась на элементарную хитрость – ложную подсечку. Она поспешно подпрыгнула, уводя тело в сторону, но Садистка, вместо того, чтобы закрутиться в холостом ударе, повела вынесенную ногу вперед, совершенно неожиданно выиграв несколько сантиметров дистанции. Этого ей вполне хватило. Лина вскрикнула, понимая, что на этот раз не уйти, успела вскинуть руку в блоке, но полностью отвести удар не смогла – кулак прошелся вскользь, разбив ей бровь. Удар швырнул девушку на спину, хотя она и успела хлопнуть рукой за спину, но это смягчило падение лишь частично – затылок соприкоснулся с асфальтом. Лина, оглушенная дважды за одну секунду, «поплыла», покинув реальность на несколько мгновений. Когда начал возвращаться контроль над разумом и телом, она поняла, что сейчас умрет. Мозг пока плохо анализировал картинку, но девушка отчетливо представляла, как Садистка взмывает в воздух, намереваясь проломить ей грудную клетку завершающим ударом своих тяжелых ботинок. Непонятно, откуда взялись силы, но Лина ухитрилась откатиться в сторону, выйдя на колено, тут же взмыла вверх, ушла на пару шагов, едва не влетев в толпу зрителей, и только сейчас смогла осмотреть «поле боя». Садистка лежала посреди площадки, ее застывшие глаза с обидой уставились куда-то вверх. Впоследствии все, кто наблюдал за поединком, дружно доказывали Лине, что, уже падая, она сумела зацепить голову противницы хлестким, коротким ударом. Однако сама девушка знала наверняка, что за всю схватку сумела нанести один-единственный удар, в самом начале. Все, больше попыток атаки не было. Вскрытие провели монастырские врачи. Вердикт был прост: инсульт – у Садистки лопнул один из множества сосудов головного мозга. Следов сильного удара, способного вызвать подобную травму, они не обнаружили, так что, по-видимому, инструкторша пострадала из-за болезненных изменений. Странно для такой цветущей, здоровой женщины, но ничего невероятного в этом не было. Возможно, Лина и смогла бы поверить в официальную версию, несмотря на всю дикость ситуации, но этому помешало одно маленькое обстоятельство. Еще не осознав гибели противницы, девушка подняла голову, пытаясь рассмотреть, куда так пристально уставились мертвые глаза. Секундой позже – и ничего бы не заметила, да и тогда успела засечь только последнюю фазу закрывания окна и бледный овал лица настоятельницы, мелькнувший за стеклом кабинета. В отличие от остальных зрительниц, вытягивающихся над подоконниками в стремлении рассмотреть подробности, женщина явно знала, что больше ничего интересного не будет. Перед Линой был простой выбор: считать себя убийцей или невольной соучастницей убийства. Нет, обвинять девушку никто не стал. Ее для профилактики озадачили месяцем хозработ и ограниченного пайка, но каждая из старших воспитанниц нашла возможность прилюдно пожать ей руку, поздравив с победой. Некоторые сотрудницы последовали их примеру: Садова не пользовалась особой популярностью. Покойницу запаяли в цинковый гроб и отправили в Мурманск, где проживала ее родня, на этом история закончилась. Но Лина не желала признавать себя убийцей, пусть даже и нечаянной. Постепенно, по крохам, фильтруя многочисленные слухи, она выяснила, что Садистка стояла настоятельнице поперек горла. Монастырь был слишком самостоятельной структурой, чтобы терпеть сотрудниц, навязанных извне, от них избавлялись под самыми разными предлогами. В свое время Садову взяли по настоятельной рекомендации Московского магистрата, выгнать ее без веских причин было не столь просто. Настоятельница не станет конфликтовать с руководством целого региона – это неразумно. Лина долго не могла понять, как именно убили Садистку, помог в этом простой случай – невольно подслушанная беседа между сотрудницами. Из нее девушка узнала, что перед поединком инструкторша была принята в кабинете настоятельницы. Кобра, бывшая этому свидетельницей, уверяла, что они спокойно побеседовали за чашечкой кофе, якобы хозяйка Монастыря просила быть поаккуратнее и не сильно калечить дерзкую воспитанницу. Справочник по токсикологии выдал ответ на четыреста шестьдесят девятой странице. Описанное вещество без вкуса и запаха легко растворялось в горячей воде, а в человеческом организме разлагалось за пять – шесть часов без всяких последствий. Но было одно «но»: если человек, выпивший раствор этого токсина, займется интенсивными физическими упражнениями, опасно увеличив свой пульс, то почти наверняка получит разрыв кровеносных сосудов – смерть от инсульта почти гарантирована. Если сразу не произвести вскрытие, то следы преступления не обнаружить – коварный яд разрушается даже в мертвом теле. Лина прекрасно помнила слова настоятельницы про пять минут. Итак, она действительно соучастница убийства. Как ни странно, но ни малейшего потрясения это открытие не вызвало. Девушка, разумеется, не стала делиться своим открытием с подругами. Она и без этого знала, что Монастырь не настолько идиллическое место, как кажется, – здешним интригам позавидует любой средневековый королевский двор. Некоторый осадок оставила мысль, что жизнь Садистки была в ее руках – Лина могла дать против нее показания, после чего женщину бы тихо, без скандала, выгнали. В подобной ситуации магистрату обижаться не на что. Но упрямая воспитанница не пожелала изменить своим диким принципам, и, сама о том не подозревая, подписала инструкторше суровый приговор. Теперь она понимала, почему схватку решили проводить на плацу – в первые годы после основания Монастыря там приводили в исполнение смертные приговоры. В те времена это случалось нередко. Иезуитская казнь. Глава 20